Девять рассказов Джером Сэлинджер читать онлайн бесплатно

Джером Дэвид Сэлинджер

Девять рассказов

Посвящается Дороти Олдинг и Гасу Лобрано

Мы слышим хлопок двух ладоней. Но одной ладони хлопок как услышать?

Дзенский коан

Самый день для рыбы-остолоп

В отеле было девяносто семь нью-йоркских рекламщиков, которые узурпировали междугородные линии, так что девушке из номера 507 пришлось дожидаться звонка с полудня почти до двух-тридцати. Впрочем, она не теряла времени. Она прочла статью в женском карманном журнале, озаглавленную «Секс: смех или грех». Вымыла гребень и щетку. Вывела пятно с юбки бежевого костюма. Перешила пуговицу на блузке «Сакс». И выщипала два недавно вылезших волоска у себя на родинке. Когда телефонистка, наконец, позвонила ей в номер, она сидела на оконном сиденье и заканчивала красить лаком ногти на левой руке.

Она была девушкой, ничего не бросавшей ради звонящего телефона. Глядя на нее, можно было подумать, что телефон звонит непрерывно с тех самых пор, как у нее начались первые месячные.

Пока звонил телефон, она прошлась кисточкой для лака по ногтю мизинца, подчеркнув линию лунки. Затем закрутила на флаконе лака крышечку, встала и помахала в воздухе левой — влажной — рукой. Сухой рукой она взяла с оконного сиденья переполненную пепельницу и отнесла на тумбочку, на которой стоял телефон. Присев на одну из двух заправленных односпальных кроватей — телефон звонил уже пятый, если не шестой раз, — она взяла трубку.

— Алло, — сказала она, держа пальцы левой руки подальше от белого шелкового халатика, под которым у нее ничего не было, не считая шлепок — ее кольца лежали в ванной.

— Ваш абонент в Нью-Йорке на проводе, миссис Гласс, — сказала телефонистка.

— Спасибо, — сказала девушка и расчистила место на тумбочке для пепельницы.

Прорвался женский голос.

— Мюриел? Это ты?

Девушка чуть отстранила трубку.

— Да, мама. Как ты? — сказала она.

— Я за тебя до смерти переживала. Почему не позвонила? Ты в порядке?

— Я пыталась связаться с тобой вчера вечером и позавчера. Здесь телефон все время…

— Ты в порядке, Мюриел?

Девушка увеличила зазор между трубкой и ухом.

— Очень даже. Очень жарко. Сегодня у меня самый жаркий день во Флориде за…

— Почему ты мне не звонила? Я до смерти…

— Мама, милая, не ори на меня. Я прекрасно тебя слышу, — сказала девушка. — Я звонила тебе дважды вчера вечером. Один раз сразу после…

— Я говорила вчера вечером твоему отцу, что ты наверно позвонишь. Но какое там, ему нужно было… Ты в порядке, Мюриел? Скажи правду.

— Очень даже. Хватит это спрашивать, прошу тебя.

— Когда вы добрались?

— Не знаю. Утром в среду, рано.

— Кто вел?

— Он, — сказала девушка. — И не волнуйся. Он вел очень хорошо. Я поражалась.

— Значит, он? Мюриел, ты дала мне честное…

— Мама, — перебила ее девушка, — я же тебе сказала. Он вел очень хорошо. Всю дорогу ниже пятидесяти, между прочим.

— Он не пытался, как тогда, чудить с деревьями?

— Я же сказала, мама, он вел очень хорошо. Прошу тебя. Я попросила его не отдаляться от белой полосы и все такое, и он понял, что я хотела, и так и делал. Он старался вообще не смотреть на деревья — это было видно. А папа машину не починил, случайно?

— Еще нет. Хотят четыреста долларов — только за…

— Мама, Сеймур сказал папе, что заплатит за нее. Нет причин для…

— Что ж, посмотрим. Как он себя вел — в машине и все такое?

— Как положено, — сказала девушка.

— Он еще называет тебя этим ужасным…

— Нет. Он теперь кое-что новое придумал.

— Что?

— Да какая разница, мама?

— Мюриел, я хочу знать. Твой отец…

— Ну ладно, ладно. Он называет меня Мисс Духовная Оторва-1948, — сказала девушка и захихикала.

— Не смешно, Мюриел. Ничуть не смешно. Просто ужасно. Грустно за тебя. Только подумаю, как…

— Мама, — перебила ее девушка, — послушай. Помнишь ту книгу, что он прислал мне из Германии? Ну, знаешь, этих немецких поэтов. Куда я ее засунула? Я перерыла свои…

— Она у тебя.

— Ты уверена? — сказала девушка.

— Безусловно. В смысле, она у меня. Она в комнате Фредди. Ты оставила ее здесь, а у меня для нее места не нашлось в… А что? Она ему понадобилась?

— Нет. Он только спрашивал меня о ней, когда мы ехали. Интересовался, не читала ли я ее.

— Она же на немецком!

— Само собой. Это ничего не значит, — сказала девушка, положив ногу на ногу. — Видишь ли, он сказал, что эти стихи написал единственный великий поэт нашего века. Сказал, мне надо было купить перевод или вроде того. Или выучить язык, если угодно.

