— Только возьми меня за руку, хозяин.
Теодор подбежал и с готовностью протянул руку. Их сразу окутало чудесным пурпурным облаком, и они начали парить над землей.
— Священная корова!
Они делали круги, слегка поднимаясь над землей и над бутылкой, как два сокола, нацелившиеся на добычу. Теодор радостно смеялся, не в силах успокоиться, и Мадди решил еще немного покружить, чтобы дать ему время привыкнуть и насладиться полетом.
Они как раз собирались сделать последний круг и зависли над бутылкой, когда Лидия появилась из-за камней.
— Лиди! Посмотри на меня: я летаю! У-у-у! До свидания, Лиди. Я скоро.
И они исчезли внутри бутылки.
— А где паренек?
Маргарет осторожно уложила Аннабель в кроватку, сооруженную из сундука, и подняла глаза. Хэнк, насупившись, смотрел на нее.
— Тердор? Я его не видела.
— Я тоже. — Хэнк огляделся. — А где Лидия?
— Она ходит где-то здесь.
— Ради всего святого! Неужели так трудно последить за детьми?
Она медленно повернулась, руки сами собой сжались в кулаки.
— Подожди минутку.
— Пойди и приведи ее.
Маргарет сосчитала про себя до двадцати пяти и потом спокойно сказала:
— Я не могу оставить малышку. Она только что заснула.
Он выругался так громко, что мог бы разбудить любого, тем более маленького ребенка, и Аннабель тут же проснулась и заплакала.
Хэнк нахально посмотрел на Маргарет:
— Ну что ж, она больше не спит.
Маргарет сделала небольшой шаг назад.
— Прекрасно. — Она повернулась и пошла к скалам. — Пойду поищу Лидию.
— Какого черта? Куда ты?
Маргарет не оборачивалась, более того — она подхватила свою юбку и побежала как ветер.
— Смитти! Ты не можешь оставить ребенка на меня! Проклятие! Вернись.
Она понеслась пуще прежнего. Вот единственное, чего она не лишилась на острове. Бегает она по-прежнему. Ее длинные ноги пожирают метры, как и раньше. Недаром она всегда славилась как самая быстрая бегунья в команде колледжа. У нее даже было прозвище Антилопа.
— Смитти! Черт тебя побери!
Она только рассмеялась и исчезла из виду быстрее, чем Хэнк Уайатт осознал свое поражение.
Глава 18
Аннабель смотрела на Хэнка из-за края сундука так пристально и пугающе-серьезно, что он невольно подумал, что ей следует стать судьей. Он провел рукой по волосам и выругался, ибо не знал, как еще дать волю гневу.
— Демо! — тут же повторил ребенок, засунул два пальца в рот и уставился на него снова.
Мрачный, он стоял и думал, что теперь предпринять. Тут Аннабель неожиданно упала на спину в своей постельке, потом поднялась.
— Пикабу!
— Да-да, пикабу-пикабу.
Она опять нырнула вниз.
Хэнк закатил глаза: «Я что, так и буду пикабукать тут целый день?!»
Над краем сундука показались кудрявая рыжая головка и два ярких глаза.
— Папа!
— О нет, ну уж нет. Ни под каким видом! — Он поднял руки вверх и отступил назад так быстро, что ударился о ствол дерева. — Никаких пап! — Он показал на себя пальцем. — Я — Хэнк. Поняла? Хэнк!
Аннабель улыбнулась, вытащила пальцы изо рта и помахала ему своей пухлой ручкой.
Пока он метался взад и вперед, бормотал что-то, приглаживал волосы, ругался про себя всеми известными ему плохими словами, Аннабель вылезла из ящика и подбежала к нему на своих коротких толстеньких ножках.
Он обернулся и увидел у нее в руках банан. Они смерили друг друга взглядом. Невинность и воплощенный цинизм. Хэнк опустился на корточки, и малышка протянула ему банан.
— Ребенок, ты есть хочешь?
Она в ответ только улыбнулась. Пока он чистил банан, она придвинулась, пальцем ткнула ему в нос и вдруг сказала:
— Нос.
Он был поражен, но вскоре ему пришлось удивиться еще больше.
— Нос Хэнка, — произнесла Аннабель чисто-чисто, без ошибки.
Он засмеялся:
— Правильно. Это мой нос. — Он сел на песок и протянул ей угощение. — На, возьми.
