Глава 32

Маргарет принесла Аннабель в хижину. Малышка заснула у нее на коленях, утомившись от игр. Полдня дети все вместе закапывали Хэнка в песок.

Маргарет смотрела на спящего ребенка. Личико Аннабель загорело, ведь она все время проводила на воздухе. Волосы отросли и немного посветлели на солнце, она вообще выросла и теперь уже бегала, почти не падая.

«Как, оказывается, быстро растут дети, как быстро они меняются», — думала Маргарет. Она сидела на перевернутом бочонке с девочкой на руках и смотрела на пляж и океан. Она видела воду и деревья, кусты и цветы. Все было залито солнечным светом. Рай на земле, который был ее собственным домом. Она думала об отце. Чем-то он сейчас занят? Где он? В суде? Или в огромном, пустом теперь доме? Может быть, он в кабинете, готовится к слушанию очередного дела. Маргарет всплакнула немного. Ведь отец не знает, что она жива. Он думает, что остался один. Маргарет плакала и, глядя на Аннабель, думала о том, что теперь она лучше понимает собственного отца. Она вспоминала некоторые взгляды, которые бросал он иногда. Теперь она понимала, как волнуются родители за своего ребенка.

Маргарет сидела и тихо плакала, сжимая в руках малышку, пока Аннабель не заворочалась во сне. Маргарет рассматривала пухленькие загорелые ручонки. Каждый день эти пальчики находят что-то новое. В Аннабель ее часто изумляла непосредственность восприятия, и ребенок заставлял ее самое заново открывать мир, с одинаковым любопытством рассматривая перо птицы и раковину, наблюдая за полетом чаек и нюхая цветы. Маргарет тоже начинала видеть привычные предметы иначе.

Аннабель снова зашевелилась во сне и пробормотала:

— Мама...

У Маргарет сразу защипало в глазах, и она стала глубоко дышать, чтобы остановить наворачивающиеся слезы. Это было довольно глупо, но так трогательно и так чудесно. Не важно, что не она родила Аннабель. Сейчас было важно другое. Настоящее и будущее. Она ласково отвела волосы малышки назад, погладила по головке и сказала:

— Я здесь, милая, мама здесь.

Маргарет не заметила, когда пришел Хэнк. Он уже давно стоял в дверном проеме, наблюдая за ней. Ей было не видно его лица. Слышал ли он то, что она говорила? Но он подошел ближе, встал сзади и положил руку ей на затылок. Это была ласка, которой она не знала прежде. Он не мог бы яснее выразить свою нежность.

Маргарет взглянула на него замутившимися от слез глазами. Хэнк встал на колени около нее и обнял за плечи. Она подумала о том, что чувствует что-то странное, какое-то безотчетное напряжение, причины которого она и сама пока не понимала. Но ей стало неожиданно зябко, она поднялась, и Хэнк вопросительно посмотрел на нее.

— Я положу ее в кроватку, хорошо?

Не глядя на него, Маргарет пересекла комнату; уложила Аннабель, выпрямилась. Она знала, что он следит за ней глазами и на лице его написано недоумение. Уже несколько дней у нее было неспокойно на душе. Наконец она заставила себя поднять на него глаза. Хэнк изучал ее, видимо, пытаясь понять, что с ней происходит. Она отошла к окну, положила руки на некое подобие подоконника, который они соорудили из бамбуковых стеблей, переплетенных водорослями. Она выглянула и посмотрела на безупречно голубое небо, ослепительно синее море. Казалось бы, рай на земле.

— Как ты думаешь, найдут нас когда-нибудь?

— Не знаю.

— А если найдут?

Она услышала его шаги, Хэнк подошел и встал рядом.

— О чем ты, Смитти? Что тебя беспокоит?

— Я не уверена. Меня тревожит все. Что будет с нами? И с ними?

— С детьми?

— Да. Что их ждет? У них никого нет, но я не собираюсь отдавать их в приют.

Он глубоко вздохнул, потом сказал:

— Ну они же не одни. А мы на что? Ты же адвокат. Что говорит закон?

— Юридически я как раз бессильна.

Хэнк помолчал.

— Потому что ты не замужем?

Она кивнула.

— А если мы будем вместе?

— Что ты говоришь, Хэнк?

Опять последовала пауза.

