Джон, посмеявшись над его необычайным везением, ободряюще улыбнулся, но мальчик ответил на его улыбку мрачным взглядом.

— Но сегодня прекрасный день для пешей прогулки, паренек.

— Ты можешь веселиться, лудильщик, когда едешь в такой славной повозке.

Джон улыбнулся, глядя вслед малому, тотчас же отправившемуся в путь по пыльной дороге. Значит, Анна сделала остановку в Виндзоре. Джон миновал Рединг и по Оксфордской дороге въехал в лес, где его ожидал Джозеф.

— Джонни, — радостно приветствовал его Джозеф и хлопнул друга по плечу. — Погляди, что я нашел у торговца лошадьми, и от этого стал на 30 гиней беднее.

Сэр Пегас приветственно заржал при виде хозяина.

— Готов поклясться, что леди Анне теперь приходится скрываться от стражи.

Джон рассмеялся:

— Не беспокойся за нее, Джозеф. Она как феникс, способна возродиться из пепла любого несчастья.

— В таком случае зачем тебе гоняться за девицей и оказаться в миле от ужасного холма Тайберн?

Джон Гилберт не мог этого объяснить ни Джозефу, ни себе самому. Ответ был слишком очевиден. Он потерял голову. Джон все еще ощущал на губах вкус ее губ вместе со вкусом сбитого ею масла, а в ее изумрудных глазах читал вызов, когда она лежала на зеленой лужайке и смотрела на него снизу вверх после утомительной работы. Да, он, видимо, спятил, и место ему в психушке.

Глава 9

Обманутая шарлатаном

На следующее утро Анна проснулась на палубе баржи. Она лежала на матрасе, свернувшись калачиком, а июньское солнце согревало ее, и она никак не могла вспомнить, где находится, пока не увидела Уиндема. Руку он держал на рулевом колесе и пристально смотрел на Анну.

Она потянулась, чувствуя, что наконец-то выспалась и отдохнула.

— Доброе утро, доктор. Я так хорошо спала. Если бы моя постель всегда находилась на воде, я дожила бы до ста лет. — Анна улыбнулась ему. — И тогда мне понадобилась бы ваша волшебная мазь.

Доктор слегка поклонился ей.

— Если верить тому, что говорят звезды, невозможно представить себе, миледи, что ваша красота когда-нибудь увянет.

Анна подняла руки и показала ладони Уиндему. Ее симпатия к нему росла день ото дня.

— Вы умеете говорить комплименты, сэр, не хуже придворного.

Уиндем снова поклонился.

— В данном случае это не комплименты, а астрологический прогноз. Небеса благоволят к тебе, девочка. Я прочел это на твоей ладони, но еще заметнее это на твоем лице.

Она встала и размышляла, уместно ли напомнить ему о завтраке, потому что свежий воздух на реке вновь разбудил в ней зверский аппетит.

— Искренне надеюсь, доктор, что ваш прогноз верен, поэтому заранее прошу прощения за свои сомнения. Впрочем, мое будущее для меня туманно.

— Кто этот Джон, который вас так донимает?

Анну охватил страх.

— А вы что, его знаете?

— Вы выкрикивали во сне его имя. И не один раз. Знай я ваши сны, мог бы предсказать вам будущее.

Анна рассмеялась, несколько смущенная, потому что вспомнила, как ей приснился Джон Гилберт, и рассказывать этот сон ей не захотелось, особенно мужчине, хоть он и был знатоком женской психологии и умел врачевать женские недуги. Во сне она снова оказалась в приюте разбойника, в его тайном укрытии, в деревушке, и купалась в ручье, а Джон был с нею и дотрагивался до нее, и они оба почему-то не могли найти своей одежды, и…

— В чем дело, девочка? — спросил доктор. — Ты вдруг покраснела. Надеюсь, ты не страдаешь падучей?

Анна вдохнула чистый речной воздух.

— Нет, добрый доктор. Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, но, увы, я снова голодна.

Доктор улыбнулся:

— Молодые могут есть сколько угодно и не полнеют.

Он опустил голову и лукаво посмотрел на нее из-под парика, Этот взгляд, как она уже убедилась, предшествовал тому, что он изречет что-нибудь в высшей степени неожиданное или даже скандальное.

