Джерри Спинелли

С любовью, Старгерл

В звездный спектр входит множество цветов.

Моя сердечная благодарность Донне Джо Наполи, Уиллу Маринеллу, Джиму Некасу, Петти Гош, Кэтлин Линдоп, Розмари Капеллог, Молли Томпсон, Эллин Мартин, Энтони Капелло, Пэт Строн, Тому Ризву, Кэти Джеймс, Кэти Кармайкл, Джоан Дональдсон, Шону Джеймсу, моей двоюродной сестре Пэтти Мод — за ценные советы в области медицины, Эльвине Линг — за то, что «одолжила» мне свое имя, моему редактору Джоан Слэттери — за то, что уделила мне время за счет Анны и Грейс, и моей жене Эйлин — за то, что уделила мне свою жизнь.

На момент создания этой книги у нас шестнадцать внуков.

Посвящаю ее каждой и каждому из них:

Аманде

Уиллу

Джилл

Эшли

Дэну

Райану

Закари

Кортни

Рэйчел

Натали

Майклу

Саре

Кэти

Ли

Энджел

Лане

1 января

Дорогой Лео!

Я обожаю начало. Если бы я заведовала календарем, каждый день был бы первым января.

И лучший способ для меня отметить Новый год — начать письмо своему парню в прошлом (и будущем?).

Сегодня я открыла для себя кое-что удивительное. Удивительнее всего то, что оно было прямо у меня перед глазами с момента, как мы переехали сюда в прошлом году, но только сейчас я его увидела по-настоящему — поле. Обыкновенное заросшее, не занятое ничем поле. Вокруг него не видно строений, кроме как справа — оштукатуренного белого летнего домика с верандой. Поле находится в полутора километрах от города и в минуте езды на велосипеде от моего дома — на холме. Точнее, на плоской вершине холма, похожего на перевернутую сковородку. Раньше местные собирали на нем дикую землянику, теперь там только сорняки да камни.

Поле начинается с противоположной стороны шоссе № 113 — как раз там, где заканчивается улица, на которой я живу (Раппс-Дэм-роуд). Я сто раз проезжала там на велике, но сегодня что-то заставило меня остановиться. Я внимательно огляделась. Потом оставила велик и пошла по полю. Зимой оно покрыто клоками чахлых сорняков, что напоминает мне утреннюю прическу. Мерзлая земля — твердые как камень комки. Небо — серое. Я вышла на середину поля и остановилась.

И просто стояла там.

Невозможно описать, что я чувствовала. Стоя в одиночестве на вершине того холма, будто в пустоте (Ха! Запомни, Лео: пустота не существует), я ощущала себя так, будто я — начало Вселенной. Будто я стою в точке Х и это центр космического пространства. До этого дня я много где медитировала в окрестностях нашего городка, но здесь — ни разу. Руки я положила на ноги ладонями кверху, открывая их миру. Потом закрыла глаза и будто воспарила над собой. Я называю это «очистить разум».

И вскоре перед моими закрытыми глазами возникло что-то вроде золотого свечения. Я открыла глаза. Через облака пробивалось солнце. Оно садилось за верхушки деревьев на западе. Я снова закрыла глаза и окунулась в золотое сияние.

Когда я поднялась на ноги, на землю уже опустились сумерки. И шагая к велосипеду, я думала о том, что нашла волшебное место.

3 января

Ох, Лео, сегодня мне грустно. Я пла́чу. В детстве я плакала часто. Стоило наступить на жука — сразу в слезы. Забавно — мне так часто случалось плакать обо всем вокруг, что порыдать о себе просто времени не хватало. Но теперь я плачу о себе.

О тебе.

О нас.

Но уже и улыбаюсь сквозь слезы. Помнишь, как мы встретились? В столовой? Я шла мимо твоего стола. И застыла на полпути, заметив выражение твоих глаз. В них было ошеломление. Не думаю, что только удивление из-за моего вида — длинного платья в пол и укулеле, торчащего из рюкзака с вышитым на нем подсолнухом, — к нему примешивалось и другое чувство. Испуг. Ты понимал, что должно было произойти следом — что я начну петь кому-нибудь, и испугался, что тебе. Так что ты быстро отвернулся, а я пронеслась мимо и не останавливалась, пока не наткнулась на Алана Ферко и не спела «С днем рождения!» ему. Но все это время я не переставала ощущать на себе твой взгляд, Лео. Да-да. Ни на мгновение. И с каждой нотой, адресованной Алану Ферко, думала: «Однажды я спою этому парню с испуганными глазами». Но я так никогда по-настоящему тебе и не спела, Лео. Тебе одному не спела. И ни о чем так не жалею, как об этом… Кажется, я снова загрустила.

10 января

Я упоминала на прошлой неделе — я сейчас практикую очистку разума где только могу. Так как основная идея — покидать свое физическое естество в любой момент и отовсюду, где бы ты ни оказался, я подумала, что не стоит слишком привязываться к одному месту — даже к Волшебному холму, как я теперь его называю, — или к какому-то определенному часу дня или ночи.