— Ужас. Ужас. Грустно вообще-то — вот, что. Твой отец сказал вчера вечером…

— Секундочку, мама, — сказала девушка. Она подошла к оконному сиденью за сигаретами, закурила одну и снова вернулась на кровать. — Мама? — сказала она, выдыхая дым.

— Мюриел. Теперь послушай меня.

— Я слушаю.

— Твой отец говорил с доктором Сиветски.

— Да? — сказала девушка.

— Он ему все рассказал. По крайней мере, так говорит — ты же знаешь отца. Про деревья. Про тот случай с окном. Про гадости, что он наговорил бабуле насчет ее планов на похороны. И что он сотворил со всеми этими прекрасными бермудскими карточками — обо всем.

— Ну и? — сказала девушка.

— Ну, для начала он сказал, что это форменное преступление, что армия выпустила его из госпиталя — честное слово, так и сказал. Он совершенно точно сказал отцу, что есть вероятность — он сказал, очень большая вероятность, — что Сеймур может совершенно потерять над собой контроль. Честное слово.

— Здесь в отеле есть психиатр, — сказала девушка.

— Кто? Как его зовут?

— Я не знаю. Ризер или как-то так. Он считается очень хорошим.

— Никогда о нем не слышала.

— Ну, тем не менее, он считается очень хорошим.

— Мюриел, не хорохорься, пожалуйста. Мы за тебя очень волнуемся. Твой отец хотел вчера вечером отправить тебе телеграмму, чтобы ты возвращалась домой, между про…

— Я не вернусь домой прямо сейчас, мама. Так что успокойся.

— Мюриел. Вот тебе честное слово. Доктор Сиветски сказал, Сеймур может совершенно потерять конт…

— Я только выбралась сюда, мама. Это мой первый отпуск за несколько лет, и я не собираюсь просто собрать вещи и приехать домой, — сказала девушка. — В любом случае, я сейчас не могу никуда ехать. Я так обгорела, что еле двигаюсь.

— Ты сильно обгорела? А ты не мазалась тем кремом «Бронза», что тебе положила? Я положила его прямо…

— Мазалась. И все равно обгорела.

— Какой ужас. И где ты обгорела?

— Да везде, просто везде.

— Какой ужас.

— Я это переживу.

— Скажи, а ты говорила с этим психиатром?

— Ну, вроде того, — сказала девушка.

— И что он сказал? Где был Сеймур, когда ты с ним говорила?

— В Океанской комнате, играл на пианино. Он оба вечера играл на пианино, что мы здесь.

— Ну, и что он сказал?

— Да ничего особенного. Он первый со мной заговорил. Я сидела рядом с ним за бинго вчера вечером, и он спросил меня, не мой ли это муж играет в другой комнате на пианино. Я сказала, да, мой, и он спросил меня, не болен ли Сеймур или вроде того. Так что я сказала…

— Почему он это спросил?

— Я не знаю, мама. Наверно, потому что он такой бледный и все такое, — сказала девушка. — В общем, после бинго они с женой спросили, не выпью ли я с ними. И я выпила. Жена его ужасная. Помнишь то кошмарное вечернее платье, какое мы видели в витрине «Бонюит»? Про которое ты сказала, что у тебя должна была бы быть крохотная…

— Зеленое?

— Она была в нем. Бедра — во. Она все спрашивала меня, не родственник ли Сеймур той самой Сюзанне Гласс, у которой салон на Мэдисон-авеню — дамские шляпы.

— Но что он сказал? Доктор.

— А. Ну, ничего такого на самом деле. То есть, мы же в баре были и все такое. Было ужасно шумно.

— Да, но он… ты ему рассказала, что он попытался сделать с креслом бабули.

— Нет, мама. Я не очень углублялась в детали, — сказала девушка. — У меня наверно будет возможность поговорить с ним еще. Он с утра до вечера в баре.

— А он не сказал, что есть вероятность, что он может начать… ну, знаешь… чудить или вроде того? Сделать что-то с тобой!

— Не совсем, — сказала девушка. — Ему требовалось больше фактов, мама. Им нужно знать о твоем детстве… всякое такое. Я же тебе говорила, мы едва могли разговаривать — до того там шумно

— Ну, что ж. Как твое синее пальто?

— Нормально. Пришлось вынуть немного подкладки.

— Как одеваются в этом году?

— Ужасно. Как с луны свалились. Сплошные стразы — на всем, — сказала девушка.

— Как ваш номер?

— Нормальный. Просто нормальный, ничего особенного. Не получилось достать номер, в котором были до войны, — сказала девушка. — Люди ужасные в этом году. Ты бы видела, что за нечто сидит рядом с нами в столовой. За соседним столиком. Такой вид, словно они в кузове приехали.

— Ну, так теперь повсюду. Как твоя нижняя юбка?

— Слишком длинная. Говорила же, слишком длинная.

— Мюриел, я тебя только раз еще спрошу: ты действительно в порядке?

— Да, мама, — сказала девушка. — В девятнадцатый раз.

— И ты не хочешь вернуться домой?