— Хотя, дорогая леди, моя драгоценная волшебная мазь не допускает, чтобы те, кто ею пользуется, становились тучными, но в то же время помогает набрать вес тем, кто в этом нуждается.

Анна рассмеялась:

— Ваше замечательное открытие, сэр, необходимо каждой женщине, чтобы жизнь ее была долгой и счастливой.

— Разумное высказывание, — ответил доктор, орудуя рулем, так, чтобы использовать преимущества течения. — Ты найдешь в каюте утреннюю порцию эля, а также хлеб и масло, а если мой сын не расправился со сливовым джемом, то и фаянсовый горшок в сундуке. Мы позавтракаем здесь, на палубе, и ты расскажешь мне свою историю. Я весь внимание.

После еды Анна выполоскала оловянные кружки в речной воде.

— Мне нужен ваш совет, доктор, — сказала она, возвращаясь на свое место возле руля, — но я не смею рассказать вам, как дошла до такого состояния.

— Понимаю, — хмурясь, ответил доктор. — В этой истории должен быть отец, муж или жених. И еще большая награда. Ты думаешь, стоит ли мне доверять? Да?

— У вас, несомненно, доброе сердце, но я не дура.

— Полегче, миледи, — ответил он, — потому что между мудрой и придурковатой женщиной разница невелика. Вы одна, и у вас нет ни денег, ни покровителя. Мудро это или глупо никому не доверять, особенно тому, в чьей искренности у вас нет оснований сомневаться?

— Вы мастер убеждать, славный доктор, но мне всего-то надо добраться до Лондона. А там уж я позабочусь, чтобы вас хорошо вознаградил мой дядя за то, что вы доставили меш к нему.

Доктор Уиндем снял парик и задумчиво почесал голову, покрытую редкими каштановыми волосами. Она испытала облечение, когда он водрузил парик на прежнее место и стал снова самим собой. Уиндем отмел предложение перевезти Анну на другой берег на гребной лодке.

— Мне не нужна награда, миледи, — сказал он наконец. — Иметь деньги не такое уж большое счастье. Главное, как они заработаны. Я предпочел бы убедить какую-нибудь девицу купить мою чудодейственную мазь и получить за это плату, чем вознаграждение за то, что передал несчастную, лишенную всего молодую леди в руки правосудия.

После такой отповеди Анна рассказала все Уиндему, начиная с бегства из дворца. Никогда еще Анна не чувствовала себя такой, одинокой, а вот с Джоном Гилбертом, разбойником, подумала она вдруг, одиночества не ощущала.

Хотя доктор и смеялся, к досаде Анны, когда она рассказывала, как Джон Гилберт обучал ее искусству любви, чтобы ввести в заблуждение Черного Бена. Еще обиднее ей было его веселье, когда она описывала свой труд доярки и молочницы, однако доктор посерьезнел, когда ее история подошла к концу, особенно его озаботило описание смерти ее отца и предательства лорда Уэверби, а также ее бегства от разбойника и того, как ее чуть было не задержал стражник на рынке Рединга.

— Моя дорогая леди Гаскойн, — сказал он, нежно целуя ее руку, — клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить вас, хотя не обладаю отвагой вашего разбойника и его умением владеть мечом.

— Он вовсе не мой разбойник, сэр. Я больше никогда его не увижу, и слава Богу. Это счастливое избавление. — Ее голос дрогнул, но Анна тотчас же взяла себя в руки и спросила: — Вы в самом деле доставите меня в Лондон к моему дяде, епископу Илимскому?

— Конечно, леди Анна, после того, как мы сделаем остановку в Виндзоре сегодня днем.

— Но я должна поспешить в Лондон, сэр.

— Так и будет. Он всего-то в двадцати трех милях от Виндзора, если добираться по реке. Самое позднее, мы прибудем туда завтра.

— Нет! Сейчас же! Сегодня, сэр. Я настаиваю.

— Моя дорогая леди Анна, я не потребую вознаграждения за то, что доставлю вас целой и невредимой, но за; проезд вам придется заплатить.

