Джилл Уилбер

Верный расчёт

...

«Услышав крик впередсмотрящего, Якоб фон Хохбург поспешно вышел из капитанской каюты. На горизонте виднелась еле заметная темная точка. То был остров Герольштейн, почти два века назад открытый голландскими мореплавателями. Долгое путешествие подошло к концу».

Ингрид поставила точку и довольно потянулась. Вторая глава задуманной ею «Истории княжества Герольштейн» была готова. Работа шла быстро. Завтра можно будет приступить к описанию объединения Герольштейнских островов под властью князя Якоба. Правда, глава получится небольшой по объему. Стыдно признаться, но Ингрид немного жалела, что это объединение произошло без долгих кровопролитных войн, которыми сопровождалось создание большинства соседних карликовых государств.

В коридоре послышались чьи-то быстрые шаги.

— Мама, мы пришли! — с порога крикнул запыхавшийся Эрни. — Я выиграл у папы со счетом десять — два!

Ральф положил ладонь на плечо шестилетнего сына и подмигнул новоиспеченной баронессе Дикс фон Бамберг. Ингрид до сих пор не могла в это поверить. Даже после пышной церемонии в кафедральном соборе Альткирхена и чудесного медового месяца, проведенного на личном острове Ральфа, она думала, что это ей снится. Дни они посвящали сыну, а ночи — друг другу. То, что Ингрид каждое утро просыпалась рядом с Ральфом, казалось ей чудом.

— Как успехи?

— Закончила вторую главу, — похвасталась Ингрид. — А завтра начну третью.

— Про объединительный поход? О Господи, сколько раз я играл князя Якоба в ежегодных школьных инсценировках! Правда, главную роль мне доверили не сразу. Сначала я был мятежным вождем последнего острова, не пожелавшего покориться какому-то пришельцу из-за моря. Подошел к роли творчески и решил, что люди моего племени будут охотниками за черепами и нападут на людей князя. Но учительница напомнила мне, что в княжестве никогда не было охотников за черепами.

Ингрид улыбнулась.

— Ну вот, все испортила.

— Я рад, что ты на моей стороне. Так было бы куда драматичнее. Увы, на голых островитян произвел сильнейшее впечатление костюм князя: кожаные штаны, кожаная безрукавка с кружевной манишкой и багряный шелковый плащ с застежкой, украшенной драгоценными камнями. Во всяком случае, именно так Якоб изображен на старинной гравюре.

— Кому это и знать, как не мне? Эту застежку с разрешения князя Эриха ежегодно достают из витрины музея и под охраной гвардейцев привозят исполнителю главной роли.

— Кстати, Эрих и Катарина просили передать тебе привет.

— Им тоже. — Сначала она побаивалась своих знатных родственников, но они очень легко приняли ее в свой круг, и Ингрид поняла, почему Ральф так любит и уважает их.

— Катарина требует у брата, чтобы ей разрешили официально работать в фонде Оберхоф. После нас с тобой она уверовала в легенду. Правда, Эрих доказывает, что мы с тобой нашли бы друг друга и без всякой легенды.

— Лично я в этом сомневаюсь. Я работала в фонде и до того, но начала служить ему лишь тогда, когда рассталась с предубеждениями и помогла тебе успешно провести Тур д'Оберхоф. Легенда гласит, что истинной любовью вознаграждается лишь истинное служение. Иными словами, ты должен делать свою работу от души. Теперь очередь за княжной. Ей предстоит сделать то же открытие. Сначала Катарине придется найти путь к собственному сердцу, а потом проследовать по этому пути туда, где ее ждет любовь. Что ж, игра стоит свеч.

— Ты права как всегда. Но мое сердце чует, что в следующем году князя Якоба сыграет Эрни.

— Ты что, шутишь? Мальчику всего шесть лет.

— Ничего. Я дебютировал в восемь. А наш сын из молодых, да ранний.

