Джеральд Даррелл

Птицы, звери и родственники

Посвящается Теодору Стефанидесу, с благодарностью за смех и знания

Семейное обсуждение

Зима выдалась суровая, и даже когда ей на смену вроде бы пришла весна, крокусам, обладающим трогательной и непоколебимой верой в смену времен года, приходилось упорно пробиваться сквозь тонкую корку снега. Низкое и серое небо готово было в любую минуту выдать очередной снегопад, а вокруг нашего дома завывал колючий ветер. В общем, погодные условия нельзя было назвать идеальными для посиделок, особенно в случае с моей семейкой.

Мы впервые собрались вместе в Англии после окончания Второй мировой войны, и надо же такому случиться, что в этот день мела метель. На моих домашних это подействовало не лучшим образом: повышенная раздражительность, обиды по пустякам и ни малейшей готовности прислушаться к чужому мнению.

Словно прайд угрюмых львов, мы все сошлись вокруг огня, полыхавшего так немыслимо ярко, что казалось, вот-вот займется дымоход. Моя сестра Марго пять минут назад притащила из сада сухое деревце, один конец которого засунула в камин, а второй спокойненько лежал на ковре. Мать как будто сосредоточилась на вязанье, но, судя по отсутствующему выражению лица и молитвенно шевелящимся губам, обдумывала меню завтрашнего обеда. Мой средний брат Лесли уткнулся в солидное пособие по баллистике, а старший брат Лоренс в свитере с высоким воротом, в каких обычно ходят рыбаки (к тому же слишком свободном, на пару размеров), стоял у окна и регулярно сморкался в большой ярко-красный носовой платок.

— Какая ужасная страна, — развернувшись, бросил он нам с вызовом, как будто мы персонально несли ответственность за установившуюся погоду. — Стоит только сойти на берег в Дувре, как на тебя набрасываются полчища микробов… Вы хоть понимаете, что у меня первая простуда за двенадцать лет? А все потому, что до сих пор у меня хватало ума держаться подальше от острова Пудинг. Кого ни встретишь, у всех насморк. Круглый год в Великобритании все только тем и занимаются, что ходят по кругу и сладострастно чихают друг другу в лицо… ни дать ни взять карусель инфекций. И какой, спрашивается, шанс у тебя выжить?

— У тебя обычная простуда, а ведешь ты себя так, словно это конец света, — сказала Марго. — Почему мужчины такие нытики, не могу понять.

Ларри испепелил ее взглядом слезящихся глаз.

— Знаете, в чем ваша беда? Вам нравится быть мучениками. Только люди, склонные к мазохизму, способны жить в этом вирусном раю. Вы стагнируете. И вам нравится угасать в море инфекций. Можно еще понять людей, которые ничего другого не видели, но после греческого солнца… Вам есть с чем сравнивать.

— Да, дорогой, — примирительно сказала мать. — Но тебе просто не повезло с погодой. Здесь бывает очень даже хорошо. Весной, например.

Ларри уставился на нее:

— Не хочется тебя выводить из затяжного, как у Рипа ван Винкля, сна, но весна уже наступила… якобы. Чтобы добраться до почты, надо запрягать упряжку с эскимосскими лайками.

— Полдюйма снега, — фыркнула Марго. — Ты все преувеличиваешь.

— А я с Ларри согласен, — заявил Лесли, выныривая из своей книги. — Настоящая холодрыга. Делать ничего не хочется. Даже толком не поохотишься.

— Вот-вот, — торжествовал Ларри. — Если в нормальной стране вроде Греции можно позавтракать в саду, а потом искупнуться в море, то здесь у меня так стучат зубы, что я вообще с трудом могу жевать.

— Хватит уже о Греции, — осадил его Лесли. — Сразу вспоминается Джерри с его кошмарной книжкой. На меня целый год все смотрели косо.

— Целый год? — съехидничал Ларри. — А что тогда говорить обо мне? Ты себе даже не представляешь, какой урон моей литературной репутации нанесла эта карикатура а-ля Диккенс.

— Его почитать, так я ни о чем другом не способен думать, только об оружии да лодках, — возмутился Лесли.

— Что чистая правда.

— Больше всего он отыгрался на мне, — вступила Марго. — Сколько страниц он посвятил моим прыщам!

— По-моему, всех вас он изобразил довольно правдиво, — заявила мать. — А вот из меня сделал какую-то ненормальную.