Сегодня утром я каталась на велосипеде в поисках новой точки для медитации. Корица ехала со мной — «автостопом», в кармане. Проезжая мимо кладбища, я краем глаза заметила всполох цвета. На стуле перед одним надгробным камнем сидел мужчина. По крайней мере, мне показалось, что это мужчина, — фигура была по уши закутана в одежду от холода. А всполохом оказался красно-желтый клетчатый шарф, обернутый вокруг его шеи. Мужчина, казалось, разговаривал с кем-то.

Но скоро я обнаружила себя неподалеку от своего дома, в парке под названием Бемус. Там я забралась на столик для пикника и приняла позу для медитации. (О’кей, я должна сказать: я опять на домашнем обучении. С чего бы вдруг, да? Мой эксперимент со старшей школой Майки, по-моему, прошел отлично. Ха-ха. Но я должна освоить все предметы школьной программы — математику, английский и все такое. Я осваиваю. Но этим не ограничиваюсь. Занимаюсь и другими. Необязательными. К примеру, принципами восторга, жизнью под камнями. Основами свиста. Эльфами. Мы называем это тайным расписанием. (Только не проболтайся, а то узнают власти штата… ух, чуть не проболталась, где живу)). А мой любимый тайный предмет — элементы небытия. На нем я и учусь очищать разум. Отрешаться от своего естества. Самостираться. (((Помнишь упражнение, которое я показывала тебе в пустыне?))) На самом деле, если хорошенько подумать, это не значит небытие. Я хочу сказать, если все делать правильно, то есть полностью самостираться, обретаешь нечто прямо противоположное небытию — становишься всем. Всем, кроме себя самой. Испаряешься во Вселенной как водяной пар. И в такие моменты я больше не Старгерл. Я дерево. Ветер. Планета Земля.)

Итак, прости за отступления (и за неумеренность в скобках)… В общем, сидела я, скрестив ноги, на столике для пикника, с закрытыми глазами, очищала разум (и тем самым, между прочим, зарабатывала себе хорошую оценку за урок!), как вдруг почувствовала что-то у себя на веке. «Жук, наверное», — подумала я и тут же стерла эту мысль из головы, так что «нечто» на веке сразу же превратилось в частичку всего на свете. Но потом это «нечто» начало двигаться. Оно пересекло мое веко, переползло на нос и спустилось к губам.

Тут вдруг послышался резкий женский голос:

— Пуся!

И затем:

— Привет. Меня зовут Пуся. Я человек. Чем ты тут занимаешься?

Я открыла глаза. Передо мной, тоже скрестив ноги, сидела маленькая девочка, и к нам спешила взрослая тетенька с видом крайне смущенным и раздосадованным.

— Ради бога простите. Дочка иногда от меня убегает. Мне и вправду очень жаль.

— Все в порядке, — сказала я хриплым голосом, как будто только проснулась и взглянула на девочку. На Пусю. — Я просто медитировала. Была ничем.

Пуся нахмурилась. Солнечные лучи отбрасывали на ее курчавые волосы ржаво-рыжие блики. Она протянула руку, снова дотронулась до меня и засмеялась.

— Ты не ничто, — девочка ткнула меня пальцем в коленку, — ты просто притворялась!

Я кивнула.

— Ну, вроде того.

Она принялась внимательно изучать меня взглядом.

— Ты волшебница?

— Не-а.

Пуся просияла:

— А я волшебница!

— Правда?

— Правда ведь, мама?

— Ни дать ни взять Гудини.

Девочка слезла со столика на землю.

— Я могу просто взять и исчезнуть. Вот смотри.

Она крепко-крепко зажмурилась. Затем прошептала что-то — слов я не разобрала. Вытянулась по стойке «смирно» и три раза повернулась вокруг своей оси. Снова что-то пробормотала, и на ее маленькое круглое личико наползла озорная улыбка.

Я покрутила головой по сторонам:

— Где же ты?

Пуся хихикнула:

— Я здесь. Ты вот меня слышишь, а не видишь!

Я пошарила руками перед собой:

— Эй… эй! Пуся? Ты тут?

Глаза Пуси вытаращились в изумлении, и она прошептала: «Мамочка… Она меня даже не слышит!»

Ее мама подмигнула мне:

— Пуся… Скажи что-нибудь этой милой девушке погромче.

Вдруг Пуся еще сильнее выпучила глаза, завопила: «Мышка!» и прыгнула на меня. Корица, наверное, успела задаться вопросом — что, собственно, тут происходит? — и высунула головку из кармана моего пальто. Прежде чем я успела среагировать, она «нырнула» к маленькой девочке в руки.

— Вообще-то она не мышка, а крыса, — сообщила я.

Пуся потерлась щекой о мягкий коричневый мех.

— Поднеси ее носик к своему, — подсказала я.

Она так и сделала. Корица высунула тоненький язычок и поцеловала ее в кончик носа. Девочка взвизгнула.