Оливер всмотрелся в дальний конец фойе, где как раз появилась шумная семейка Барнаби Трандла.

— Ну, насчёт того, что все мы вполне безобидны, я бы с выводами не торопился. Кое-кто метит в победители ещё до начала игры. — Мальчуган покосился на Табитин фартук — на краткий миг, не более, но незамеченным этот взгляд не остался. — А знаешь, у тебя, похоже, хватит сообразительности разгадать, во что мы ввязались. Ты ведь не подсадная утка, цель которой всех нас сбить с толку, а? Если в выходные случатся какие-нибудь зловещие события, я сразу пойму, кто в этом виноват, — пообещал он. В глазах его прыгали чертенята.

— Что, прости? — заморгала Табита.

— Шучу. — Оливер приветливо ей улыбнулся.

— А. Да. Понятно. Просто, понимаешь, я привыкла быть кругом виноватой. — Табита мысленно дала себе оплеуху: опять сморозила глупость! Оливер просто шутит — так почему бы ему не подыграть? — Эгм, угм, а что, я похожа на преступницу?

Оливер сощурился:

— Утверждать не берусь, нет, не берусь. — Он изогнул бровь. — Наверное, у всех у нас есть скелеты в шкафу.

Табита делано рассмеялась, подумав, что, пожалуй, предпочла бы неприязненные взгляды и перешёптывания, к которым так привыкла на школьном дворе. По крайней мере, с тамошними недоброжелателями всё было понятно. Почему, ох, почему общаться с Пемберли куда проще, чем с людьми?! Девочка словно разрывалась надвое: ей одновременно хотелось, чтобы остальные приняли её в свой крут — и чтобы её оставили в покое.

Спасла её привычка к наблюдению: Табита мысленно переключилась в «инспекторский» режим. «Распознавание характеров, Тиббз, это важнейшая и неотъемлемая часть работы следователя, его, так сказать, modus operandi». Краем глаза Табита следила за девочкой с каштановыми кудряшками. Не обращая внимания на болтовню вокруг, Фрэнсис Уэллингтон словно бы невзначай потянулась к мраморной стойке. Наманикюренные пальчики подобрались к груде писчих перьев рядом с чернильницей и внушительной гостевой книгой в кожаном переплёте. Девочка сцапала одно перо и в мгновение ока спрятала его в элегантную бисерную сумочку.

Зачем богатой наследнице дешёвое гостиничное перо?

Барнаби Трандл по-прежнему стоял рядом с родителями. Его отец, с характерной глумливой ухмылкой — в точности как у сына, только ещё шире и противнее, — держал мальчишку за руку, и, по-видимому, очень крепко, судя по страдальческому выражению лица Барнаби. Мистер Трандл потыкал сына в грудь указательным пальцем — наверняка давал последние наставления — и наконец подтолкнул его к другим детям.

Барнаби с виноватым видом побрёл к скамье — ни дать ни взять щенок, которого только что отшлёпали за лужу на полу. Табита в жизни его таким не видела. Матросский костюмчик, выбранный для него матерью, смотрелся на нём на удивление по-дурацки. Барнаби искательно улыбнулся Фрэнсис, кивнув на свободное место между нею и стойкой регистрации.

Поджав губы — словно улыбчивая приветливость была для неё ненавистной и тяжкой повинностью, — Фрэнсис соизволила чуть подвинуться, и все шестеро поместились на одной скамейке.

— А почему бы нам не представиться? — предложил Оливер. — Я Оливер Эпплби, мне одиннадцать лет, даже почти двенадцать. Живу в Лондоне, учусь в Эбботтской спецшколе. Мой отец глава фирмы «Бриллианты Эпплби», так что если вам, дамы, нужно миленькое ожерелье или, скажем, браслет, вы знаете, куда обратиться. — Мальчуган подмигнул и возвёл глаза к потолку. Никто не засмеялся. Оливер смущённо усмехнулся. — Это мне папа велит так говорить. Мне ведь предстоит унаследовать его дело, хотя лично я предпочёл бы стать инженером. Люблю возиться с автомобилями! — Мальчуган извлёк из кармана блестящий складной нож-мультитул и гордо продемонстрировал его всем собравшимся. — Не далее как на прошлой неделе с помощью лезвия и металлической зубочистки вот из этого набора я почти починил сломанный двигатель. — Оливер скривил губы. — Ключевое слово «почти». По правде сказать, ничего у меня не вышло. Как бы то ни было, ужасно рад со всеми вами познакомиться.

— Я Виола Дэйл, — произнесла миловидная белокурая девочка. Голос её звучал негромко, но уверенно. Очаровательный зелёный бархатный бант в волосах и приветливая улыбка удивительно ей шли. На ней было пышное зелёное бархатное платье в тон, отделанное пуговичками и кружевом от шеи до колен, белоснежные шерстяные чулочки и прелестные чёрные модельные туфельки. На любой другой девочке вся эта отделка смотрелась бы чересчур вычурно, а вот на Виоле — совершенно естественно. Табите она сразу понравилась.

— Мне тоже одиннадцать, — рассказала Виола. — Я учусь в Сент-Стивене вместе с Эдвардом. Мы живём в Лондоне по соседству. Наши мамы и папы очень дружат. Так, что ещё… Я много читаю о социальных службах: социальная сфера — это мой главный интерес, и, кроме того, я учу французский.