— Мы могли бы пожениться.

Когда прозвучали эти слова, слова, которые она так хотела услышать, естественнее было бы повернуться и обнять его, но у Маргарет не было сил. Дело ведь не в словах. Как все непросто! Боже милостивый, как хотелось бы, чтобы все было иначе.

Он сделал еще шаг.

Маргарет протянула руку, достала фотографию в серебряной рамке, которую сделал им Мадди, и стала разглядывать ее со смешанным чувством.

— Если нас найдут, мы вернемся в Штаты, поженимся, усыновим детей. По-моему, все очень просто.

Маргарет повернулась и посмотрела ему в лицо.

— К сожалению, это не так просто.

Хэнк прищурился:

— Почему это?

— Хэнк, у тебя есть прошлое. Прошлое, которое может разрушить все.

Он невесело рассмеялся:

— Но это только здесь, на островах. В Штатах я чист.

— Ты был в тюрьме. Мы не можем хлопотать об усыновлении, пока ты под подозрением. Ты же не виновен, надо бороться.

— Ты прекрасно знаешь, что у меня не было шансов на честное слушание дела. А дома? Смогу ли я добиться справедливости, того, чтобы меня оправдали?

Она ничего не ответила, слишком хорошо понимая, что без прошлого нет будущего.

Хэнк начал ходить взад и вперед по хижине.

— Проклятие, Смитти! Ты ищешь предлог? Если ты не хочешь выходить за меня замуж, просто скажи об этом!

Он уже кричал.

— Хэнк, я люблю тебя, но ты не можешь больше убегать от себя.

— Я не собираюсь снова в тюрьму. Выслушай меня внимательно, дорогая. Я никому не позволю запереть меня снова.

— Я не хочу, чтобы ты снова попал в тюрьму, но мы не можем жить и бояться, жить с оглядкой. Это будет всегда угрожать нам. Я не могу так, потому что тогда мы не сможем взять детей, а они нуждаются в нас. Когда-нибудь ты научишься доверять людям. Дай закону возможность помочь тебе.

Хэнк быстро подошел к ней и взял за плечи.

— Ну ладно, зачем мы спорим об этом сейчас? Это глупо. Ведь может так случиться, что ни один корабль не пройдет мимо. Мы можем жить как жили. Давай будем думать об этом тогда, когда нас найдут.

Услышав в его голосе панические нотки, Маргарет попыталась объяснить ему то, что чувствует:

— Все, что с нами происходит на этом острове, похоже на сон. Мы не настоящая семья. Мы только делаем вид.

— Смитти, то, что я чувствую к тебе и детям, — это не игра и не сон.

— Мои чувства тоже самые что ни есть настоящие. Но пойми, нам только кажется, что мы — семья. Это иллюзия. Эти дети не наши. Они не могут быть нашими, пока мы не станем официально их родителями.

— Какое нам дело до формальностей?

— Мне есть до этого дело. И закону есть до этого дело. Только закон вправе отдать их нам. Я не могу идти против всего, во что верю, ты должен понять, что тени прошлого не рассеются сами по себе, если ты просто будешь делать вид, что ничего не было.

— Черт меня побери, если я этого не знаю!

— Не ори на меня.

— Я отказываюсь понимать, почему ты вытаскиваешь все это на свет сейчас. Почему надо беспокоиться о том, чего никогда не будет. Мы можем спокойно жить, как и раньше.

— И никогда не думать о будущем? — Она не в силах была сдержать сарказм, хотя и старалась.

Он долго и пристально смотрел на нее. Несомненно, он был очень зол.

— Я говорил это и раньше, но ты, видно, не сделала выводов. Ты слишком много думаешь, — обронил он тяжелые слова и пошел к двери.

Она окликнула его по имени, и он остановился.

— Помнишь, ты когда-то сказал, что никогда не умел бегать?

— И что? — спросил он горько.

— Знаешь, ты не прав, Хэнк. Ты бегаешь от жизни лучше всех, кого я когда-либо знала.

Выслушав этот упрек, он молча повернулся и вышел. Маргарет долго сидела молча, уставившись на дверь, потом закрыла лицо руками и разрыдалась.

