— Можешь представить, каким она будет подростком? — простонал Финн. — Ох, осталась-то всего пара лет. За этой блондиночкой парни табуном будут бегать. Того и гляди дверь вышибут.

— Вот уж точно. Придется разработать какую-нибудь систему безопасности. Я буду заниматься разведкой, а ты можешь установить ловушки. Как насчет каких-нибудь сеток на блоках?

Финн одобрительно хлопнул ладонью по ладони Мэтта.

— Договорились.

— Так ты поговоришь с мамой?

— Да. Ни о чем не волнуйся. Я со всем разберусь.

— Ты в своем стиле. Как там на твоей футболке написано — «Не волнуйся, я — джедай»? — улыбнулся Мэтт.

— Только мне понадобится твоя помощь. Помнишь свою футболку? «Друг не даст тебе сесть за уравнения в пьяном виде».

— Я тебе не нужен, Финн.

— Еще как нужен. Мэтт, ты мой лучший друг, и мы справимся с этим вместе.

Шнурки Мэтта по-прежнему требовали его пристального внимания.

— Я люблю тебя, Финн.

Финн рассмеялся и, притянув Мэтта к себе, обнял его за плечо.

— О, Мэтти, сентиментальный ты парень. Я тоже люблю тебя, братан. — Финн на пару мгновений прижал его к себе еще крепче. — Все будет просто замечательно. Я обещаю.

Мэтт кивнул.

— Ну что, пойдем дальше?

Финн еще раз сжал плечо Мэтта.

— Ага. Вперед!

Они оба накинули рюкзаки на плечи. Мэтт обернулся, чтобы еще раз насладиться восхитительным видом, прежде чем сосредоточиться на засыпанном камнями крутом подъеме. Сейчас этот маршрут не составлял для них труда, но зимой это место отлично подошло бы для ледолазания.

— Слушай, Финн.

Финн накинул на голову капюшон.

— А?

— Вернемся сюда, когда будет лед?

— Братан, я полностью за! Купим себе на Рождество новое снаряжение. Новые веревки, новый ледоруб… А еще нам понадобится хорошая портативная метеостанция. Ты знал, что на горе Вашингтон погода сходит с ума как нигде в мире? Ее не-возможно предсказать. Она меняется за долю секунды.

— В этом и заключается удовольствие, так ведь? — Мэтт стал подниматься по крутому склону вслед за Финном.

— Ага. Только нам надо быть осторожными. Пока что это подъем третьего уровня сложности. Но если добавить сюда снег, лед и бог знает какую еще погоду? Ход игры изменится кардинально. Тут есть несколько вариантов подъемов. Нужно подойти к этому вопросу с умом.

— Обидно, что мы оба слегка туповаты.

— И не говори. Особенно ты. Просто трагедия. — Финн обернулся к Мэтту и подмигнул ему. — Страшная трагедия.

Они прошли еще немного, а потом Финн остановился и, поставив ноги поустойчивее, указал направо.

— Вот. Это будет наше ущелье. Что скажешь, Мэтти? В феврале? Бросим себе настоящий вызов.

— Говорят, что февраль — самый суровый месяц.

— Под словами «самый суровый» они имеют в виду «лучший».

— О да, — согласился Мэтт.

— Так ты согласен?

— Согласен, — подтвердил Мэтт.

Он взглянул на брата, чувствовавшего себя на этой тропе совершенно комфортно. Солнце отражалось от камней и бросало блики на воодушевленное лицо Финна. Мэтт был готов пойти с ним куда угодно. На отвесные склоны, в непролазные джунгли, в глубокие океаны… Мэтт будет в безопасности. Он будет любим. Финн о нем позаботится.

— Согласен целиком и полностью.

Финн издал радостный вопль и победно вскинул руки в воздух.

— Увидимся в феврале, ущельице! Мы к тебе придем! Мы с братом, слышишь меня? Мы с моим братом.

Он обернулся и подмигнул Мэтту.

#КартонныйФиннСпешитНаПомощь

Глава, предшествующая событиям «Любви между строк»

Мэтт Уоткинс Как поменять полярность в машине времени, знает кто-нибудь: вопрос небольшой?

— Прошу тебя, Селеста. Пожалуйста. — В голос Мэтта, помимо его воли, закралась мольба. Говорить с сестрой хоть каким-то подобием счастливого — или хотя бы нейтрального — тона стало совершенно невозможно. Теперь он обращался к ней только с отчаянными просьбами и ласковыми уговорами. Иногда в его голосе звучала печаль. Иногда злость.

Мэтт прислонился к стене коридора у входа в гостиную. На девочку, сидевшую напротив, было больно смотреть, поэтому он сосредоточился на тарелке, которую держал в руке. Он предпочитал глядеть на вонючий мясной сэндвич, только бы не переводить взгляд на сестру. Селеста сидела в углу дивана, прижав ноги к самой груди и обхватив их крепко сцепленными руками. Она не плакала уже несколько недель. На самом деле, она вообще мало что делала эти последние недели. Начались каникулы, поэтому Мэтту хотя бы не приходилось каждое утро пытаться привести ее в состояние, в котором она хоть как-то могла пойти в школу. Но теперь дни казались бесконечными. Их было нечем заполнить. В жизни у него все имело свои минусы. Вся его жизнь стала огромным минусом. Наверное, он даже скучал по слезам и крикам — хотя бы по каким-то реакциям, — потому что почти полное молчание Селесты было хуже. Видя отсутствующее, равнодушное выражение ее лица, он как будто умирал снова и снова. По крайней мере, в нем еще оставалось что-то, способное умереть. «Хоть какой-то плюс!» — горько думал Мэтт.

