— Цыц! — настороженно шепнул Ивар. Кестус оглянулся на жилистого новичка. Тот тоже встревоженно подтянулся.

Лагерь был тих и неподвижен.

Бывшие владения консула Калара Бренсиса объезжали большие патрули в дюжину человек, но и малые, в три-четыре человека, постоянно покидали лагерь и возвращались в него. Вполне возможно, все в разъездах, кроме пары сторожей. И допустим, оставленные стеречь лагерь решили проехаться вокруг в надежде добыть немного дичи.

Но это вряд ли.

Ивар, приблизившись к Кестусу, шепнул:

— Костров нет.

В самую точку. В действующем лагере огонь поддерживают, почти не задумываясь. Слишком много возни — то и дело тушить и разводить заново. Даже если костер прогорел до углей и золы, пахло бы дымом. А Кестус не чуял запаха лагерных костров.

Ветер потянул с другой стороны, и конь под Кестусом подобрался, боязливо задрожал, раздувая широкие ноздри. Шагах в тридцати от них что-то шевельнулось. Кестус не двинулся с места, сознавая, что любое движение его выдаст. Прозвучали шаги, захрустели осенние листья.

Показался Юлий. Старый охотник был, как всегда, одет для леса: кожа одежды выкрашена в темно-коричневый, серый и зеленый цвета. Он остановился над кострищем, уставился в угли и застыл, чуть отвесив челюсть. Он выглядел бледным, измученным, глаза потухли, потускнели.

Он просто стоял.

Это было не похоже на Юлия. Его всегда ждали дела, он терпеть не мог даром тратить время. Если нечего делать, мог, на худой конец, строгать стрелы про запас.

Кестус переглянулся с Иваром. Молодой человек знал Юлия хуже, но, как видно, пришел к тому же выводу и обдумывал тот же образ действий: осторожно, бесшумно отступить.

— Ну, вот и старик Юлий, — пробормотал Тоннар. — Довольны? — Он, крякнув, ударил лошадь пятками и выехал вперед. — Как это он позволил костру прогореть? Теперь не пожрать, пока заново не разведем.

— Стой, дурень! — прошипел Кестус.

Тоннар нетерпеливо оглянулся на него через плечо.

— Я есть хочу, — жалобно протянул он. — Поехали.

Из-под ног его коня, прямо из земли, рванулась невиданная тварь.

Громадина, с телегу ростом, была покрыта блестящей, скользкой на вид чешуей или подобием брони. Ноги — множество ног — походили на рачьи, и огромные клешни щелкали, как клешни омара, а в глубоких провалах невиданной чешуи поблескивали глазки.

И какая силища!

Кестус и крикнуть не успел, как она отхватила коню Тоннара ноги.

Конь повалился, дико заржав и заливаясь кровью. Кестус слышал, как хрустнули кости придавленного им Тоннара. Тот страдальчески взвизгнул — и еще визжал, когда другая клешня чудовища вспорола ему живот вместе с кольчугой, выпустив кишки на холодный воздух.

В голове ошарашенного Кестуса мелькнула полубезумная мысль: «Даже умереть молча не может!»

Тварь раздирала лошадь на части быстрыми, уверенными движениями усердного мясника.

Взгляд Кестуса сам собой обратился к Юлию. Командир медленно обернул к ним лицо и широко разинул рот.

И завопил. В оглушительном вопле не было ничего человеческого. В нем звенел металл, звук резал ухо, от него сводило челюсти, от него кони заплясали, вскидывая головы и в ужасе закатывая глаза.

Вопль замер.

И тотчас весь лес наполнился шорохами.

Ивар, вскинув руки, отбросил капюшон, чтобы лучше слышать. Шуршало со всех сторон, потрескивали раздавленные листья, шелестела палая хвоя, что-то волочилось по ней, хрустя сучками, шишками, ветками. Каждый звук был немногим громче шепота, но звуков этих были тысячи.

Словно весь лес обернулся огромным костром.

— Великие фурии! — выдохнул Ивар. — Кровавые во́роны!

Он круглыми глазами, побелев от ужаса, глянул на Кестуса и развернул коня.

— Не спрашивай! — прорычал он. — Беги. Беги!

И сделал, как сказал, пустив коня вскачь.

Кестус, оторвав взгляд от пустоглазой твари, что раньше была его командиром, послал коня вслед за Иваром.

На скаку он замечал… что-то.

Что-то двигалось по лесу, двигалось вместе с ним, почти неразличимыми тенями в сгущавшейся темноте. Тени были не человеческие. Кестус в жизни не видел ничего подобного. Сердце у него заходилось от дикого нутряного ужаса, и он кричал на коня, понукая его скакать все быстрее.

Такая скачка — сквозь лес, в густой темноте — безумие. Поваленный ствол, низкая ветка, выступающий корень — тысячи самых обыкновенных вещей ночью становятся смертельно опасными для налетевшего на них человека или коня.

Но твари приближались, настигали, теснили с боков, и Кестус понимал, что́ это значит. Шла охота, стая гнала их, как оленей, двигаясь сообща, чтобы свалить добычу. Ужас, исходящий от этих охотников, лишил его рассудка. Осталось одно желание — чтобы конь скакал еще быстрее.