Малышка схватила банан, но сжала его так сильно, что он превратился в кашицу.
Аннабель взглянула на свои пальцы, на Хэнка и проговорила:
— Демо!
— Да, похоже, все правильно, ты смышленый ребенок.
Аннабель затолкала немного банана себе в рот, слизнув с руки, и заползла ему на колени, устроилась, прислонившись спиной к его груди, а ножки скрестив по-турецки.
Хэнк впервые внимательно рассматривал ее. Аннабель вертелась. У нее были пухлые ручки и толстенькие ножки, которые выглядели слишком короткими и маленькими, чтобы поддерживать ее.
— Ребенок, а где твои ножки?
— Ножки! — Она показала на нос, забавно сморщила его и вдруг чихнула.
— Нет, это носик.
— Ножки! — Она чихнула еще оглушительнее.
— Носик.
— Ножки, — сказала Аннабель и как бы в подтверждение дважды хихикнула и чихнула.
Он расхохотался. Аннабель снова хихикнула и. засмеялась с ним за компанию. Хэнк посмотрел на ее ножки еще раз и сказал:
— Ну и правильно, незачем знать, что такое ножки, пока у тебя свои не вырастут.
Она встала прямо у него на коленях. Теперь ее личико было в нескольких сантиметрах от его. Подняла ручку и начала тыкать липким пальцем ему в глаз.
Он схватил ее за запястье.
— Так не надо делать.
— Глазки.
— Да-да, это мои глаза.
Аннабель провела грязной ладошкой ему по голове.
— Волоски.
— Да, волосы.
Малышка схватила еще банан, раздавила его и попыталась запихнуть ему в рот.
— Демо! Демо! Демо!
— Ребенок, Смитти права, не очень-то это хорощее слово.
Аннабель надула щеки и с силой выплюнула банан ему прямо в лицо. Хэнк утерся и спокойно произнес:
— Ладно, ребенок. Ешь, поговорим в другой раз.
Он очистил очередной банан, но малышка опять надула губы и бросила его в песок.
— Не хочешь больше?
— Не-а.
— Я тебя не виню. Они всем нам смертельно надоели.
Он оглянулся вокруг, но больше ничего съестного не обнаружил. Хэнк потер подбородок в раздумье, поставил Аннабель, встал сам и протянул ей руку. Ее ручка была скользкой от мятых бананов, и Хэнк вытер ее полой рубашки, потом взял девочку под мышки и подбросил в воздух.
Малышка засмеялась от радости и захлопала в ладошки:
— Еще! Еще!
Хэнк хотел снова подкинуть ее, но в этот момент увидел козу, трусившую по песку к ленточной пальме, росшей неподалеку. Коза остановилась и стала жевать какие-то водоросли. Хэнк понаблюдал за ней, потом посмотрел на Аннабель.
— Ребенок, хочешь немного молока? Молоко ведь не варят, и Смитти его не сожжет, хотя она сможет, если постарается.
Коза посмотрела ему в глаза и заблеяла. Хэнк наблюдал. Животное вроде было спокойно, оно опустило голову и мирно жевало.
Хэнк огляделся и усадил девочку на камень.
— Сиди здесь. Понятно?
Аннабель улыбнулась и помахала ручкой. Хэнк пожал плечами.
— Черт побери, что это, если не «да»?
Он пересек поляну и взял одну из кастрюль Смитти, затем стал медленно подбираться к козе. Когда ему оставалось около метра, коза подняла голову, и они уставились друг на друга. Животное моргнуло и вернулось к своему занятию. «Неплохо пока получается», — подумал Хэнк и подвинулся еще на шаг, медленно подставив приготовленную емкость под вымя. Очень осторожно опустился на колени, положил на них руки и замер. Коза мерно жевала, не давая себе труда следить за его манипуляциями. Он взялся за сосок, но коза передвинулась и встала к нему задом. Хэнк чертыхнулся.
— Демо! — немедленно отозвалась Аннабель.
Хэнк оглянулся и нахмурился. Малышка сидела на камне и наблюдала за ним с самым серьезным видом. «Вечно Смитти делает вид, как будто нет ничего труднее, чем смотреть за ребенком. Ох, эти бабы. Из всего устроят историю».