— Вы же знаете, сэр, что у меня всего один пенни, — возмутилась Анна. — Вот он. — Анна развязала узелок на платке, который спрятала за пазухой. — Можете, взять его!

— Благодарю, не надо. У вас есть нечто куда более ценное для меня — ангельское личико и кожа младенца. Веселые девицы и жены Виндзора толпами бросятся покупать мою чудодейственную мазь, как только увидят ваше прелестное лицо.

Его коротенькие ножки пританцовывали, когда он поворачивал руль.

— Я не буду участвовать в вашем мошенничестве, сэр, даже для того, чтобы отплатить за вашу доброту и, уж конечно, чтобы оплатить проезд на вашей барже.

Уиндем с силой нажал на руль и повернул баржу к рощице гигантских тополей на берегу.

— Что вы делаете? — закричала Анна.

— Собираюсь высадить на берег пассажирку, не желающую платить за проезд, члена привилегированного класса дворян, не гнушающуюся есть хлеб простого человека и пользоваться его баржей. Таковы правила жизни на реке.

— Вы, мужчины! — сказала Анна сердито. — У вас найдутся правила для всего на свете, если вы захотите заставить женщину делать то, что вам угодно.

— Верно, миледи, — согласился доктор, — если это единственный способ заставить женщину принять нашу точку зрения.

Анна, бессильная что-либо изменить, лягнула поручень баржи, быстро устремившейся к берегу, положила руку на плечо Уиндема и постаралась вложить как можно больше девичьей мягкости в свои слова:

— Пожалуйста, повернем назад, добрый доктор, и я сделаю все, о чем вы просите.

Доктор Уиндем повернул руль всего в нескольких футах от левого поворота.

— Видите ли, леди Анна, — сказал он, когда они снова оказались на середине реки, — ваш молодой разбойник Джон Гилберт вовсе не обращался с вами плохо. За пределами дворца, где главное — происхождение и титул, простолюдины, будь то мужчина или женщина, должны зарабатывать себе на жизнь. Мир — сносное место для тех, кто принимает эти правила, и крайне неуютное для тех, кто не хочет с ними считаться.

Анна снова возмутилась:

— Вы вынуждаете меня принимать участие в безбожном обмане!

— Ничего подобного, миледи Анна. Это всего лишь небольшая сделка, и такой актрисе, как вы, сумевшей сыграть любовную сцену в постели разбойника и при этом не поступиться своим целомудрием, или из придворной дамы превратиться в крепкого деревенского паренька, выклянчивающего свой пенни, ничего не стоит поучаствовать в представлении.

— Голод придал мне сил и сноровки, — фыркнула Анна.

— Совершенно верно. Вам придется сыграть свою роль, леди, или вы не получите ужина.

— Что за роль?

Уиндем рассмеялся так громко, что лебеди, плававшие у дальнего берега, вспорхнули и улетели.

— Роль моей матери, — ответил доктор. — Вы сыграете милую леди шестидесяти лет, сохранившую молодость самым непостижимым образом.

Доктор расхохотался.

Джон Гилберт добрался до городка Виндзор, обогнул старый замок, возвышавшийся на пригорке, и его двойной двор на вершине мелового утеса и двинулся вдоль реки по широкой Темза-стрит к докам. Он сидел на божественном коне, слишком хорошем для пуританского священника, но одет был соответственно: скромное черное с белым облачение и широкополая шляпа с высокой тульей, почти скрывавшая лицо. Позади него к седлу была приторочена огромная Библия, а также прикреплена шпага. Во время езды Джон громко молился и призывал всех прохожих каяться и проклинать свою безбожную жизнь. В результате люди грешные, то есть почти все поголовно, уступали ему место и спешили проехать мимо, даже не бросив на него любопытного взгляда из опасения попасться ему на глаза.

Если бы они вздумали оглянуться и посмотреть на него, встретили бы торжествующий и лукавый взгляд человека, забавлявшегося происходящим. Из этого маскарада он извлек кое-какой опыт, и урок пошел ему на пользу. Иногда самое лучшее место, чтобы укрыться, — толпа, где ты на виду. Ему показалось, что слишком много народу спешит к пристани. Джон остановил одну из женщин, тяжело опиравшуюся на палку и потому слишком медлительную, чтобы избежать встречи с ним:

— Скажи мне, добрая женщина, куда так спешит народ?