— Ты прав, — ответила Ингрид и перевела взгляд с Ральфа на Эрни, который был копией отца в детстве: стройная фигурка, точеные черты лица, огромные светлые глаза и пышные черные волосы. Странно, что до события, потрясшего Герольштейн два месяца назад, этого почти никто не замечал. Впрочем, в последние годы Ральф редко бывал на родине, а в Оберхофе появлялся еще реже. Но когда это случилось, время понеслось вскачь.

1

Ингрид Шлезингер из последних сил пыталась не обращать внимания на боль в ногах, нывших в новых туфлях, и широко улыбнулась собравшейся вокруг группе туристов. Это была последняя экскурсия в этот день. Как только она закончится, можно будет закрыть дверь кабинета, сбросить проклятые туфли и вознаградить себя каким-нибудь холодным напитком. Она украдкой покосилась на часы. Оставалось всего пятнадцать минут.

Ей хотелось громко застонать. Черт дернул ее польститься на пятидюймовые каблуки и черные кожаные ремешки, обвивающие лодыжки! Тип, командовавший распродажей, уверял, что ее ноги в этих туфлях выглядят потрясающе. Поскольку росту в Ингрид было всего метр пятьдесят восемь, она купила туфли не глядя. Но только полная идиотка могла надеть эти орудия пытки на работу, где большую часть дня приходилось проводить на ногах.

И все же она как-то справлялась, пока не увидела в задних рядах высокого видного мужчину. В этом не было ничего особенного. Экскурсии по замку Оберхоф были бесплатными, и опоздавшие имели право присоединяться к ним когда угодно. В другое время Ингрид просто кивнула бы вновь прибывшему и продолжила рассказ о замке и собранных в нем бесценных произведениях искусства. Произведения эти принадлежали правящей династии Герольштейна, но Ингрид, относившаяся к экспонатам с жаром завзятого коллекционера, считала их чуть ли не своей собственностью.

Однако с появлением этого человека речь Ингрид утратила беглость и стала сбивчивой, во рту пересохло. Что здесь делает Рандольф Дикс? Он никогда не приезжал в замок — иначе Ингрид не рискнула бы работать здесь. В последний раз она видела его по телевидению. Рандольф ездил по всему миру, участвовал в соревнованиях по скачкам с препятствиями, завоевывал кубки и покорял сердца супермоделей.

Понять последних было нетрудно. Рандольф, или Ральф, как его звали все от мала до велика, имел рост под метр девяносто, был смуглым красавцем и обладал пышной шевелюрой, характерной для всех мужских представителей княжеской семьи. За длинными густыми ресницами блестели глаза цвета морской волны. Слегка поворачивая голову, Ральф демонстрировал аристократический профиль, который можно было чеканить на монетах.

Но Ингрид красотой супермодели не обладала и не могла понять причины его пристального взгляда. Ральф смотрел на нее так, словно старался запомнить на веки вечные. Ростом она была ниже среднего; бросались в глаза лишь ее ярко-рыжие волосы длиной до плеч, похожие на языки пламени. Предоставленные самим себе, они завивались кольцами и торчали во все стороны, поэтому Ингрид собирала их в узел на затылке. Несколько непослушных локонов всегда торчало наружу, подчеркивая тонкие черты лица. Картину дополняли большие серые глаза. Ингрид с величайшим удовольствием поменяла бы их на голубые, а цвет волос — на белокурый.

Если верить друзьям, характер у нее был под стать волосам, но сама Ингрид считала, что это преувеличение. Да, возможно, она чересчур темпераментна, но совсем не так вспыльчива, как большинство рыжих. Будь так, она прямо спросила бы, что здесь понадобилось Ральфу Диксу.

Ральф редко пользовался своим титулом, но барону фон Бамбергу не имело никакого смысла слушать лекцию о произведениях искусства, среди которых он вырос. А тем более смотреть на нее с таким дерзким интересом. Ингрид чувствовала, что этот интерес вызывают не ее слова, а она сама.

Она переступила с ноги на ногу, и те заныли еще сильнее. Но теперь Ингрид не обратила на их жалобу никакого внимания. Она была занята борьбой со стихийными эмоциями, которые возбудило в ней внимание Ральфа.