Он повернулся к козе, и тут она лягнула его что было сил. Хэнку показалось, что весь воздух покинул его легкие, он согнулся от боли, ибо она угодила в самое нежное место. Он потряс головой, и коза перестала расплываться у него перед глазами, но было уже поздно, она отошла слишком далеко, чтобы он мог ее схватить. Хэнк глубоко вздохнул и попытался достать ее в прыжке.
Проклятое животное носилось почти так же быстро, как и Смитти. Он, пытаясь поймать его, бегал по поляне, не разбирая дороги, перепрыгивая для скорости через кусты и траву, деревья и камни. Еще целых пять минут гонялся он за чертовой козой, которая предвосхищала любой его маневр.
Ребенок на камне сопровождал смехом и хлопками каждый его бросок и повторял все ругательства, которые слетали у него с языка. Он обежал скалу в честной погоне, кинулся последний раз к козе, но та отпрянула назад, и он промахнулся.
Хэнк лежал лицом вниз на песке, пытаясь восстановить дыхание. Ему потребовалось на это несколько минут. Черт побери, он стареет. Он поднял голову и увидел, что коза скрывается в джунглях.
Ребенок хлопал в ладоши и кричал «ура».
— Думаешь, это смешно?
Аннабель улыбалась.
— Да, действительно, я признаю: швах, а не карты. Хэнк поднялся на колени, еще раз глубоко вздохнул, встал и пошел к кастрюльке, которую он приготовил, чтобы собрать удой.
— Эх-эх!
— Тише, Аннабель, тише! Я знаю, что ты там. — Он наклонился и взялся за ручку кастрюли.
— Демо!
Хэнк удивился и, не разгибаясь, обернулся:
— Что ты сказала?
И коза пригвоздила его на этот раз сзади.
Маргарет отошла от пляжа довольно далеко в джунгли и словно попала в другой мир. Листья папоротника и высокие стебли травы мешали идти по узкой тропинке, которая вскоре повернула туда, где лес был еще более густым и темным, а воздух тяжелым и таким влажным, что звуки в нем тонули. Щебетали птицы, трещали и жужжали насекомые. С нижних веток деревьев свисали лианы и целые бороды мха. Как позабытые гости, прятались в лесу от тропического солнца обрывки тумана. Роса дрожала на глянцевитых листьях. По мере того как она заходила в глубь леса, становилось все темнее. Ее плотнее окутывал таинственный полог буйной тропической растительности. Маргарет казалось, что не она входит в лес, а ее заглатывает темно-зеленая ночь.
Неподвижный воздух. Застывший мир. Никакого движения, никакого дуновения, только джунгли.
Она пошла медленнее, и вдруг как будто гигантские руки раздвинули перед ней занавес. Внезапно перед Маргарет открылся райский уголок. Всюду были цветы. Орхидеи всех цветов радуги, насыщенные фуксии горели на ковре из мха и лишайников. Это был цветной мир, мир красок. Здесь, в центре поляны, на давным-давно упавшем дереве сидела Лидия. Она сидела спиной, и плечи ее вздрагивали.
Маргарет замерла, не решаясь пошевелиться.
Лидия плакала, закрыв лицо руками. Она была слишком юной, чтобы справиться со всеми навалившимися на нее несчастьями. К сожалению, Маргарет было прекрасно известно это чувство заброшенности и неприкаянности. Она помнила, как ей было страшно и одиноко, несмотря на то что с ней был отец и дяди. Она помнила, что рыдала, как Лидия, отдаваясь плачу целиком, не в силах ни утолить эту боль, ни заполнить пустоту, которую оставляют после себя дорогие, ушедшие из жизни люди.
Инстинктивно она протянула руку к девочке, но остановилась. Она была растеряна. Как объяснить Лидии, что время и возраст все-таки приглушат нестерпимые страдания, боль утраты. Сейчас это невозможно сделать. Девочка только что потеряла родных, и ее боль слишком велика. Вдруг сзади Маргарет раздались громкий шум и треск, как будто кто-то бежал сквозь джунгли. Она быстро отошла и спряталась за дерево, сплошь увитое лианами.
К маленькой поляне по дорожке приближалась коза. Лидия оглянулась. Коза и девочка посмотрели друг на друга. Лидия вытерла мокрые щеки тыльной стороной ладони и сказала:
— Коза, подойди сюда.
