— Ты свободен, сынок. — Гарлан взял его за плечи, слегка встряхнул и кивком указал на другую дверь. — Твоя семья ждет тебя.

Хэнк с опаской подошел к двери, несмело толкнул ее. Она была открыта! Он распахнул ее настежь и побежал по темному коридору, повернул, преодолел еще один проход и увидел в конце ярко освещенный солнцем дверной проем. Боже, как он бежал! Он никогда не бегал так за всю свою спортивную карьеру. Да что там! Быстрее, чем Смитти. Наконец Хэнк остановился, ослепленный солнцем. Тут он увидел их. Сначала различил только силуэты. Высокая женщина с малышкой на руках, девочка с туго заплетенными косичками и маленький мальчик в бейсбольной кепке задом наперед. И Хэнк Уайатт, человек, бегавший сам от себя и от жизни почти сорок лет, рванулся к тому, во что верил. К своей семье.

Где-то в Тихом океане

Бутылка была такой же старой, как и само время. Она качалась на волнах словно обломки старого корабля, несмотря на серебряную резную пробку, блестевшую в лучах яркого солнца. Чайки часто пикировали на плывущую бутылку, которая сверху напоминала им жирную серебристую селедку — достойный приз за мужество. Множество других морских птиц камнем падали вниз, чтобы затем столь же стремительно подняться, столкнувшись с твердым металлом вместо нежной добычи.

Там, на старой серебряной бутылке, сияли пять изысканно ровных жемчужин — медаль за доблесть, которой венчают самый трудный подвиг в стране джиннов.

Мадди улыбался. Вещей в бутылке заметно поубавилось. На этот раз он гораздо больше отдал, чем взял с собой.

Он посмотрел на свою обувь. Это были обыкновенные черные кожаные ботинки. Никаких бубенцов. Он щелкнул каблуками и засмеялся. Потом потянулся и достал с полки то, что было ему дороже всех хитроумных последних изобретений человечества и всех драгоценных камней на свете, и даже на собственной бутылке. Это была фотография семьи, сидящей на залитом солнцем пляже.

Сан-Франциско. Калифорния 1908

Яркий осенний день на новом стадионе для игры в бейсбол в Сан-Франциско. Старый был разрушен во время землетрясения, как, впрочем, и добрая половина города. Восстановление шло быстро благодаря настойчивости жителей и их боевому спортивному духу. Вот и сейчас трибуны заполнены болельщиками. «Морские львы Сан-Франциско» сражаются против «Смельчаков из Портленда».

Хэнк Уайатт привычным жестом провел рукой по волосам и нахлобучил кепку. Он ходил взад и вперед вдоль скамьи, где сидела его команда. Собственная команда, которой он отдал десять лет жизни. Он взглянул на своих игроков, а они не отрываясь смотрели на него. У каждого кепка на голове была надета козырьком назад. Чтобы повезло.

Они проигрывали. Счет был 8:5. Финальная игра сезона. Тот, кто выиграет, будет чемпионом Тихоокеанского побережья. Хэнк взглянул на поле и выругался. Его худший игрок, Табаско Рейнольдс, вышел вперед. Парень не попал по мячу ни разу за два года. Хэнк отвернулся, чтобы не видеть поля, и взглянул на трибуны.

Теодор, его сын, махал ему из семейной ложи. Хэнк нахмурился, а Тед повернул несколько раз свою кепку, делая ему какие-то знаки. Вдруг Хэнк увидел козырек собственной кепки и быстро повернул ее назад. Сын показал ему большой палец.

Теодор — отличный парень, работал с командой все лето, а сейчас, осенью, поступил в Стэнфордский университет. До сих пор он отказывается сказать им, какое же желание тогда загадал.

Взгляд Хэнка скользнул дальше. Вот сидит его жена. Она — один из самых известных адвокатов города и почти не изменилась за двенадцать лет. Несколько седых волос и две, может, три морщинки, но для него она по-прежнему самая красивая и обаятельная женщина из всех, кого он когда-либо видел. Она чуть-чуть раздалась в бедрах после того, как родила троих детей, но ему это только на руку. Есть за что подержаться.

Последние полтора года она много работала, чтобы помочь пострадавшим от землетрясения получить надлежащую компенсацию. Им самим крупно повезло. Дом устоял. Но очень многие остались без крова. Хэнк знал свою жену: она не успокоится, пока не сделает все возможное и невозможное. Рядом со Смитти — Лидия. Улыбается и машет. Косичек уже давно нет. В июне она окончила Стэ-форд. Когда он дразнит ее, она серьезно отвечает:

— Папа, доктора не носят косы.

Аннабель подбрасывает орешки в воздух и ловит их ртом так, как он ее научил. Она очень милая девочка, такая ласковая и отзывчивая, хотя иногда вдруг у нее срывается с губ одно из словечек Хэнка. Джонни и Джейк — братья, дети улицы. Они нашли их спящими в мусорном баке у конторы Смитти зимой, восемь лет назад. Коре — семь лет, она круглая сирота с того самого дня, когда родилась. На второй день у нее уже была новая семья. Билли, Деннис, Люси. Их родила ему Смитти. Ох и порезвились они, когда их делали! Умные ребята, как их мать. И такие же спорщики. Хэнк ухмыльнулся. Не проходит и дня, чтобы он не благодарил Всевышнего, судьбу и даже джинна за то, что даровали ему жизнь.

Девять детей — целая команда. До сих пор, впрочем, дети для него загадка. Надо бы еще родить, может, тогда он что-нибудь поймет в их воспитании.

Воздух взорвался вдруг ударом биты по мячу. Толпа взревела, и Хэнк обернулся.

С чувством необычайного облегчения он увидел, как мяч взвился высоко-высоко в небо. Хэнк быстро перевел взгляд на трибуны. Смитти отчаянно кричала, махала и смеялась именно тогда, когда это нужно. Он полюбовался немного, как не уставал делать это каждый день, наконец, засунув руки в карманы, опять стал ходить у скамьи своей команды. Кепки летели в воздух. Игроки и болельщики ликовали. Он остановился на мгновение и опять посмотрел на свою семью.

Хэнк Уайатт точно знал, что ему нечего больше желать. У него есть все.