Фрэнсис встряхнула волосами и фыркнула, точно развеселившийся поросёнок:

— Учишь французский, вот как. Уж эта мне новая аристократия! Моя мама охотно занялась бы твоими родителями — она ведёт курсы этикета и хороших манер для молодых леди. Впрочем, аристократизму и элегантности научить невозможно.

«И смирению тоже, Пемберли».

— Я Фрэнсис Гортензия Ратборн Уэллингтон, мне тоже одиннадцать, почти двенадцать. Я уже говорю по-французски. Я занимаюсь на дому с частными репетиторами. Я тоже живу в Лондоне. Как только мы получили приглашение, моя мамочка пустила в ход все свои связи и наняла бывшую горничную из Холлингзворт-холла. За щедрое вознаграждение эта особа всё нам выболтала. — Фрэнсис нахмурилась. — Впрочем, узнали мы не так уж много.

— Ну так выкладывай что есть, — велел Эдвард.

Остальные закивали.

Фрэнсис поджала губы:

— Ладно. Графиня Уиндермирская иногда запирается в спальне по ночам, и ещё она поддерживает движение за права женщин, пусть и не публично. Ах да, ещё она обращается с наёмной прислугой как с людьми — ну не нелепо ли?!

Табита не сдержала смеха — пришлось сделать вид, что закашлялась. «Просто возмутительно», — протелеграфировала она мышонку, похлопав его по спинке.

Следующим представился Барнаби. Он умолчал о том, что учится в одной школе с Табитой, равно как ни словом не упомянул и о своём мерзком характере. Табите ужасно хотелось кое-что прибавить к его рассказу, но девочка удовольствовалась мыслью о том, что его матросский костюмчик в глазах детей выглядит, пожалуй, ещё более нелепо, чем её собственный наряд.

— Всем привет, — объявил Эдвард, выпрямляясь. — Я Эдвард Херрингбоун. Мои родители сотрудничают с Дэйлами. Как уже рассказала Виола, они близко дружат вот уже много лет. Мы все как одна большая семья: и Рождество вместе празднуем, и в отпуск вместе ездим. Я люблю животных, люблю рассматривать насекомых и люблю читать толстые книжки по истории и медицине. — Он кивнул Оливеру. — Эти твои карманный ножик и шило очень бы пригодились на средневековых полях сражений: в те времена раны обычно расковыривали ржавыми гвоздями, или прижигали раскалённым железом, или… — Почувствовав, что остальные отчего-то не разделяют его энтузиазма, Эдвард смущённо умолк. — И вообще я понятия не имею, что мы тут делаем. — Он оттараторил несколько фраз по-французски и выжидательно воззрился на Фрэнсис.

Фрэнсис недоумённо глядела на него.

— Я просто спросил, не знаешь ли ты, зачем мы все здесь, — перевёл Эдвард. — Раз уж ты такая всезнайка.

— Похоже, старинная аристократия в лице Фрэнсис за давностью лет слегка подзабыла французский, — произнёс Оливер, подмигнув Табите.

— Заткнись. Я не говорю на французском низших классов. Кстати о низших классах, — самодовольно усмехнулась Фрэнсис, — а ты кто такая? — И она вызывающе уставилась на Табиту.

Главное — не вдаваться в подробности: чем проще, тем лучше.

— Я Табита Клопс, живу в Уилтинге. Мои папа работает в банке. Мне тоже одиннадцать.

— Табита держит крыс, — наябедничал Барнаби. — Она однажды играла с крысой на перемене, я своими глазами видел!

Табита свирепо зыркнула на одноклассника и на всякий случай накрыла карман ладошкой:

— Это была не крыса.

— А вот и крыса, — настаивал Барнаби. — Ты её чем-то подкармливала, как домашнего любимца.

— Грязная, вонючая крыса?! — взвизгнула Фрэнсис, придвигаясь ближе к Барнаби. — Ты что, серьёзно?! Нет, конечно же, это шутка, но я уже успела представить себе эту гадость. Право же, Табита Клопс, ты официально объявляешься самой неприятной личностью среди всех приглашённых. Ты даже Эдварда обставила!

— В чём это она меня обставила? — переспросил Эдвард, закидывая в рот шоколадную конфету.

— Это была мышь, — тихо произнесла Табита. Наверное, это признание лишает её всякой надежды поближе сойтись с кем-либо из детей — но не может же она предать Пемберли! Табита плохо разбиралась в правилах и заветах дружбы, но уж в том, что друга полагается защищать от всех нападок, была абсолютно уверена. — И вовсе он не грязный и не вонючий.

«И прямо сейчас он слышит каждое наше слово», — про себя добавила Табита.

— Да уж, конечно. Табита, что за прелестная брошечка! — усмехнулась Фрэнсис, явно имея в виду нечто прямо противоположное. — А что она изображает? Какое-то насекомое?

— Я тоже люблю животных. — Виола погладила Табиту по коленке.

Табита непроизвольно схватилась за брошь.

— Это выпь, — объяснила она, проклиная себя за предательский румянец. В конце концов, есть вещи и похуже оскорблений. Например:

— когда у тебя пучок за пучком выдёргивают волосы;

— когда ты вынуждена копаться в помойке в поисках прогнивших объедков, потому что умираешь с голоду;

— когда на твоих глазах экипаж переехал котёнка.

Конец ознакомительного фрагмента