Ни одному человеку — ни Хэнку, ни Теодору, ни Маргарет — еще ни разу не удалось заставить козу подойти поближе. При малейшем намеке на то, что они собираются ее подоить, козу как ветром сдувало. Маргарет с удивлением наблюдала, что коза, издав радостное блеяние, как какая-нибудь комнатная собачонка, затрусила к девочке. Лидия обняла ее, стала целовать и гладить.
— Хорошая моя, хорошая, — пробормотала она и прижалась к шее животного. Тут Лидия снова горько заплакала, она, не переставая обнимать козу, пыталась ей что-то рассказать. Маргарет расслышала только отдельные слова, но она все равно поняла, о чем говорила Лидия, чувства которой были ей так знакомы. Девочка говорила о том, что она очень одинока, что ей очень страшно и никто ее не может понять.
В конце концов Лидия так крепко прижала к себе козу, что та заблеяла, но не отошла.
— Извини, пожалуйста, — сказала девочка. — Я не хотела сделать тебе больно. Не думала, что получится так сильно. Мне кажется, это я от страха. Больше нет никого, кто бы обнял меня.
Маргарет прислонилась к стволу дерева, потерла лоб, подумала и, выждав немного и глубоко вздохнув, крикнула:
— Лидия! — Стараясь произвести как можно больше шума, она вышла на край полянки. — О, вот ты где.
Девочка к этому времени выпрямилась и сидела в напряженном ожидании. Постояв еще чуть-чуть, Маргарет сказала:
— Здесь очень хорошо.
Само собой, никакого ответа не последовало.
«Хорошо... А что дальше?»
Девочка молча перебирала пальцами бороду козы.
— Что ты делаешь? — вздохнула Маргарет.
— Заплетаю козе косички.
— А почему?
— Ну она же девочка. Мама всегда говорила, что девочки должны носить косички.
Маргарет присела на поваленный ствол рядом с Лидией, их руки слегка соприкоснулись, и девочка сразу отодвинулась подальше. Маргарет теперь как бы со стороны разглядывала голову Лидии, вернее, то, как она уложила ей недавно волосы, завязав их в два хвоста голубыми лентами.
— У меня никогда это не получалось.
— Что «это»?
— Косы. — Маргарет принужденно улыбнулась, надеясь все же разбить лед между ними. — Никогда не могла научиться.
Лидия ничего не ответила.
— Нам нужно как-нибудь назвать нашу козу. Мне кажется нечестным, что мы зовем ее просто «коза». Как ты думаешь?
Девочка пожала плечами.
— Ты сама можешь это сделать, — предложила Маргарет.
— Мне ничего сейчас не приходит в голову. — Лидия выпустила из рук бороду животного.
Маргарет огляделась. Она чувствовала, что вот-вот опять потерпит поражение. Она не представляла себе, как утешить Лидию. Что-то подсказывало ей, что она и сама остро нуждается в том, чтобы завоевать доверие девочки. Она наклонила голову набок и спросила:
— А почему ты здесь?
— Просто так.
Маргарет опять стала оглядываться с таким видом, как будто только что заметила джунгли.
— Здесь тихо и уединенно, не так ли?
— Мне нравится быть одной. — Лидия сложила руки на коленях.
— Правда? А я этого никогда не любила. — Маргарет повернулась и посмотрела ей в глаза. — Когда мама умерла, прошло много лет, прежде чем я смогла оставаться в одиночестве.
Девочка обернулась наконец к Маргарет, и та заметила, что даже суставы у нее побелели, так сильно она стиснула пальцы, щеки ее были в пятнах, а губы и глаза слегка порозовели.
— У тебя умерла мама?
Маргарет кивнула и принялась пристально рассматривать линии на своей ладони. Она поняла, что ей лучше сейчас не смотреть девочке в глаза, иначе та не будет ее слушать.
— Да, после этого я никак не могла привыкнуть быть одной. Думаю, именно поэтому я всегда боялась, что если меня не будет рядом с кем-нибудь из моей семьи, то тогда еще кто-то умрет. — Она помолчала, потом призналась: — Находиться в одиночестве для меня было самым страшным в жизни. Я не могла, да и сейчас не могу, это ни с чем сравнить.
— Я не одна, — сказала Лидия, как будто бросая вызов всему миру. — У меня есть Теодор и Аннабель.
— Да, ты совершенно права.
Они обе притихли, но через какое-то время, Лидия заговорила первой:
— А кто был с тобой тогда?
— Мой отец и мои дяди.
— У тебя нет братьев и сестер?
