Я откидываюсь на спинку сиденья и пытаюсь расслабиться. Обращаю внимание на свои конечности и позу, оцениваю, как я сижу, насколько непринужденно опираюсь рукой на подлокотник. «Так правильно?» — задаюсь я вопросом, когда мы проезжаем пустующий контрольный пост на узкой однополосной дороге, окаймленной с обеих сторон водой, и мчимся дальше, мимо крошечного рыбацкого причала Бухты Мидий, где летом продают лучших фаршированных моллюсков. Сквозь туман почти различим Оушен-Клифф. Все вокруг так знакомо.

Адам въезжает на крошечную парковку, всего на шесть мест. Звенит колокольчик, когда мы входим в дверь, и мне в лицо ударяют запахи корицы и жареных сосисок.

— Вы только посмотрите! Мои любимые малыши! — Диана засовывает авторучку в свой огненно-красный бант и подскакивает к нам, заключая нас обоих в широкие сладкие объятия. Как обычно, на губах у нее ярко-красная помада, а старомодная белая униформа официантки тщательно выглажена. Она выглядит как и весь обслуживающий персонал, хотя и владеет этим заведением. — Любое место — ваше! — Она подмигивает, уже зная, что наша кабинка свободна. Адам направляется прямиком к той, где по стенке тянется широкая трещина.

— Хорошо быть дома, — говорит Адам, когда мы плюхаемся на красные кожаные диваны.

— Такого в Провиденсе нет? — спрашиваю я, открывая ламинированное меню, увесистое, как книга.

— Даже и близко нет.

«Слава богу», — думаю я.

— Что желаешь, ми-илый? — В голосе Дианы проступает сильный лонг-айлендский акцент. — Как обычно?

— Ты же знаешь, — говорит Адам. — И кофе. Черный.

— А для тебя, дорогая? — Она поворачивается ко мне.

— Мне то же самое.

— Сейчас все будет. А вы пока наслаждайтесь друг другом. — Она подмигивает и направляется на кухню.

— Я чертовски люблю это место, — говорит Адам. Его глаза прикованы к стене прямо над моей головой. — Здесь как дома. — Я поворачиваю голову, чтобы проследить за его взглядом, хотя уже знаю, что там увижу. Из голубой фирменной рамки «Голд Кост» улыбаются наши лица. Фотография была сделана в девятом классе, когда я в последний раз приходила сюда с Шайлой. Адам привез нас, Рейчел и Грэма после нашего последнего экзамена, за неделю до посвящения. Мне было противно от собственного одиночества, я чувствовала себя пятым колесом на их двойном свидании. Но Адам заверил меня, что я вовсе не лишняя. Он хотел, чтобы я была там, с ними.

Мы все ожидали, что Диана уберет эту фотографию после случившегося. Но Арнольды никогда не приходили сюда. И Кэллоуэи, очевидно, тоже.

— А в чем проблема? — удивилась она, когда Адам спросил ее об этом в прошлом году во время зимних каникул. — Это был момент. То, что он закончился, еще не значит, что его не было.

— Ну, рассказывай, — предлагаю я. — Что это за история с мастер-классом?

Адам вздыхает.

— Я обещал Большому Кейту, что приеду в этом семестре, чтобы провести семинар для детей. Четвероклассников и пятиклассников из города. Из малоимущих семей. Они приезжают на целый уик-энд учиться сочинять сценарии.

— Ничего себе! — говорю я, даже не пытаясь скрыть свой восторг. Большой Кейт был наставником Адама. Он руководил театральной студией «Голд Кост» и выставлял кандидатуру Адама на все конкурсы. Он слыл легендарной личностью в ближайших трех штатах. Круто, что он пригласил Адама как преподавателя.

— Но давай не будем об этом говорить. Наверное, это так скучно для тебя.

— Ты же знаешь, что это не так. — Я закатываю глаза.

Адам наклоняет голову и вскидывает бровь, как будто не верит мне.

— Лучше расскажи мне о драме Игроков.

Я смеюсь.

— У нас нет никакой драмы.

Адам ухмыляется.

— Драма есть всегда.

— Никки и Роберт то появляются, то исчезают, но ты это знаешь.

— М-да, тоска. Ну, давай дальше. Придумали какие-нибудь клёвые тесты?

Мое сердце сжимается. Испытания — это то, что мне меньше всего нравится в клубе Игроков. Все остальные думают, что испытания необходимы, что именно они выделяют нас и делают нас крутыми. Сломать себя и снова собрать воедино, чтобы доказать, что ты можешь следовать правилам Игроков, что ты достоин, что заслуживаешь всего, что могут предложить тебе Игроки. Я думаю, что эти проверки — средство для достижения цели.

— Пока нет, — медленно отвечаю я. — Мы же должны разработать их лично для каждого, так что надо сначала посмотреть, что за претенденты.

К столику подходит Диана, наливает нам в кружки кофе длинными темными струйками и снова исчезает. Адам делает глоток и кивает.

— Конечно, — говорит он и тут же меняет тему. — Как Генри? — Он выгибает бровь, и я заливаюсь краской.