— На пристань поглядеть на великого целителя, добрый проповедник. Говорят, его мазь творит чудеса.

Джон нахмурился.

— Чудеса творит Господь Всемогущий, добрая женщина.

— Да, сэр, но говорят, будто этот доктор может превратить старуху в молодую девушку. Я хочу увидеть это собственными глазами.

— Ты подвергаешь сомнению законы Господа и природы, добрая женщина.

— Нет, сэр, моя душа в безопасности хотя бы потому, что у меня никогда не было и не будет средств на покупку этой драгоценной мази, но я могу увидеть, как она действует.

— Я тоже посмотрел бы на это, — согласился Джон, про себя посмеиваясь. Он затрусил рысцой на своем Сэре Пегасе вниз по склону холма и осадил его позади толпы, собравшейся вокруг узких сходней, ведущих на небольшую баржу.

Он тотчас же узнал юношу, который пел и аккомпанировал себе на большой испанской гитаре. Это его беснующаяся толпа вынудила бежать из Рединга в Виндзор. Вряд ли он за сутки прошел пешком около тридцати миль. Джон догадался, что юношу довезла сюда старая кляча, привязанная к дереву, и привязал своего Сэра Пегаса рядом с ней.

Низкорослый и колченогий человек в умопомрачительном парике вышел из каюты и обратился с речью к толпе. Джон усмехнулся, слушая, как доктор Джосая Уиндем перечисляет свои заслуги. Он утверждал, что способен повернуть вспять возраст женщины. Будь это правдой, он прославился бы на всю Англию. Да что там Англию! На весь мир! Джона восхитила наглость этого человека, и он подался вперед, чтобы не пропустить ни слова, хотя доктор обладал столь громоподобным голосом, что его можно было бы услышать и в Лондоне.

В то же время разбойник зорко наблюдал за дверьми каюты в надежде на то, что промелькнет Анна, если она все еще на борту баржи. Мысль о том, что ее там нет, или что она мертва, или подверглась поруганию в каком-нибудь грязном притоне, заставила его пробить себе дорогу плечами и локтями поближе к сходням баржи.

Доктор Уиндем отвесил толпе поклон.

— Леди и лорды, добрые горожанки и их супруги! Сегодня я предложу вам волшебное средство, которое заставит вас выбросить ваши мази и притирания, под которыми вы скрываете изъяны вашей кожи — веснушки, прыщи и оспины, испещрившие ваши лица шрамы и даже морщины и следы забот и тяжкого труда. Говорят, мое средство действует быстрее, чем королевское прикосновение, исцеляющее золотуху.

Толпа двинулась к мосткам.

Уиндем высоко поднял черную лакированную шкатулку, открыл, указательным пальцем извлек из нее щепотку розоватой мази и стал ее растирать.

— Моя мазь состоит из ценнейших трав, собранных на холмах северной Италии, где женщины остаются красивыми до конца дней своих. Леди и добрые горожанки в этой далекой стране используют эту мазь, чтобы сохранить до конца жизни губы алые, как кораллы, эта мазь делает их даже нежнее, чем могли бы пожелать их мужья, потому что у жены возникает соблазн упорхнуть к какому-нибудь молодому прощелыге.

Женщины, и молодые, и пожилые, сделали еще шаг вперед. Джон шагнул вместе с ними.

Доктор Уиндем еще раньше заметил молодого священника и про себя выругался. От этих преподобных всегда одни неприятности. Они считают, что за любую радость в жизни человека ждет адский огонь. Следовало сократить свою речь и успеть ее произнести до того, как этот преподобный обрушит на него и на толпу свой праведный гнев.

— Если кто-либо из вас сочтет меня шарлатаном, я вам представлю мою матушку шестидесяти лет, дабы вы перестали сомневаться. Она была моей первой пациенткой, и моя чудотворная мазь сохранила не только ее кожу, но и зубы, они остались белыми и крепкими.

Джон наблюдал за происходящим с интересом. Шарлатан показался ему дерзким и отважным.