Мадди почувствовал, как у него в руке пальцы Теодора напряглись и задрожали. Они стояли в темном углу хижины и видели, как Смитти упала на колени и заплакала; ее сердитые слова, казалось, все еще звучали у них в ушах. Теодор поднял лицо к Мадди. Слезы текли по его веснушчатым щекам. Джинн приложил палец к губам и нежно, но настойчиво повел мальчика к выходу. Но Теодор вдруг остановился и оглянулся на плачущую Смитти. Его маленькие плечики тоже задрожали, и Мадди, стараясь не шуметь, заторопился к выходу, увлекая ребенка за собой.

Оказавшись на воздухе, они, не сговариваясь, направились к водопаду, чтобы спокойно побеседовать. «Как объяснить ребенку, что произошло и почему?»

В ту ночь не было луны. Черное небо казалось бескрайним одеялом, накрывшим джинна и мальчика. Все остальные обитатели острова спали. Теперь на острове не было того беззаботного веселья, которое царило там все последнее время. Не слышно было ни разговоров, ни смеха. В воздухе висели невысказанные колючие слова. Ничего не осталось от их рая.

— Мадди!

— Что, господин?

— Мы полетаем последний раз перед тем, как ты уйдешь?

— Да, хозяин. — Джинн склонился в глубоком поклоне.

Выпрямившись, он подмигнул Теодору и протянул ему руку.

Уже через мгновение они были высоко над землей, и детский смех звенел в ночном небе. Они кружились в небе, ныряли к самой воде, парили, как два ястреба над воробьем.

Две тысячи лет джинн истово верил, что встретит какого-нибудь счастливого чудака, способного не споря пойти за мечтой. Ему повезло, пускай недолго они были вместе — лиловый джинн и рыжеволосый мальчик, веривший в то, во что в мире больше никто уже давно не верит, в то, что неподвластно воображению.

Они летали над миром, оставляя за собой след из радостного смеха и улыбок, волшебного дыма и мечты.

Затем они приземлились в уединенном месте пляжа, где никто не мог бы их увидеть. Мадди нагнулся к мальчику, а тот прошептал ему на ухо свое последнее желание, и они попрощались так тихо, что никто не мог бы их услышать. Джинн склонился в последнем глубоком поклоне, на этот раз отдавая хозяину свое сердце.

Окутанный лиловым облаком, Мадди исчез в бутылке, а мальчик в последний раз поднес ее к глазам, помедлил чуть-чуть — из глаз его катились слезы, — плотно закрыл ее пробкой и осторожно положил на воду. Потом потер глаза руками. Волны подхватили бутылку и потихоньку увлекли ее за собой. Теодор засунул руки в карманы поглубже и наблюдал за тем, как она покачивалась, то пропадая из вида, то появляясь, поблескивая пробкой. Волшебная серебряная бутылка, древняя, как само время, исполняющая желания тех, кто может поверить в мечту.

Глава 33

— Корабль! Смотрите, корабль! — кричала на бегу Лидия.

Маргарет схватила под мышку Аннабель и, вооруженная коробком спичек, помчалась за девочкой к пляжу.

На горизонте и вправду виднелся силуэт корабля. Маргарет огляделась в поисках Хэнка. Он стоял довольно далеко от нее, там, где соорудил свой сигнальный костер. Он не пришел в хижину прошлой ночью, и она не знала, где он провел ее. Она пристально смотрела за тем, что он будет делать, зажжет ли костер, или он в таком отчаянии, что просто позволит судну пройти мимо, не пытаясь привлечь его внимание. Для него это будет отличным выходом из положения. Он опять сможет убежать от жизни. Маргарет посмотрела вслед Лидии, которая бежала к Теодору. Мальчик сидел на камне и следил за кораблем. Потом, зажав спички в руке, взглянула на Хэнка. Едва заметный дымок закурился там, где он стоял. Слава Богу! Он зажег костер. Руки ее дрожали, когда она достала спичку и принялась разжигать свой.

Маргарет бродила по хижине, рассеянно собирая вещи, которые, по ее мнению, следовало взять с собой. Внезапно, обуреваемая сомнениями, она остановилась и взглянула в окно. Нет, все в порядке. Корабль становился все больше и больше, приближаясь к острову. Очевидно, их заметили. Впрочем, она беспокоилась уже о другом. Хэнка нигде не было.

