Джерри Хопкинс, Дэнни Шугерман
Никто из нас не выйдет отсюда живым
Культовая биография Джима Моррисона
Эрин, Никни
Джерри
Алекс, Рэю и Джиму
Дэнни
Давайте считать, что я исследовал границы реальности. Мне было любопытно посмотреть, что произойдет. Вот и все: просто любопытство.
Джим Моррисон, Лос-Анджелес, 1969 г.
Предисловие
Джим Моррисон превратился в мифического героя еще при жизни — он был, мало кто будет спорить, живой легендой. Его смерть, окутанная тайной и вызвавшая непрекращающиеся домыслы, завершила процесс канонизации, обеспечив ему место в пантеоне «прóклятых» художников, которые чувствовали жизнь слишком остро, чтобы вытерпеть ее: Артюром Рембо, Шарлем Бодлером, Ленни Брюсом, Диланом Томасом, Джеймсом Дином, Джими Хендриксом и другими.
Эта книга не подтверждает и не развенчивает миф о Моррисоне. Она просто напоминает, что Джим Моррисон (и «Doors») — это не только легенда; что легенда основана на фактах. Иногда содержание книги резко расходится с мифом, иногда практически неотличимо от него. Таким и был этот человек.
Я лично верю, что Джим Моррисон — бог. Кому-то это может показаться безумием, другим — как минимум эксцентричностью. Конечно же, Моррисон настаивал, что все мы боги и что мы создаем свои судьбы. Я просто хотел сказать, что Джим Моррисон — бог нашего времени. Или, черт побери, хотя бы святой.
До сих пор мы мало понимали этого человека.
Его работа как участника группы «Doors» продолжает обретать новых поклонников, в то время как настоящий талант этого человека и источник его вдохновения полностью игнорируются. Истории о его арестах и выходках в последнее время циркулируют все шире и шире, хотя наше видение его личности тает в тумане.
Моррисон изменил мою жизнь. Он изменил жизнь Джерри Хопкинса. На самом деле Моррисон изменил множество жизней, и не только тех людей, которые находились в его ближней орбите, но и тех, кому он был знаком лишь как неоднозначный певец и автор текстов группы «Doors».
Эта книга рассказывает о жизни Джима, но не о его предназначении. Но ведь можно понять сущность человека, просто узнав, откуда он появился и как оказался там, куда в итоге пришел.
Вообще-то стать фанатом Моррисона еще в 1967 году (когда большинство из нас впервые его услышали) было непросто. Для этого требовалось немало покопаться в своей душе: если твоим кумиром был Джим Моррисон, это означало, что ты был посторонним, который предпочитает всматриваться внутрь. Рок-н-ролл всегда привлекал множество неудачников с проблемами идентификации, но Моррисон не просто стал посторонним — он пошел на шаг дальше. Он как бы говорил: «Все классно, нам здесь нравится. Здесь больно, здесь ад, но здесь все чертовски более реально, чем тот путь, по которому ты идешь». Он тыкал пальцем в родителей, учителей, в авторитеты. Никаких неясных высказываний — ненавидя обман, он не намекал, он резко, яростно обвинял. И показал нам, как это выглядит на самом деле: «Люди кажутся странными, когда ты чужой. / Лица кажутся уродливыми, когда ты одинок». Он показал нам, что может произойти: «Нам могло бы быть так хорошо вместе. / Я расскажу тебе о мире, который мы придумаем, / бесшабашном мире без горести, / предприимчивости, / приглашений и изобретений». Он делился с нами своими эмоциями, гневом, милосердием и мудростью. Он был не способен на компромисс.
Джим явно не хотел быть внутри системы. Джим не хотел пройти мимо или существовать рядом с ней. Единственной целью Джима было прорваться сквозь окружающее. Он читал о тех, кому это удалось, и верил, что это возможно. И он хотел забрать нас с собой. «К вечеру мы будем внутри, за воротами», — пел он. Первые несколько волшебных лет жизни «Doors» значили чуть больше, чем просто парень и его группа, собирающие фанатов во время своих кратких вылазок, — это была территория, которая выходила за грани добра и зла: чувственный, драматический музыкальный ландшафт.
Конечно же, абсолютный прорыв на другую сторону — это смерть. Перешагнуть грань между жизнью и смертью, между «здесь» и «там» можно только навсегда. Джим это сделал — и теперь отчаянно машет нам рукой, призывая нас следовать за ним. Самое грустное, что мы, казалось, были нужны ему больше, чем он был нужен нам. Мы наверняка не готовы к тому, куда он хотел нас взять. Мы всего лишь наблюдали за ним, а он хотел повести нас за собой, но мы не пошли. Не смогли. А Джим не мог остановиться. Поэтому он пошел один, без нас.
