Я не хочу идти мимо них. Эд высадил меня почти у входа, так что нет иного варианта, как спуститься к двери через две от моей. Не звоню в звонок, не дергаю за ручку, просто стою в нише, надеясь, что в полной темноте останусь безымянной фигурой, которая не заинтересует полицию. Я слышу, как они разговаривают между собой у входа в мой дом, но не могу разобрать ни слова.
Прижимаюсь спиной к двери, сердце колотится как сумасшедшее. Закрываю глаза и надеюсь, что полицейские уйдут и что никто не выйдет из этой квартиры, что никто не окликнет меня по имени. Я стою в темноте и надеясь, что меня не заметят. Жду.
Проходит десять минут, прежде чем они уходят.
И еще пять, прежде чем я решаюсь выйти. Колени дрожат.
Они оставили мне записку с просьбой позвонить.
Глава 8
Адвокат приехала в девять утра. Сержант Моррис — не понимаю, какой у них график смен, — забрала меня из камеры и отвела в большую комнату для допросов.
Меня мучает похмелье. Всю ночь я просыпалась каждые тридцать минут, а когда один раз не услышала, как меня позвали по имени, полицейский зашел в камеру и разбудил меня. Как только удавалось заснуть, приходило время следующей проверки.
Сара оказалась не совсем такой, как я ее представляла, но в целом я была недалека от истины. Она высокая и стройная, может быть, такая же высокая, как Рубен, с длинными темными кудрявыми волосами. Зубы кривые, но очень белые, и несмотря на утро, на губах красная помада. От нее веет каким-то шиком.
— Джоанна, это ваш адвокат, Сара Абберли. Сара, это Джоанна. — Сказав это, Моррис развернулась и вышла, не сказав больше ни слова.
— Итак, — кивает Сара, как только мы остались одни.
Мне нравится это деятельное «итак».
— Ваше дело передали в отдел уголовных расследований, который занимается тяжкими преступлениями, — продолжает мой адвокат.
— Я лишь…Что все это значит? Я всего лишь его толкнула.
Она смотрит на меня голубыми и цепкими, как у ястреба, глазами; оценивает обстановку: мою одежду, обувь и трясущиеся руки. Достает ручку и блокнот с логотипом юридической фирмы и записывает мое имя, дату и время, а затем переводит взгляд на меня. Я замечаю ее тонко выщипанные, угловатые и темные брови.
— Что произошло? — Простой вопрос.
Начинаю рассказывать с самого начала.
Сара время от времени делает пометки, но по большей части просто смотрит на меня, иногда кивая.
Я рассказываю ей обо всем, кроме одного. И это даже не ложь, просто недомолвка.
Не говорю ей только о паузе перед звонком, во время которой мужчина лежал в луже. Не могу рассказывать об этом, не хочу, чтобы она знала о моей нерешительности. Там, в другой жизни, я могла бы вообще сбежать. Так что говорю, что вытащила его из лужи сразу же.
Как только я заканчиваю, Сара поясняет:
— Смотрите, они мне не дали никакой информации. Поэтому и вам лучше воздержаться от комментариев.
— Никаких комментариев? Почему? Мне есть что сказать, я хочу все объяснить.
— Я знаю. У вас сильные доводы в свою защиту, но они попытаются их разрушить. Мне не сообщат ничего: не ознакомят с вашими заявлениями, сделанными на месте происшествия; не передадут данные о травмах жертвы; даже не расскажут, есть ли у них свидетели.
— Я… Он лежал внизу, у подножья лестницы, я сказала, что толкнула его.
— Мой совет — не давать комментариев на допросе, — повторяет она резким и острым, как бритва, голосом, который режет меня на части.
Смущенная ее тоном, оглядываю комнату. Облицовка на стенах серо-зеленого цвета, как грязный пруд, и пористая, из-за этого комната кажется меньше. Наверное, это звукоизоляция. Замечаю на стене выпуклость — вытянутая плитка из белого пластика с красной границей, — и тянусь к ней пальцами.
— Не надо, — говорит Сара, поднимая свою тонкую руку, чтобы остановить меня. — Это тревожная кнопка. Нажав ее, вызовите сюда кучу полицейских — это последнее, что вам нужно.
— Ладно, не буду давать никаких комментариев, — соглашаюсь я после минутного раздумья.
— Хорошо. Еще один момент, Джоанна. Думаю, они будут говорить о преднамеренном нанесении тяжких телесных повреждений.
— Что такое преднамеренное нанесение тяжких телесных повреждений?
— Это очень серьезно.
Она передает мне листок бумаги, с распечатанной из интернета статье с заголовком: «Закон о преступлениях против личности 1861 года».
Преступления против личности.
— Извините, все еще не понимаю.
— Смотрите. — Сара берет листок бумаги и ручку. На листке пишет: убийство; попытка убийства; непредумышленное убийство; статья восемнадцатая, нанесение тяжких телесных повреждений; статья двадцатая, тяжкие телесные повреждения; обычное нападение. — Это в порядке уменьшения тяжести преступления: убийство, попытка убийства, оправданное убийство. — Она указывает на слова по списку.
— Но я же никого не убивала.
— Статья восемнадцать предусматривает намеренное тяжкое нанесение вреда здоровью. Статья двадцатая — тяжкий вред здоровью.
— Понятно.
— И последнее — обычное нападение. — Она постукивает ручкой по листку бумаги.
Мне интересно, нравилось ли ей учиться в юридическом колледже; всегда ли она хотела быть адвокатом? А вдруг ее уже разочаровала бюрократическая система? Я никогда не думала о том, чтобы стать юристом, хотя возможно, должна была бы. Мне нравится то, чем занимается Сара. Работать по выходным и проводить весь день в полосатом костюме.
Конец ознакомительного фрагмента