Величественной походкой Уиндем прошествовал до двери в каюту и вывел оттуда пожилую леди в строгом черном платье. Волосы ее, кое-где еще не утратившие каштановый цвет, вероятно, свойственный им в молодости, в основном были седыми, а сутулые плечи и спину окутывала простая серая шаль. Доктор помог достойной даме преодолеть преграду в виде порога. Казалось, пройти от двери каюты до сходней ей было нелегко.

Когда же ей удалось это сделать, доктор Уиндем приподнял ее подбородок, и толпа разразилась восторженными возгласами.

Конечно, это была Анна, как и предполагал Джон. Никакой маскарад не мог скрыть ее бело-розовой кожи и зеленых, как море, глаз, таивших в своей глубине невыполнимое обещание, хотя этот чертов Уиндем заставил ее скрывать свою истинную нежную натуру.

Да, несмотря на старческую походку и на то, что она спотыкалась, тяжело опираясь на руку доктора, это, вне всяких сомнений, была Анна. Но у нее появилось нечто похожее на горб, а волосы были припудрены белым порошком.

Джон даже не улыбнулся. Ладно, решил он, посмотрим, какая она актриса. Джон не станет пытать доброго доктора по поводу его чудодейственной мази, однако Анну щадить не собирается и готов бросить ей вызов.

— Тщеславие из тщеславий, — произнес он. — Не все ли мы прекрасны в глазах Господа? Берегись, старушка, нарушить планы создателя и лишиться его милости, когда ты так близка к вратам небесным.

Джону польстило то, что при звуке его голоса Анна вздрогнула, и их взгляды встретились. В ее взгляде Джон прочел ярость и что-то еще! Неужели радость? Нет, скорее гнев.

Джон приблизился к сходням, ступил на них и остановился.

— Добрый доктор, — произнес Джон достаточно громко, чтобы слова его донеслись до последних рядов собравшихся. — Я хотел бы удостовериться, что эта чудесная мазь не от лукавого. Ведь в Писании сказано, что дьявол является нам в разных обличьях, дабы соблазнить нас.

Внезапно Анну пробрала дрожь, хотя день был теплым. Она забыла, как он красив, как смыкаются его темные брови и двигаются тонкие усики, когда он говорит.

— Оставь меня в покое, ты, мошенник! — прошептала Анна так, чтобы слышал только Джон. — Почему ты не оставишь все, как есть?

— Я и сам удивляюсь, миледи, — едва слышно ответил священник. В голосе его звучала ирония. Он посмотрел на нее, состарившуюся и почти не походившую на Анну его грез, но обретшую более целостную красоту, и не впервые ощутил горечь невосполнимой утраты. Ему было больно от того, что он желал ее и пытался это отрицать, в то же время сознавая, что она — величайшая ошибка его жизни. Женщина, отказавшаяся от любви, могла стать только кошмаром для мужчины с горячей кровью, такого, как он.

— Но отставим все вопросы, — продолжал Джон. — Вы поедете со мной, Анна.

От звука его голоса у Анны закружилась голова, как и от исходившего от него запаха леса, лошадей и солнца, и от мужского запаха, природа которого была ей неизвестна и казалась загадочной. Она в смущении гадала, отразилось ли все это на ее лице и заметил ли он. И что самое удивительное, ее волнение сказалось на самых потаенных местах ее тела, скрытых под одеждой старой женщины, словно он коснулся тех самых мест, которых она никому не позволяла касаться.

Доктор взирал на них обоих с изумлением и, чтобы скрыть свое замешательство, обратился к беспокойной толпе:

— Вы должны согласиться, как и достойный прелат, что нет никакого греха в том, чтобы лелеять до конца наших дней то, что даровал нам Господь, и делать это открыто, а не ночью тайком, прибегая к колдовству. — Он протянул Джону коробочку с мазью: — Можете взглянуть и даровать нам свое благословение.

Преподобный поднес коробочку к носу, понюхал и, к изумлению доктора Уиндема, подмигнул леди Анне.

— Кто вы? — едва слышно спросил Уиндем с любезной улыбкой.

— Простой священник, вершащий труд, возложенный на него Господом, — шепотом ответил Джон.

— Это Джон Гилберт, разбойник, человек, о котором я вам рассказывала, проходимец, каких свет не видел, — зашипела Анна.