Он приказал себе собраться. Снова. Потом прошел по комнате и присел рядом с сестрой.

— Тебе нужно поесть. Я купил сэндвич в твоем любимом ресторанчике. В том, где царит антисанитария. — Мэтт опустил тарелку на кофейный столик.

Сколько он еще выдержит? С того дня, когда умер Финн, прошло пять месяцев. Пять месяцев и двенадцать дней. Эрин и Роджер сами с трудом оставались на плаву, поэтому особой помощи от них ждать не приходилось. Мэтт понимал, как трудно бывает рассмотреть чужую боль сквозь свою. Но, господи, он же это делал! Неужели они не могли хоть как-то ему помочь? Неужели ему не мог помочь хоть кто-нибудь? Видимо, нет. Да, Селеста позволяла ему отводить ее в школу и забирать домой после уроков, она делала домашнее задание, ела (когда Мэтт ее заставлял) и даже иногда произносила пару слов, если он заводил разговор на какую-то бытовую тему. Но ее душевные раны не затягивались. Ему нужно было что-то придумать.

Мэтт убрал прядь волос с лица сестры и перекинул копну кудряшек ей за плечо.

— Нам с тобой скоро опять нужно к парикмахеру, да? — Мэтт сделал паузу, ожидая ответа, хотя знал, что его не последует. — Милая малышка, ну пожалуйста.

Селеста не отводила взгляда от окна.

— Не называй меня так, Мэттью.

Мэтт вздохнул.

— Прости, я не хотел…

— Так меня звал он, и я не хочу слышать эти два слова, соединенных в данной последовательности. Особенно от тебя.

Мэтт должен был отдать ей должное. Она знала, как еще глубже вогнать нож ему в сердце.

От запаха сэндвича у него скрутило желудок. В последнее время его желудок сжимался по любому поводу, но сегодня ему было хуже, чем обычно.

— Давай. Ешь. — Мэтт постарался придать голосу всю строгость, на которую он только был способен. — У нас нет выбора. Мы должны есть, должны спать. Мы должны продолжать жить.

Она обернулась и опустила взгляд на столик, а потом застыла на несколько мгновений, показавшихся Мэтту вечностью.

«Поединок между Селестой и сэндвичем, — думал Мэтт. — Чья воля одержит верх? Кто выйдет из этого противостояния победителем? Накал борьбы растет…»

— Просто. Ешь. Хватит думать. Начинай кушать. — Мэтт поставил тарелку ей на колени. Может, у него получится как-нибудь отвлечь Селесту и засунуть еду ей в рот так, чтобы она не заметила? Так было бы гораздо проще, чем снова и снова повторять ритуал уговоров и увещеваний. — Финн ужасно расстроился бы, увидев тебя в таком состоянии. — Мэтт знал, что это дешевая уловка, но в последнее время он, как и его сестра, был далеко не на высоте.

Селеста метнула в него сердитый взгляд, но все же взяла сэндвич в руку.

Ха! Маленькая, но победа.

Они сидели в неловкой тишине, пока Мэтт следил, как она ест. Он знал, что стоит ему выйти из комнаты, Селеста бросит сэндвич и, возможно, даже выплюнет то, что останется у нее во рту.

— Слушай, у тебя же день рождения через пару недель. Как будем праздновать?

— Никаких празднований не будет, Мэттью.

— Нужно хоть как-нибудь отметить. Я хочу отметить твой день рождения. Давай сходим куда-нибудь поужинать? Или поищем, что сейчас идет в театрах. Я бы хотел что-нибудь с тобой посмотреть. И может, ты хочешь какой-то определенный подарок? Я уже кое-что для тебя подготовил. И мама с папой, конечно, тоже.

Это заявление было ложью лишь отчасти, так как он купил Селесте несколько подарков от их лица.

— Я не вижу веских причин выделять этот день из череды несущественных, если не сказать мучительных, отрезков по двадцать четыре часа. А ты видишь? — В ее голосе звучал упрек. — Ты их видишь, Мэттью? — Она оттолкнула от себя тарелку с наполовину съеденным сэндвичем — та уехала на другой край столика — и легла на диван.

Мэтт потер глаза. У него не осталось сил снова идти по кругу, который он уже выучил наизусть: первые двадцать минут он будет пытаться разговаривать с ней радостным, добрым тоном и (если расстарается изо всех сил) даже пошутит пару раз. Она ничего не ответит или скажет что-то такое, что разобьет ему сердце. Потом он начнет ее убеждать, взывать хоть к какой-то части ее существа, которая еще не успела умереть. Наконец, он разозлится и наговорит ей того, о чем потом пожалеет. Но сегодня Мэтт был слишком слаб для всего этого. Он засунул руку в карман и достал оттуда кошелек.