Маргарет достала свое платье, вздохнула и упаковала его. Затем положила в чемодан фрак Хэнка. Через несколько минут ей удалось сосредоточиться на том, чтобы паковать вещи. Она делала все молча. Дети тоже притихли. Лидия уложила в маленький ящик куклу, гребни и ожерелья и теперь тихо сидела, обнимая Аннабель. Коза тоже была рядом, она, как обычно, жевала водоросли.

Теодор уселся на кучу своих вещей и бейсбольного снаряжения Хэнка. От него не было слышно и слова.

— Теодор!

Мальчик обернулся и взглянул на нее.

— А где Мадди? Где бутылка?

Ребенок отвел глаза.

— Ты уже взял ее с собой?

Он покачал головой. Внимательно присмотревшись, Маргарет подошла к мальчику и обняла его за плечи.

— Теодор?

— У меня нет больше бутылки. — Опустив голову, он разглядывал свою кепку.

— Ты потерял ее? Мы поможем тебе, поищем все вместе.

— Я бросил ее в море.

— Почему? Ты загадал свое последнее желание?

Он кивнул.

— Ты попросил, чтобы нас нашли?

Мальчик ничего не ответил.

Маргарет чуть-чуть подождала, потом спросила:

— Ты не хочешь сказать мне, что ты загадал?

Мальчик отрицательно покачал головой. Она минуту раздумывала, следует ли ей настаивать, но пришла к выводу, что теперь это уже не важно.

— Теодор, посмотри на меня.

Он медленно поднял голову.

— Все в порядке. Это твое дело. Положи свои вещи в этот сундук, чтобы мы могли отнести их на пляж.

— А как же Хэнк?

Лидия тут же подняла голову. Затаив дыхание, дети ждали ответа.

— Я не знаю, где он сейчас.

— Может быть, нам поискать его?

— Он же видел корабль, Теодор, и зажег сигнальный огонь. Он придет...

«Если захочет», — добавила она про себя.

Через полчаса они притащили вещи к кромке воды и стали ждать лодку с корабля, шедшую к ним на веслах. Маргарет одной рукой обнимала за плечи Теодора, другой — Лидию, которая держала Аннабель. Чем ближе подходила лодка, тем больший ужас охватывал Маргарет. Она обернулась и в который раз тщетно обвела взглядом пляж. Хэнка нигде не было: ни на пляже, ни в джунглях, ни на опушке пальмовой рощи.

Он может остаться на острове и больше не бояться прошлого. Избежать необходимости принимать решение. Может, он избрал такой путь?

Лодка уже приблизилась настолько, что были видны лица матросов, а Хэнка все не было. Он не придет. Маргарет обернулась к детям, не зная, что сказать, как им объяснить. Вот уже начали грузить их вещи, а Теодор и Лидия все ждали Хэнка, вглядываясь в берег.

— Это все, мадам? — спросил Маргарет старший матрос.

— Смотрите! — вдруг закричал Теодор и принялся прыгать от радости. — Вот он! Это Хэнк, смотрите!

Маргарет обернулась. Хэнк неспешно шел к ним по пляжу.

Хэнк стоял у поручней рыболовного траулера из Британской Новой Гвинеи и смотрел на исчезающий вдали остров. Он становился все меньше и меньше. Уже нельзя было различить белый песок и зеленые деревья, все слилось в тонкую полоску. Остров, на котором его жизнь началась снова, был неотличим от линии горизонта. Он услышал какой-то шорох и обернулся. Сзади стояла Смитти, держась за железные поручни трапа. Она тоже молча смотрела на остров. Они еще не разговаривали друг с другом ни разу со вчерашнего дня.

Внезапно Хэнк понял, что на ее лице написано то же самое чувство потери, которое ощущает и он сам. Он закрыл глаза, а когда открыл их, Смитти уже не было. Хэнк остался смотреть на исчезающие вдали контуры острова. Судно разрезало голубые просторы, направляясь к Папуа, Порт-Моресли, к территории Великобритании. Это получилось весьма удачно, достаточно безопасно, так как входило в зону юрисдикции Великобритании. Оттуда можно добраться до Австралии или Новой Зеландии, а там затеряться среди тысяч таких же, как и он, людей без прошлого.

