Но девочка от души надеялась, что нет.

Глава 3

«Тиббз, гимнастические упражнения — это сущая чепуха, — промолвил Пазл, указуя рукою на своего напарника. — Львиная доля успеха зависит от остроты ума, именно поэтому лично я в качестве зарядки практикую ежедневное наблюдение. Но вы продолжайте нелепо размахивать руками, не стесняйтесь. Чрезвычайно занятное зрелище!»

Инспектор Персиваль Пазл «Дело о молчаливом мяснике»

Табита грызла гренку и заворожённо наблюдала, как перед её матерью исчезает целая гора пищи: зрелище было воистину впечатляющее по своей омерзительности. Ресторан при отеле «Макавой» на порции не скупился: огромная тарелка миссис Клопс была доверху нагружена тремя яйцами, четырьмя сосисками, жареными грибами, кровяной колбасой, тушёной фасолью, поджаренными гренками и несколькими ломтиками помидора.

— Ax, — промолвила миссис Клопс, деликатно рыгнув, — люблю начинать день с лёгкого завтрака. Кровяная колбаса просто восхитительна.

— Да уж повкуснее Табитовой стряпни, — согласился мистер Клопс и повернулся к дочери: — Перестань на нас пялиться, как тупая корова, и исчезни куда-нибудь на пару-тройку часов, пока мы пообщаемся с другими родителями.

— И не забудь переодеться перед тем, как за нами заедут во второй половине дня, — напомнила миссис Клопс и сунула Табите в руку листок бумаги. — Вот, держи. Твой умница папа подкупил клерка на стойке регистрации и выпытал у него все нужные сведения.

Не обращая внимания на пустоту в желудке, Табита внимательно изучила список, заляпанный завтраком мистера Клопса.

«Оливер Эпплби. Баснословно богат, хорошо одет, превосходно образован, вероятно, избалован.

Барнаби Трандл. Умеренно богат, великолепные волосы (в сравнении с Табитиными), мерзкая мамаша.

Фрэнсис Уэллингтон. Очень богата, имеет большие связи, безупречные манеры.

Виола Дэйл. Занимается благотворительностью, общается с бедняками. (Не дай бог, заразилась от них чем-нибудь.)

Эдвард Херрингбоун. Умник; предположительно, зануда».

— Ещё пятеро детей, — покачал головой мистер Клопс. — Я считаю, со стороны графини подло приглашать такую ораву.

— Чрезвычайно невежливо, — согласилась миссис Клопс, спихивая Табиту со стула. — Вставай давай и убирайся с глаз долой. Нам ещё нужно договориться насчёт Мистера Щекотуна — чтоб за ним присмотрели в наше отсутствие. Вернёшься в номер к двум. — И она выставила девочку за дверь, для вящей убедительности замахав на неё руками, точно прогоняла голодного котёнка.

Ничуть не испугавшись, Табита вышла из ресторана и внимательно изучила фойе гостиницы «Макавой». В отгороженном занавеской уголке у каминной решётки притулился одинокий стул; там-то девочка и обосновалась. В мгновение ока она вытащила из чулок газету — ту самую, что забрала у родителей накануне В поезде Табите почитать не довелось: Клопсы, особенно миссис Клопс, терпеть не могли, когда девочка жадно глотала статьи или детективы из серии о Пазле. «Запомни раз и навсегда: джентльмены ценят не начитанность, а обаяние», — любила повторять миссис Клопс.

В фойе было пусто, и Табита достала Пемберли из кармана свитера. Мышонок шмыгнул ей на колени и принялся грызть крошки от гренки.

— Теперь слушайте, сэр Пемберли, и не забывайте делать пометки. — Табита пролистала «Тайме» в поисках нужного заголовка.

— Писк.

— Что такое? Не можете делать записи? Хорошо, обойдёмся без записей, но слушайте как можно внимательнее. — Девочка откашлялась и начала читать вслух — самым что ни на есть убедительным инспекторским шёпотом:

ИЗВЕСТНАЯ (И ОЧЕНЬ БОГАТАЯ) ЗАТВОРНИЦА ОТКРЫВАЕТ ДВЕРИ ДОМА АЛЯ НЕМНОГИХ ИЗБРАННЫХ

К изумлению всех и каждого, Камилла Ленора де Мосс, графиня Уиндермирская, разослала по Лондону шесть приглашений — не иначе как в филантропических целях: небольшая группа детей проведёт выходные в её усадьбе в Озёрном краю. Согласно нашим источникам, родителям детей предстоит жить отдельно на территории усадьбы, в Клавендор-коттедже. Впервые с тех пор, как графиня приобрела имение в собственность, в великолепный Холлингзворт-холл официально приглашены гости.