Ивар с плеском перепрыгнул ручей и резко свернул, направив коня в колючую чащу. Кестус не отставал от него. Прорываясь сквозь заросли, рвавшие шипами кожу и шкуры коней, Ивар запустил руку в поясной кошель, извлек шарик, как будто отлитый из черного стекла. Пробормотав несколько слов, он развернулся в седле, крикнул: «Пригнись!» — и швырнул шар за спину Кестуса.

Тот пригнулся. Шарик, мелькнув над его ссутуленными плечами, канул в темноту.

Разом полыхнул свет, заревело пламя. Бросив взгляд назад, Кестус увидел охвативший чащу пожар — такой бывает только от огненных фурий. Огонь волнами разливался во все стороны, поджигал горючую лесную подстилку — и двигался быстро. Быстрее их коней.

Они вырвались из зарослей, на один заполошный удар сердца обогнав ревущее пламя, но еще до того два зверя ростом с крупных кошек вылетели из огня, протянув за собой светящиеся кометные хвосты. Кестусу почудилось, что он видит непомерно разросшихся пауков, а потом один из них, продолжая гореть, упал на круп лошади Ивара.

Конь заржал, копыта ударили по гнилому стволу или провалились в яму — и животное покатилось по земле, ломая себе кости и увлекая за собой всадника.

Кестус не сомневался, что Ивар такой же покойник, как Тоннар. Но тот перекатом ушел из-под бьющейся лошади и, умело перевернувшись, вскочил на ноги. Ни мгновения не потратив даром, он выхватил из-за пояса короткий гладий, проткнул им висевшего на крупе коня паука и перерубил в воздухе второго, летевшего на него.

Их трупы не успели удариться оземь, когда Ивар швырнул в ночь за спиной еще два черных шара: один — чуть влево, другой — вправо. Пылающие огненные завесы встали позади, слившись с преисподней лесного пожара.

Кестус совладал с брыкающейся лошадью, нещадно рванув удила, развернул ее и подъехал к Ивару. Его раненый конь все кричал от боли. Кестус протянул руку:

— Ко мне!

Ивар, обернувшись, одним чистым ударом прекратил страдания своего коня.

— С двойным грузом не уйдем, — сказал он.

— Это еще неизвестно.

— Во́роны, друг, некогда спорить! Они сейчас обогнут завесу и доберутся до нас. Уходи, Кестус. Ты обязан об этом доложить.

— О чем доложить? — едва не сорвался на крик Кестус. — Во́роны, тут…

Ночь залилась белизной, и весь мир обернулся для Кестуса раскаленной докрасна болью. Он смутно ощутил, что падает с коня. Не стало дыхания, задохнулся крик. Осталась одна боль.

Он сумел опустить взгляд.

В груди у него чернела дыра. Она пробила кольчугу прямо против солнечного сплетения, посреди туловища. Звенья вокруг дыры оплавились. Огненная магия. Его ударили огненной магией.

Дыхание кончилось. Он не чувствовал ног.

Ивар, склонившись над ним, осмотрел рану.

Его мрачное лицо совсем потемнело.

— Кестус, — тихо проговорил он, — прости, я ничем не могу помочь.

Кестусу пришлось потрудиться, чтобы найти глазами его лицо.

— Бери коня, — прохрипел он. — Скачи.

Ивар тронул его за плечо, повторив:

— Прости.

Кестус кивнул. Перед глазами встала тварь, расчленившая Тоннара и его коня. Он содрогнулся, облизнул губы, выговорил:

— Не хочу, чтобы меня убили они.

Ивар на миг зажмурился, сжал губы и коротко кивнул.

— Спасибо, — сказал Кестус и закрыл глаза.

* * *

Бывший курсор дон Эрен до последнего издыхания гнал лошадь Кестуса, применяя все способы сбить погоню и запутать след, — все, о каких знал, видел, слышал, читал.

К восходу солнца он обессилел и измучился наравне со своим скакуном, но признаков погони больше не наблюдал. Остановившись у какой-то речушки, он привалился к дереву и на минуту закрыл глаза.

Курсор не был уверен, дотянется ли его монета до столицы Алеры через такой малый приток, — но и выбора особого не было. Надо попытаться. Надо известить Первого консула. Он снял висевшую на шее цепочку с серебряным кругляшом. Бросил монету в воду и произнес: «Услышь меня, малая речка, и поспеши донести мое слово до хозяина».

Несколько мгновений все оставалось прежним. Эрен готов был отступиться и двигаться дальше, когда вода шевельнулась, всколыхнулась ее поверхность, потянулась вверх и собралась в образ Гая Секстуса — Первого консула Алеры.

Гай был высоким красивым мужчиной, на вид лет сорока, если не замечать серебряной седины. На самом деле Первому консулу перевалило за восемьдесят, но тело его, как у всех сильных водяных магов, не склонно было выдавать его возраст, как тела простых алеранцев. Правда, глаза у него ввалились и смотрели устало, но в них блестели ум и твердая, несгибаемая воля. Водяная статуя нашла взглядом Эрена, нахмурилась и заговорила.