Внезапно она ощутила биение собственного сердца. Воздух, температура которого в целях сохранности экспонатов регулировалась автоматически, показался жарким и душным. Она сопротивлялась желанию вытереть лоб, уверенная, что испарина — такая же фантазия, как и ее толкование взгляда Ральфа. Какого дьявола ему здесь понадобилось?

И тут один из туристов задал вопрос:

— Эта легенда распространяется только на членов княжеской фамилии?

Зачем она упомянула про легенду Оберхофа в присутствии Ральфа? Но отступать некуда. Ингрид откашлялась.

— Нет, не только. Легенда гласит, что все, кто служит фонду Оберхоф, обретут истинную любовь.

Казалось, эта история искренне заинтересовала Ральфа. Ингрид отвела глаза и посмотрела на другого мужчину — судя по всему, американца.

— Какова общая площадь имения? — спросил тот.

Уф, слава Богу… Ингрид с облегчением повернулась к задавшему вопрос, однако ощущение присутствия барона не ослабело. Она остро чувствовала запах его одеколона — свежий, с зеленой ноткой, чрезвычайно мужественный.

Это мне чудится, собравшись с мыслями, подумала Ингрид. Потолок высотой в девять метров, от стены до стены — еще дюжина… Какой тут может быть запах? Он обязан рассеяться.

И все же она ощущала древесный аромат, которого до появления Ральфа не было. Когда он вошел, распахнув большую двойную дверь, в помещение влетел порыв ветра из леса, окружавшего замок. Во всяком случае, так убеждала себя Ингрид. Но это не объясняло, почему его присутствие усиливало остроту всех ее чувств.

Она снова откашлялась.

— Замок был построен в тысяча восемьсот семьдесят девятом году. Имение, принадлежавшее Арнольду фон Хохбургу, первому графу Оберхофу, насчитывало восемьсот гектаров холмов, лесов и полей, сдававшихся мелким фермерам-арендаторам. Впоследствии площадь имения увеличилась до трех тысяч гектаров. В его состав вошел заповедник, где размножается лунный олень, являющийся символом Герольштейна. — Арнольд — прапрадед Ральфа, услужливо подсказал ей внутренний голос.

Задавший вопрос задумчиво кивнул, усваивая информацию. Затем подняла руку девочка-подросток.

— Как вы получили работу в замке?

Вопрос был из числа самых распространенных.

— Замок Оберхоф — это тот же большой город в миниатюре; здесь можно сделать карьеру в любой области — от земледелия и животноводства до науки и средств массовой информации. Сначала нужно определить область своих интересов, а затем узнать у местного управляющего, есть ли вакансии.

— Вы всегда хотели стать гидом? — Этот звучный баритон мог принадлежать только Ральфу Диксу.

Ингрид ответила, обращаясь ко всей группе и с досадой чувствуя, что в ее голосе прозвучала хрипловатая нотка:

— Я не гид. Просто при необходимости провожу экскурсии, как большинство служащих замка. Моя официальная должность — куратор здешнего музея. Я изучала изящные искусства в университете, специализировалась в охране памятников истории и культуры и во время учебы проходила практику в замке Оберхоф. Когда освободилось место хранителя, я подала заявление и была принята.

— Вот оно что… — протянул Ральф.

На этот раз Ингрид встретила его взгляд, почувствовав, что началась непонятная игра в кошки-мышки. Но зачем? И с какой стати ей определили роль мышки? Она решила, что лучшая защита — это нападение.

— Вам что-то непонятно, барон фон Бамберг?

Как и было рассчитано, этот титул произвел на туристов сильное впечатление. Они зашушукались, повернулись и с любопытством посмотрели на Ральфа. Его лицо потемнело, как небо перед грозой. Но Ингрид не унималась.

— Леди и джентльмены, раз уж нам представилась редкая возможность видеть барона, может быть, вы захотите задать ему вопросы? Ваша светлость, я уверена, что вы с удовольствием на них ответите, не правда ли?