Маргарет покачала головой.
— Ох... — Лидия рассеянно сорвала орхидею и стала обрывать толстые розовые лепестки и бросать их на землю. — А твои домашние знали, что тебе страшно?
— Не имею понятия. Моему отцу было тогда очень тяжело. Он ужасно горевал, а тут еще надо было заботиться обо мне.
— Он плакал по ней?
— Думаю, да.
— А ты?
— Я и до сих пор иногда плачу.
— Правда?! — Казалось, Лидия была потрясена. — Сколько тебе было лет, когда она умерла?
— Семь. — Маргарет посмотрела на окружающие их цветы. — Я была слишком маленькой, чтобы хорошо ее помнить, и слишком большой, чтобы забыть, что она была.
— Я всегда буду помнить маму и папу, — с силой сказала Лидия. — Всегда, — снова повторила она спокойно и твердо.
Маргарет и сама расчувствовалась. Она попыталась помочь Лидии понять, что она когда-нибудь увидит впереди выход. Время смягчит потерю, но воспоминания все равно останутся. Умершие родители никогда не уйдут насовсем, они благодаря нашей памяти всегда будут с нами, они будут жить, пока живы и мы.
Она взглянула на Лидию: они нашли что-то общее, между ними родилась некая близость.
— Да, — сказала она со спокойной уверенностью. — Ты всегда их будешь помнить.
Глава 19
— Подождите-подождите. Правильно ли я понял, чего вы от меня хотите? Значит, мне надо взять за руку этого парня в сережках, красных штанах и туфлях с бубенцами, полетать над вами в облаке подозрительного дыма и усохнуть до такой степени, чтобы поместиться внутри бутылки?
Мадди сидел с совершенно неподвижным лицом, хотя это и было очень нелегко. Хэнк немало его забавлял, не давал соскучиться.
— В противном случае я не знаю, что мы можем сделать. — Маргарет наблюдала, как Хэнк бегает взад и вперед как тигр в клетке. — Иначе Теодор не выйдет оттуда.
Хэнк пригладил волосы, повернулся и снова начал ходить. Маргарет вдруг заметила, что он как-то странно приволакивает одну ногу.
— Ты ушибся?
Он резко остановился, развернулся, как немецкий солдат на посту, посмотрел на нее исподлобья и бросил отрывистое «нет».
— Тогда почему ты хромаешь?
Его глаза немедленно заполыхали огнем. Маргарет показалось, он смотрит на козу, которая щипала траву за ее спиной. Лидия гладила ее, как гладят любимую кошку.
— У меня просто нога задеревенела, — пролаял Хэнк и посмотрел так грозно, что все поняли, что лучше оставить его в покое и эту тему больше не обсуждать.
Мадди подумал, что он-то ни за какие коврижки не будет дознаваться, в чем тут дело. Если бы он был настолько глуп, чтобы лезть не в свое дело, он бы давным-давно пропал за эти две тысячи лет.
Как будто грозного тона было мало, Хэнк бросил на него дикий взгляд, в котором было грозное предупреждение.
— Хэнк, нам необходимо узнать, почему Теодор не выходит оттуда. Он сказал джинну, что хочет поговорить с тобой. Следовательно, тебе нужно попасть вместе с Мадди в бутылку. Единственный способ это сделать — дать ему руку.
— Если ты лжешь, болван, это твоя последняя выдумка. — Хэнк бросил на него тяжелый взгляд.
Мадди безмолвствовал.
— С какой стати ему врать, объясни мне, — опять вступила Маргарет.
— Думаю, Хэнк побаивается, что все, чего я на самом деле добиваюсь, — это подержать его за руку. — Мадди удалось сохранить серьезное выражение лица, а Хэнк пунцово покраснел.
— Думаешь, он и правда боится? — Маргарет так подчеркнула слово «боится», произнеся его с таким преувеличением, что Мадди ей мысленно зааплодировал. Вместо ответа он просто подмигнул ей.
— Я стою здесь, черт побери, чего еще надо? И уж, во всяком случае, я, разумеется, не боюсь какого-то чудилу в цветных штанах.
— Великолепно, — Маргарет кусала губы, чтобы не расхохотаться, — тогда ты можешь просто сделать вид, что пожимаешь ему руку.
Хэнк еще несколько минут чертыхался, ворчал, что-то булькал, наконец подошел к джинну и протянул ему руку.