— Все так же, — отвечаю я. — Он собирается досрочно подать заявление в Уортон. Отец настаивает. Сам он хотел поступать в Северо-Западный университет на журналистику, но… ты же знаешь. — Выбор дался Генри нелегко, он мучился все лето, но после эпической схватки с отцом в День труда [Национальный праздник в США, отмечаемый в первый понедельник сентября.] сказал мне, что принял решение. И это Уортон. Бизнес-школа, а иначе ему перекроют кислород. Он рассчитывал, что сможет потом заняться бизнесом в сфере средств массовой информации или чем-то в этом роде. Запустить телеканал, сказал он без особого энтузиазма. Спасти индустрию. Но я видела, что он опустошен и раздавлен перспективой сидеть в каморке офиса в каком-нибудь небоскребе, вместо того, чтобы вести прямые репортажи из Южной Америки или Африки южнее Сахары.

Адам качает головой.

— Этому парню нужно научиться принимать самостоятельные решения. Если его фамилия Барнс, это вовсе не означает, что ему нужно стать руководителем хедж-фонда или чего там еще. Я имею в виду, посмотри на меня. Мой отец был одержим идеей, что я буду нейрохирургом, как и он, но я послал его к черту. Я был бы несчастен как врач. Ты это знаешь. Держу пари, Генри пожалеет об этом.

Адам прав. Но согласиться с ним — значит предать Генри. Я стараюсь сохранять нейтралитет.

— Ты по-прежнему подаешь досрочно заявление в Браун [Университет Брауна — один из наиболее престижных частных университетов США, расположенный в городе Провиденс штата Род-Айленд.]? — Он поднимает бровь.

Я киваю.

— Отправила в приложении на прошлой неделе.

— Уф! — Адам вздыхает с облегчением. — Ты будешь нужна мне там в мой выпускной год.

Я прикусываю губу, скрывая улыбку.

С тех пор как Адам поступил в Университет Брауна, все, о чем я могла думать, так это о том, чтобы подать заявление туда же. Поначалу мне хотелось попасть туда, потому что он учился там. Я представляла себе, как мы оба живем вдали от Золотого берега и перед нами параллельными линиями простирается наше будущее. Браун — это только начало. Мы бы сидели вместе в углу на студенческих вечеринках, в рыбацких свитерах, потягивая дерьмовый тропический сок, почти соприкасаясь лбами, погруженные в разговор. Мы бы брели по травянистому двору, пробираясь к задним воротам, и опавшие листья хрустели бы под ногами.

Но когда я всерьез взялась изучать программу университета, то обнаружила, что он может предложить гораздо больше того, чего мне хотелось. В прошлом году, когда я сказала нашему консультанту, доктору Бордман, что подумываю о поступлении в Браун и хочу изучать физику и астрономию, ее лицо просияло от восторга.

— О, дорогая, это будет весело. — Она встала из-за дубового стола и потянулась к самой высокой полке книжного шкафа, вытаскивая оттуда тонкую брошюру в бледно-желтой обложке. — У них есть программа «Женщины в науке и технике». Это просто идеально для тебя. — Ее широко распахнутые темно-карие глаза ярко блестели. — Они предлагают полную стипендию двум лучшим студентам. Конечно, сначала тебе нужно поступить, но затем ты сдаешь экзамен весной, чтобы претендовать на стипендию.

Я покраснела, смущенная тем, что ей известно о моей школьной стипендии, хотя, конечно, она знала. Это же ее работа — знать все.

— У тебя есть шанс, — продолжила она. — Очень хороший шанс. — Она пролистала мой транскрипт [Документ с названием пройденных курсов, количеством прослушанных часов и полученными оценками.], а затем наклонилась к лэптопу, просматривая мое резюме. — Два года капитан научной команды. Стипендиат математической олимпиады все четыре года. — Она прокручивала страницы дальше. — Ага, смотри-ка, ты даже подтягиваешь по физике учеников средних классов! Ты вообще когда-нибудь спишь? — пошутила доктор Бордман и со смешком откинула голову назад, отчего затрясся ее седеющий пучок.

Бабочки порхали у меня в животе. Сбывалось все то, на что я надеялась, когда корпела допоздна над внеклассными заданиями, рисковала многим на пути к вершине, постоянно доказывая, что чего-то стÓю. Чтобы в конечном счете, как любила говорить доктор Бордман, «показать товар лицом», сразить наповал приемные комиссии.

Доктор Бордман протянула мне блестящую брошюру, и на обложке я увидела красивых улыбающихся молодых женщин, сидящих вместе на скамейках и в классах, с раскрытыми учебниками в руках.

«Браун инвестирует в наших женщин-ученых и технологов, — гласил один из заголовков. — Присоединяйтесь к двадцати пяти первокурсницам в их путешествии длиною в жизнь». Эти слова сопровождали фотографию студенток, с восхищением наблюдающих северное сияние, похоже, во время групповой поездки в Норвегию. Я поднесла брошюру к лицу и внимательно вгляделась в девушек. Среди них могла бы быть и я.