Все складывалось отлично. Можно убежать и спрятаться. Он долго бездумно смотрел на воду, но в конце концов, глубоко вздохнув, принялся размышлять. Смитти права, он действительно изо всех сил всегда убегал от жизни. Сейчас ему это было так ясно. Но только он убегал не от прошлого. Все эти годы ничего не менялось. Он бежал от будущего. Именно будущее страшило его.

Легче было бежать, чем попробовать что-то по-настоящему стоящее, к чему можно привыкнуть, бежать, прежде чем попасть в ловушку, или затесаться туда, где ты чужой. Глядя на воду, он вспоминал то чувство, которое испытал тогда, в порту, после того как убежал из тюрьмы. Ему показалось, что он всюду чужой: вне стен тюрьмы и внутри ее. Он долго стоял так и думал: предавался любимому занятию Смитти.

Для него очевидно было, что у человека очень мало шансов изменить заданный порядок вещей. Может быть, Смитти — последняя для него возможность это сделать. Проклятие, нет, не это самое главное. Смысл в том, сумеет он удержаться и не убежать сейчас или нет. Ради нее и ради детей. Может статься, он всегда чувствовал себя всюду чужим потому, что у него не было Смитти, не было детей. Он никогда не любил настолько ни одну женщину.

Может, не важно, каков мужчина, важно то, кто с ним, чтобы он не был чужаком. Где-то в тайниках души (а он-то всегда был уверен, что и души у него нет) он знал, что ничего в жизни ему так не хотелось, как удержать Смитти и детей.

Но, черт побери, ему было страшно. Он боялся потерять их, как будто что-то внутри его дрожало от ужаса неминуемого расставания, как будто они могли выскользнуть, пройти как песок сквозь пальцы. И он не мог придумать, как их удержать.

Услышав свое имя, Маргарет оглянулась и увидела Хэнка в дверях их маленькой каюты. Сердце у нее сильно забилось. Он снова очень тихо позвал ее. Предательская дрожь прошла по всему ее телу, хотя Бог свидетель, как ей хотелось сдаться, утешить его, сказав, что все будет хорошо, подойти к нему, согласиться бежать куда глаза глядят, уверить, что ее сердце с ним и давно готово на жизнь вдали от всех, если ему этого хочется.

Он встал в полосу света. Господи, какой он огромный, особенно в этой маленькой каюте.

— А где дети?

— Там. — Она кивнула на соседнюю дверь.

Он посмотрел туда, куда она показала, и перевел взгляд на нее. Казалось, он не может насмотреться, как будто это самое важное занятие в его жизни. Привычным жестом засунув руки в карманы, он огляделся, тщательно избегая встретиться с ней глазами. Изучив как следует пол, он сообщил то, зачем, видимо, пришел:

— Я на этот раз не убегу.

Маргарет была не в силах пошевелиться, боясь поверить в то, что услышала. Сердце ее забилось так сильно, что казалось, его биение слышит и Хэнк. Она была смущена и испугана.

— Смитти.

Она отвела взгляд.

— Ты слышала, что я сказал?

Она покачала головой. Хэнк вдруг усмехнулся:

— Спорим, ты хочешь заставить меня сказать это дважды.

— Что?

— Я не собираюсь никуда убегать.

Она все еще не могла поверить, закрыла глаза и выдохнула, отметив как-то машинально, что, оказывается, сдерживала дыхание. В горле был комок, а в глазах стояли невыплаканные слезы. Через мгновение она была в его объятиях.

Они поженились в Морсби в маленькой церкви, стоящей на высоком утесе, у подножия которого волны разбивались о камни. Церковь была ослепительно белого цвета, с высоким шпилем и деревянными зелеными ставнями на узких окнах. В этой самой обыкновенной церкви происходила церемония венчания, подобной которой здесь не было никогда.

Невеста пришла в церковь босой и в шелковом розовом бальном платье. В ее светлых волосах были орхидеи. Щиколотки и запястья обвивали браслеты, сплетенные из местных цветов. Она шла по проходу между скамьями с двухгодовалым ребенком на руках — девочкой в белом платьице.

Рядом с невестой стоял маленький мальчик, одетый во все новое с ног до головы. На курточке блестели медные пуговицы, а лицо сияло от неописуемого восторга, даже счастья. С ними еще была девочка постарше, одетая в бело-розовое платье, с огромными бантами такого же цвета в косах.