Джим не хотел помощи. Он только хотел помочь. Я не верю, что Джим Моррисон когда-либо был «на пути к смерти», как пишут о нем многие авторы. Я полагаю, что путь Джима был связан с жизнью. Не с временной жизнью, а с вечным блаженством. Если требовалось убить себя, чтобы достичь конечной цели или хотя бы на шаг приблизиться к ней, — он был не против. Если и была некая грусть в конце жизни Джима, это было страдание от животной, смертельной хватки. Но как святой, как провидец, он был готов к этому.
История, который вы сейчас прочитаете, может показаться трагедией, но для меня это рассказ об освобождении. И пусть в свои последние дни Джим столкнулся с депрессиями и отчаянием; мне верится, что он также знал радость и надежду и чувствовал спокойную уверенность в том, что он уже почти дома.
Не важно, как умер Джим. И не столь важно, что он покинул нас таким молодым. Важно лишь то, что он жил, и жил с целью, предложенной самим рождением: открыть себя и свой собственный потенциал. Он это сделал. Короткая жизнь Джима говорит о многом. Да и я уже слишком много говорю.
Никто никогда не будет таким, как Джим.
Дэниел Шугерман Беверли-Хиллз, Калифорния,
22 марта 1979 г.
Лук натянут
Глава 1
Однажды в горах близ Альбукерка, у пика Сандия, выпало много снега, и чета Моррисонов — Стив и Клара — повели детей кататься на санках. Стив жил неподалеку от базы ВВС Кертленд, где он служил старшим помощником командира и был вторым человеком на объекте под названием «Центр особого оружия авиационных систем ВМС». Это означало атомную энергию — секретную в то время тему, которую нельзя было даже обсуждать с домашними.
Шла зима 1955 года, и Джим Моррисон всего пару недель назад отпраздновал свой двенадцатый день рождения. Менее чем через месяц его сестре Энн, круглолицей бойкой девчонке, исполнялось девять. Брат Энди был немного поплотнее Джима и вдвое младше его.
Зимний пейзаж был прекрасен в своей простоте: вдалеке — заснеженные горы Сангре-де-Кристо в Нью-Мексико, а на переднем плане — розовые щеки и темные кудряшки, почти полностью спрятанные под теплыми шапками: пышущие здоровьем дети в тяжелых пальто пытались взгромоздиться на деревянные санки. Снегопад прекратился, только порывы ветра приносили с собой с гор сухие колючие снежинки.
Вот санки на краю склона. Джим посадил Энди вперед, Энн села за Энди, а Джим втиснулся сзади.
Отталкиваясь одетыми в варежки руками, они со свистом и криками поехали вниз.
Все быстрее и быстрее неслись они. И все быстрее приближались к чьей-то хижине.
Санки летели вниз по склону, будто космический корабль, пронзающий холод вселенского пространства. Энди запаниковал.
— Прыгаем! — закричал он. — Прыгаем! Прыгаем!
Галоши Энди застряли в полозьях, в том месте, где они закручивались вверх и назад. Он попытался выдернуть ноги, чтобы освободиться, но сидевшая за ним Энн не могла подвинуться: Джим, который сидел сзади, толкал всех вперед, не оставляя надежд на освобождение. Хижина быстро приближалась.
— Прыгаем! Прыгаем!
До хижины оставалось уже менее двадцати метров, и санки мчались на нее прямым курсом. Столкновение было неизбежно. Энн немигающим взглядом смотрела вперед, ее лицо окаменело от ужаса. Энди захныкал.
Санки промчались под изгородью и были остановлены в полутора метрах от хижины отцом детей. Когда дети повалились с санок, Энн истерично затараторила о том, как Джим толкал их вперед и не давал им спрыгнуть. Энди плакал. Стив и Клара Моррисон пытались успокоить младших детей.
Джим стоял неподалеку с довольным видом.
— Мы просто веселились, — сказал он.
Мама Джима, Клара Кларк, выросла в семье вместе с четырьмя братьями и сестрами. Она была слегка чудаковатой, но обожала веселиться. Ее отец был независимым адвокатом из Висконсина; однажды его включили в списки кандидатов на выборах от коммунистической партии. Когда Клара была подростком, ее мать умерла, а в 1941 году, когда девушке исполнился двадцать один год, ее отец отправился на Аляску работать плотником, а она поехала на Гавайи навестить беременную сестру. На вечере танцев для моряков она встретила отца Джима, Стива. Стив вырос в небольшом городке в центральной Флориде вместе с двумя сестрами в семье консервативного владельца прачечной. Когда Стив был ребенком, ему делали уколы гормона щитовидной железы, чтобы стимулировать рост, а в старших классах он заслужил от своего двоюродного брата и лучшего друга прозвище «школьный ковбой»: отличник и энергичный методист, он тем не менее имел успех у девушек. Стив окончил Военно-морскую академию США на четыре месяца раньше срока, в феврале 1941 года, когда курс обучения был сокращен, чтобы успеть выпустить пополнение офицеров для надвигающейся мировой войны.