Тем хуже для тебя, подумала она, увидев убийственный взгляд Дикса. Если ты хотел сохранить инкогнито, незачем было присоединяться к группе и выбивать меня из колеи. Почему это оказалось так легко? Но теперь они поменялись местами: Ральфу пришлось занять оборону.

— С удовольствием, — ответил барон, но грозное выражение лица противоречило непринужденному тону. Ну, погоди! — красноречиво говорил взгляд, который он бросил на Ингрид.

Она с трудом сглотнула. Что заставило ее бросить вызов этому человеку? Если во время экскурсии рядом оказывался кто-нибудь из членов правящей семьи, она уважала его право на инкогнито и обращалась к нему только тогда, когда становилось ясно, что он сам хочет этого. Какого дьявола ей понадобилось защищаться?

Но у членов группы таких сомнений не было. Время экскурсии закончилось, а они все еще осаждали Ральфа вопросами. Пара туристов помоложе попросила его расписаться на путеводителе. Интересно, как он подписался — Ральф Дикс, экс-чемпион мира по академической гребле, или барон фон Бамберг? Ингрид хотелось уйти, но это было бы нечестно. Она уже чувствовала угрызения совести за то, что направила на него луч прожектора. Как бы Ингрид ни относилась к этому человеку, у нее не было права подвергать его такому испытанию. Когда туристы уйдут, нужно будет извиниться перед Ральфом.

— Не следует злоупотреблять временем барона фон Бамберга. У восточных ворот вас ждет автобус. Поблагодарим хозяина за внимание, которое он нам уделил.

Учитывая великолепную акустику зала, эхо вызванных этой речью аплодисментов звучало несколько минут. Барон улыбнулся, сделал приветственный жест, повернулся и пошел к двери. Проходя мимо Ингрид, он вполголоса сказал:

— Как только закончите, явитесь с отчетом в кабинет главного хранителя.

После того что она сделала, ничего иного ждать не приходилось. И все же Ингрид с трудом сохранила самообладание. Ральф был членом совета директоров благотворительного фонда Оберхоф. Хотя он никогда не присутствовал на заседаниях, однако формально оставался ее начальником.

Наверное, Ральф собирается устроить мне разнос за то, что я привлекла внимание туристов к его особе. И имеет на это полное право. У нее были свои счеты с бароном, но сугубо личные и никоим образом не оправдывавшие вопиющее нарушение профессиональной этики.

Нужно было вернуть микрофон и записи, которыми она редко пользовалась. По дороге в свой кабинет Ингрид вспомнила, когда она впервые услышала о Ральфе Диксе. Она проходила практику в замке, совершенствовалась в избранной профессии и одновременно следила за несовершеннолетней сестрой, пытаясь не дать ей сбиться с пути истинного.

Совмещать то и другое было трудно, но Ингрид не догадывалась о размерах фиаско, пока Урсула не объявила о своей беременности.

Сула обожала парусный спорт и обычно не пропускала ни одной регаты. Ингрид считала хобби сестры безвредным и думала, что ее вмешательство только повредит делу. Сула ни разу не намекнула, что это увлечение носит личный характер.

— Расскажи, как это случилось, — наконец устало сказала Ингрид, как следует отчитав сестру. Их родители умерли два года назад, когда Ингрид исполнилось двадцать лет, и она боялась, что чрезмерная властность может отпугнуть Сулу. Держи она вожжи покрепче, этого наверняка не случилось бы.

Но что толку махать кулаками после драки? Урсула призналась, что отец ребенка — знаменитый спортсмен Ральф Дикс. Ингрид была уверена, что это вздор. Зачем умудренному опытом человеку, тем более члену правящей семьи, связываться с какой-то малолеткой?

Она пристально посмотрела на сестру и только тут поняла свою ошибку. После смерти родителей Сула быстро выросла. Сестра одевалась, разговаривала и кокетничала как взрослая женщина, и это привлекало к ней мужчин.