— Ладно бы меня карикатурно вывели в хорошей прозе, — заметил Ларри и трубно высморкался, — но когда еще и стилистическая беспомощность… невыносимо.

— Одно название чего стоит, — продолжила Марго. — «Моя семья и другие звери»! Меня уже достали вопросом: «А из других зверей ты кто?»

— А мне название показалось довольно забавным, — сказала мать. — Только жаль, что лучшие истории выпали.

— Да, верно, — согласился с ней Лесли.

— Это какие же? — с подозрением спросил Ларри.

— Например, как ты отправился на яхте Макса вокруг острова. По-моему, чертовски смешно.

— Если бы он это напечатал, я бы его засудил.

— Ну и зря. Действительно смешно, — сказала Марго.

— А если бы он рассказал, как ты занималась спиритизмом? Это бы тебе понравилось? — ехидно поинтересовался Ларри.

— Вот еще! Он не посмеет, — ужаснулась Марго.

— То-то же, — позлорадствовал он. — А помнишь, Лесли, как на тебя подали в суд?

— Меня-то ты зачем сюда приплел?

— А кто жаловался, что он не вставил лучшие истории?

— Ах, я про все это даже забыла, — рассмеялась мать. — Мне кажется, Джерри, они смешнее тех, которые ты включил в книгу.

— Хорошо, что ты так считаешь, — сказал я задумчиво.

— Это еще почему? — уставился на меня Ларри.

— Потому что я решил написать про Корфу еще одну книгу и вставить туда все эти истории, — ответил я простодушно.

Это вызвало настоящую бурю.

— Я тебе запрещаю! — прорычал Ларри и оглушительно чихнул. — Категорически запрещаю.

— Не смей писать о моих занятиях спиритизмом! — выкрикнула Марго. — Мама, скажи ему!

— И о том, как на меня подали в суд, — проворчал Лесли. — Я этого не потерплю.

— А если хотя бы упомянешь яхту… — угрожающе начал Ларри.

— Ларри, дорогой, можно не так громко? — попросила мать.

— Тогда запрети ему писать продолжение! — прокричал он.

— Не говори глупости. Как я могу ему запретить?

— Ты хочешь, чтобы все это повторилось? — прохрипел Ларри. — Банк потребует, чтобы ты срочно погасила кредит. Лавочники будут на тебя многозначительно поглядывать. Нас завалят анонимными бандеролями со смирительными рубашками, от нас отрекутся все родственники. Кто у нас глава дома? Вот и запрети ему писать!

— Дорогой, ты, как всегда, преувеличиваешь, — сказала мать. — В любом случае, если он хочет писать, я не могу сказать «нет». Не вижу в этой затее ничего вредного, тем более что речь идет о лучших историях. Почему бы ему не написать продолжение?

Тут семейство встало как один и громогласно объяснило ей, почему мне нельзя писать продолжение. Я подождал, пока буря уляжется.

— Есть и другие интересные истории, — сказал я.

— Какие же, дорогой? — поинтересовалась мать.

Вся семья — раскрасневшись, ощетинившись, сверля меня взорами — замерла в ожидании.

— Ну… — Я задумался. — Опишу твой роман с капитаном Кричем.

— Что? — Она даже взвизгнула. — Только посмей!.. Роман с этим мерзким стариком… Я тебе запрещаю!

— По-моему, самая замечательная история, — елейным голосом сказал Ларри. — Тайная страсть, по-старомодному очаровательное ухаживание… то, как ты водила за нос этого беднягу…

— Ларри, помолчи. — Мать совсем расстроилась. — Не выводи меня из себя. Джерри, мне кажется, продолжение книги — это не лучшая идея.

— Вот и я о том же, — поддакнул Ларри. — Если ты это напечатаешь, мы всей семьей подадим на тебя в суд.

Перед лицом такого твердого и единодушного отпора домашних, готовых на все, чтобы только зарубить идею на корню, мне ничего не оставалось, кроме как сесть и написать эту книжку.

В данном случае перед автором вставали серьезные проблемы. Новых читателей будут раздражать постоянные отсылки к предыдущей книге, которую они не читали, а те, кто с ней знаком, станут досадовать на частые повторы уже известных им событий. Надеюсь, что мне удалось проложить курс между Сциллой и Харибдой.