Джек никак не прокомментировал это сообщение и не стал задавать вопросов. Да и зачем бы ему?

«Ладно, покормлю твоего Оскара», — ответил он. На экране возникли три точки, обозначающие, что он пишет что-то еще. Пропали. Снова возникли. «Как твои дела?»

Я уставилась на эту фразу, перебирая возможные ответы. Я несчастна. Я скучаю. Оскар — поганая замена парню, который регулярно брал на себя мои обязанности со стиркой и уборкой.

Но в переписке было легче соврать, чем начать искренне углубляться в тему. Поэтому я поспешно набрала: «Все супер!!! Дел невпроворот, надо бежать. Спасибо, что спас Оскара!»

Глава 4

Поместье Генри Эшервуда располагалось всего в пятнадцати минутах езды от моего отеля, но ведущая туда дорога была настолько извилистой и пустынной, что казалось, будто я перенеслась в совсем другой мир.

Хотя это в самом деле был совершенно иной мир, нежели тот, что окружал меня в Бостоне. И дело было не только в ярком солнце, утесах, Тихом океане, влажном соленом воздухе.

Ровно в шесть к отелю подъехала черная «Тесла», и одетый в дорогой костюм шофер, который представился Нейтом, помог мне сесть, предложил бутылку «Пеллегрино» и всю дорогу пытался развлекать светской болтовней. Вы первый раз в Малибу, мисс Фицджеральд? Могу я порекомендовать вам ресторан? Вам подсказать лучшие места для серфинга?

Нет, нет и нет, мысленно отвечала я, но согласно кивала, потягивая минералку. Мы свернули с оживленного шоссе так неожиданно, что я вцепилась в дверь, и начали извилистый подъем, который вызвал неодобрение у моего желудка. Последний вираж — и передо мной открылось невероятное, необъятное поместье Эшервуд — прицепившаяся к утесу одноэтажная полоса тонированного стекла такой длины, что на ее месте в Бостоне поместился бы целый квартал. Термин «поместье» был бессилен передать впечатление от этого дома. Ого. Неужели тут в самом деле кто-то живет?

— Это нечто, да? — хихикнул Нейт, и только тогда я осознала, что произнесла эти слова вслух. Захлопнув рот ладонью, я попыталась скрыть смущение, но Нейт больше ничего не добавил и, выйдя из машины, открыл мне дверь. — Пойдемте, я провожу, — самым теплым тоном пригласил он. — Он ждет вас.

Стоявший в отделанном мрамором и стеклом вестибюле Генри Эшервуд III выглядел точь-в-точь как на фотографии на обложке номера People, приуроченного ко вручению премии «Самый сексуальный мужчина современности» — высокий, загорелый, атлетически сложенный, с роскошными вьющимися черными волосами и сине-зелеными глазами ярче вод Тихого океана. Но вживую становилось очевидно нечто, чего не в силах передать фотография даже в самом люксовом журнале — он излучал мягкое обаяние, которое как магнитом втянуло меня в дом и вызвало стремление завоевать его расположение.

— Мистер Эшервуд, — начала — нет, выпалила я, — я так рада нашей встрече. Спасибо, что пригласили меня. Горю нетерпением узнать о вашем проекте.

Он негромко рассмеялся, и воздух от его обаяния вокруг словно заискрился. Он протянул руку, чтобы закрыть дверь за моей спиной, и меня обдало жаром, поэтому я поспешно перевела взгляд с его лица дальше, в глубь дома. Там виднелись безупречная гостиная с высоким потолком, пересеченным деревянными балками, белые кожаные кресла, сияющий белый рояль, а за всем этим, за стеной из стекла — сверкающая водная синева. Наверное, не было в этом доме помещения, откуда не было бы видно или слышно океана.

— Пожалуйста, зовите меня Эш. — Он жестом предложил мне пройти в гостиную. — Все друзья зовут меня Эш, мистер Эшервуд — это мой дед.

Меня удивило, почему он заговорил о деде, но потом я вспомнила, что именно дед занимался его воспитанием, пока отец пропадал на тусовках. Я кивнула.

— Конечно, хорошо. Эш. А я Оливия.

Он остановился, повернулся ко мне и открыто улыбнулся, как будто другой вариант обращения ему и в голову не приходил.

— Мисс Фицджеральд — ваша мать? Или свекровь? — снова негромко рассмеялся он, но приподнял бровь, как будто его всерьез интересовал ответ на этот вопрос.

— Ни то, ни другое. Вообще, это псевдоним. — И этот псевдоним придумала Чарли. Мне тогда было двадцать четыре, я собиралась рассылать рукопись издателям, и Чарли сказала, что моя настоящая фамилия, Финкемайер, звучит слишком неуклюже и сложна для произношения. Кем я была, чтобы спорить? Хотя впоследствии иногда жалела, что согласилась. Оливия Фицджеральд звучало искусственно, как и все, что касалось моей писательской карьеры. Видение, туманный призрак былой надежды, что однажды я добьюсь успеха.