В том числе и Ральфа Дикса? В конце концов Ингрид пришла к выводу, что у Сулы нет никаких причин лгать ей, и воспылала праведным гневом на бессовестного барона. В то время Ральфу было лишь двадцать два года, однако он должен был знать, что делает. А Урсула, выглядевшая не по годам взрослой и формально считавшаяся совершеннолетней, была невинна и продолжала оплакивать родителей.

Когда Ингрид предложила позвонить барону, сестра закатила настоящую истерику.

— Большинство женщин мечтает вступить в связь с членом правящей фамилии, — попыталась подбодрить ее Ингрид.

Но ответ Урсулы оказался совершенно неожиданным.

— Большинство женщин не стало бы скрывать свое имя и уверять, что принимает противозачаточные таблетки.

После недолгих расспросов сестра призналась, что пробралась на прием в честь победы команды барона. Когда дворцовые гвардейцы потребовали, чтобы она назвала себя, Урсула пролепетала какую-то выдуманную фамилию.

По словам Сулы, Ральф следил за приходящими с террасы и сам позволил ей остаться. Решив поблагодарить хозяина за разрешение, она заметила, что он чем-то очень расстроен. Они разговорились, и Урсула поделилась с ним собственными бедами. Ральф предложил ей остаться на обед после приема, а она так и не успела назвать ему свое настоящее имя. В общем, сначала одно, потом другое, а результат налицо.

— Ральф наверняка подумает, что я обманула его нарочно, пытаясь заманить в ловушку, — наконец сказала Урсула.

— Пусть думает что хочет, но он обязан нести ответственность за свои поступки! — стояла на своем Ингрид. Она жалела Сулу, попавшую в беду, и все же Ральфу следовало знать о случившемся.

Однако хлопоты оказались напрасными. Ральф улетел на очередной этап Кубка мира, и Ингрид сказали, что связи с ним нет. Ингрид решила, что барону наплевать на девушку, которую он обольстил и бросил. На звонки ее сестры тоже никто не отвечал.

Используя связи в замке, Ингрид раздобыла почтовый адрес Дикса и настояла, чтобы Урсула написала ему и сообщила о ребенке. Сестра отбивалась руками и ногами, но Ингрид пригрозила, что тогда это сделает она сама. Письмо было отослано, однако ответ так и не пришел.

Потом они узнали, что Ральф бросил парусный спорт и занялся бизнесом. (Правда, иногда он участвовал в соревнованиях по стипль-чезу, в котором тоже добился больших успехов.) Конечно, с такими связями… Ничего удивительного, что он заработал целое состояние. Плюс к тому, что досталось ему по наследству.

Ингрид заикнулась, что следовало бы сделать еще одну попытку связаться с ним. Но на этот раз Урсула встала насмерть, заявив, что не хочет иметь ничего общего с человеком, которому нет дела до собственного ребенка, и Ингрид пришлось умолкнуть.

Впрочем, материнство не заставило Урсулу остепениться, скривив губы, подумала Ингрид. Родив очаровательного мальчика, она предоставила все заботы о нем сестре, а сама вернулась к прежнему увлечению парусным спортом. Слава Богу, что Ральф в регатах больше не участвовал и его равнодушие не могло причинить Суле новую боль.

Ингрид знала, что обязана воздействовать на сестру — хотя бы ради маленького Эрни. Но у нее не хватало на это духу. Сула слишком много перенесла. Сначала умерли родители, а потом сестру бросил отец ее ребенка. Она так и не успела побыть молодой. Поэтому Ингрид добровольно взяла на себя большую часть обязанностей по уходу за Эрни, надеясь, что со временем сестра остепенится и поймет свой долг перед сыном.

Но это время так и не пришло. После какой-то вечеринки, находясь в изрядном подпитии, сестра возвращалась в отель по горной дороге и не вписалась в поворот. Ее машина вылетела за ограждение и рухнула в пропасть.

Тогда Эрни было всего шесть месяцев. Сейчас ему шесть лет. Если бы не этот мальчик, Ингрид не пережила бы гибели сестры, последовавшей вскоре после смерти родителей. С ребенком на руках она не имела права давать волю чувствам.