Если пожертвования графини на всевозможные благотворительные цели должным образом задокументированы, то сведениями личного характера о графине и её внешности мы почти не располагаем. Раз в полгода она полностью меняет штат прислуги, причём все, кто поступает к ней в услужение, подписывают обязательство о соблюдении строжайшей конфиденциальности с тех самых пор, как в 1895 году король Эдуард даровал ей титул. Те, кто утверждает, будто своими глазами видел её сиятельство, так описывали её репортёрам «Таймс»: высокая, среднего роста, миниатюрная; разряженная по последней лондонской моде; почтенная матрона; одета неряшливо и безвкусно; ей явно за семьдесят, ей никак не больше сорока пяти; крайне болтлива и очень добра; обескураживающе сурова и немногословна. Единственное, в чём все сходятся, — это в её эксцентричности в привычках и смутных слухах о множестве безвременных смертей в её прошлом. Её супруг и зять — оба якобы погибли при трагических обстоятельствах ещё до того, как она с сестрой в 1880 году переселилась в Холлингзворт-холл. Несколько лет спустя исчез её сын: поговаривали о бурной семейной ссоре. Вскоре после того скончалась её сестра, и графиня осталась с ещё большим наличным доходом на руках. Сведения обо всех этих смертях и об исчезновении её сына весьма скудны и противоречивы.

Невзирая на отсутствие достоверной информации о самой леди, бесчисленные общества и частные лица превозносят графиню Уиндермирскую как великодушнейшую благотворительницу и меценатку — ведь её неизменная и безоговорочная щедрость не имеет границ. «Таймс» сделает всё возможное, чтобы осветить загадочные события ближайших выходных в Холлингзворт-холле. Вся Англия, несомненно, затаив дыхание ждёт новостей об этой весьма высокопоставленной, весьма замкнутой и весьма богатой даме.

Табита побарабанила пальцами по подбородку.

— Ну что ж, Пемберли. В плане ожиданий это нам почти ничего не даёт. Дама и впрямь чрезвычайно загадочна. Зачем, спрашивается, мы ей понадобились? И что нам остаётся, кроме как строить гипотезы?

В гостинице время летело быстро. Табита немного подвигала шахматные фигуры на доске в фойе, потом взгромоздилась на длинную скамейку рядом со стойкой для зонтиков и принялась болтать ногами, придумывая про себя истории обо всех, кого видит, — эту игру девочка просто обожала. Молодая женщина в наброшенном поверх платья с передничком плаще, только что доставив коробку, перевязанную роскошной белоснежной лентой, поставила её на стойку, присовокупила записку и присела в реверансе.

— Посмотри туда, — шепнула Табита своему любимцу. — Клерк за стойкой на самом деле шпионит в пользу известного французского шеф-повара: он послан сюда с тайной миссией похитить рецепты печенья из кондитерской ниже по улице. А очаровательная продавщица из лавки, которая только что принесла коробку с… наверняка с печеньем! — его тайная сообщница. В записке, которую она, краснея, передала клерку, содержится рецепт идеального круассана.

Озирая фойе в поисках нового потенциального персонажа, Табита задержала взгляд на телефонной будке из красного дерева: внутри, спиной к девочке, стоял какой-то человек в коричневом пальто и шляпе в тон. Человек как-то странно переминался с ноги на ногу, словно танцевал на месте, и яростно встряхивал головой в ответ на реплики собеседника на другом конце провода. Слов его расслышать не удавалось — люди постоянно входили и выходили через парадный вход, — но в требовательном голосе явственно звучали возбуждённые нотки.

— Хмм… Пемберли. Возможно, мистер Пальто-и-Шляпа наконец-то отыскал свою давно утраченную любовь — след привёл в одну из усадеб Озёрного края — и зовёт её к телефону…

Пемберли довольно пискнул: предположение ему явно понравилось.

Вообще-то слащавую сентиментальщину Табита не жаловала, но давно-утраченные-кто-нибудь частенько фигурировали в сказках на ночь, которые девочка сочиняла для Пемберли. Солдаты с амнезией и их невесты, сиротки и родители, потерявшиеся щенки и их безутешные владельцы — все они благополучно воссоединялись в уютном финале «жили долго и счастливо». Табита считала, что её мышонок болезненно переживает утрату родителей и братиков-сестричек в самом раннем детстве, и такого рода истории должны его ободрить и утешить.

Пемберли снова пискнул и затеребил карман свитера.

— Тише, Пемберли, — шикнула на него Табита. — Давай-ка лучше послушаем. — Она как бы невзначай пересела на длинную скамью поближе к телефонной будке, надеясь уловить обрывки разговора Пальто-и-Шляпы. Девочка слегка удивилась, когда оказалось, что голос ну совсем не соответствует элегантному костюму. Манера речи выдавала в этом человеке выходца из самых что ни на есть трущобных улиц и переулков Ист-Энда. Хотя о характере нельзя с уверенностью судить по голосу, напомнила себе Табита. Вот, например, у Барнаби Трандла голос вполне себе респектабельный — вот только зачастую использует он его самым нереспектабельным образом.