— Я чувствую, за этим именем стоит целая история, — произнес Эш, и я чуть ли не впала в панику, решив, что он каким-то образом прочитал мои мысли. Но я сумела покачать головой и улыбнуться, закрывая тему:

— Не самая интересная.

— Уверен, вы бы сделали из нее отличный роман. Оливия, я обожаю, как вы пишете, я ваш огромный поклонник.

Когда он договорил, я была уже вся красная, как свекла, от смущения.

— Для меня огромная честь, что вы прочитали «Все маленькие огоньки» и хотите работать со мной.

Но если я не перестану заливаться краской и мямлить, как девица перед поп-звездой, никакого сотрудничества мне не видать!

Однако он, похоже, не испытывал никакой неловкости — видимо, привык. Привык к тому, что в его присутствии люди теряют дар речи и самообладание. Поэтому просто улыбнулся.

— Если быть совершенно честным, то я еще не читал «Огоньки», Оливия.

— Тогда… как вы поняли, что вам нравится мое творчество? — Я издала нервный смешок при мысли, что он нашел и прочитал несколько коротких эссе, опубликованных параллельно со «Всеми маленькими огоньками», в которых я раскрывала, как повлияла на написание романа смерть моей матери. Эш что, читает Lit Hub? Ну нет же.

— Я в восторге от другого вашего романа, — произнес он так непринужденно, что я не сразу осознала последовавшее название: — «Бекки».

Глава 5

Два года назад, когда «Бекки» готовилась к публикации, Чарли возлагала на нее большие надежды. «Все маленькие огоньки» получили хорошие отзывы и отлично продавались. А в «Бекки», как выразилась Чарли, имелась еще и особая изюминка, потому что роман представлял собой изложение событий «Ребекки» с точки зрения призрака первой миссис де Винтер — Бекки.

Но потом случилось несколько неудачных совпадений, в тактичной формулировке Чарли. Сначала уволилась моя редактор, и книга оказалась в руках ее доброй, но излишне нервной заместительницы. Затем в самые критичные месяцы, когда отделы продаж и маркетинга должны были забрать мою книгу для рассылки в магазины, подразделение издательства, которое готовило ее, закрылось, и книгу перекинули в другое, более крупное, где никто не то что не читал ее — не знал даже моего имени. Ну и похоронным колоколом прозвучала рецензия от Kirkus Reviews, где «Бекки» назвали «неряшливым скороспелым недоразумением».

Чарли попыталась меня утешить (безуспешно) замечанием, что рецензенты Kirkus никогда не стесняются в выражениях (что не помешало им сделать на «Все маленькие огоньки» весьма хвалебный отзыв). Но через неделю журнал Publisher’s Weekly высказался в том же духе: «Роман Фицджеральд полон противоречий и достоин пера разве что второкурсника». Судьба «Бекки» была решена — другие рецензии оказались не лучше, ее выход словно бы никто не заметил, и на полках книжных магазинов ее не было видно. Глубоко в душе я даже гадала — а может, оно и к лучшему, пусть уж книгу дружно игнорируют, чем так же дружно ненавидят.

Но оказалось, что это еще полбеды. В тот момент я не поняла, как сильно эта неудача ударит по мне, насколько далеко зайдут последствия этого провала, какую удушающую тень эта история бросит на меня. Фиаско «Бекки» стало настолько грандиозным в самых разных аспектах, что теперь, несколько лет спустя, я сомневалась, что когда-либо смогу написать книгу, которая очистит мое имя и поможет вернуться в мир литературы. Эта мысль совершенно парализовала меня.

— Вина? — прервал Эш мои размышления. Мы вышли на просторную веранду, где на большом дощатом столе по всем правилам этикета был сервирован на китайском фарфоре ужин для двоих.

У подножия утеса волны бились о скалы, а впереди оранжево-розовое солнце опускалось в океан. Но я едва замечала красоты пейзажа — снова и снова повторяла про себя признание Эша, что он в восторге от «Бекки».

Меня вернуло в реальность движение рядом — Эш наклонил бутылку красного над моим бокалом и приподнял брови в ожидании ответа. Вина я не хотела — мне и так-то с трудом удавалось удерживать ясность мышления, но я не хотела выглядеть невежливой, да и за годы сотрудничества с Чарли узнала, что большинство издательских вопросов решаются за бутылочкой вина.

— Только немного, — ответила я, на что он улыбнулся, наполнил мой бокал почти до краев, сел напротив и приветственно поднял свой.

— За новых друзей и новые проекты! — провозгласил он.

— За них, — откликнулась я, мы чокнулись, и я отпила маленький глоток. — Но должна честно признаться, вы чуть ли не единственный человек, который читал «Бекки», — выпалила я, запинаясь, скороговоркой. — Из всего тиража продали буквально несколько экземпляров. Как вы вообще на нее наткнулись?