Королевская грудь, сдерживаемая корсетом — настоящим произведением искусства, могущим поспорить с любым из чудес новой эры, — величественно приподнялась: королева вздохнула.

— Праздность — черта, которую люди до определенной степени ожидают видеть в кронпринце. Когда тебе было семнадцать, она выглядела вполне обаятельной. В двадцать два это начало несколько надоедать. Но сейчас тебе уже двадцать семь, и положение кажется мне отчаянным.

— Ох, мама, вы даже не представляете! — Орсо упал в кресло, столь дико неудобное, что ощущение было, словно его пнули в зад. — Уже много лет я пребываю в состоянии полнейшего стыда за самого себя.

— Почему бы не попробовать найти себе дело, которым ты мог бы гордиться? Тебе не приходила в голову такая мысль?

— Приходила, и оставалась там на целые дни. — Он критически нахмурился, подняв свой бокал против одного из огромных окон и изучая вино на просвет. — Но в таком случае мне придется его делать, а ведь это так утомительно!

— Честно говоря, твоему отцу не помешала бы поддержка. Он слабый человек, Орсо.

— Да, вы никогда не устаете твердить ему это.

— И сейчас трудные времена. Последняя война закончилась… не очень хорошо.

— Она закончилась очень даже неплохо, если тебя зовут король Яппо Стирийский.

— Однако тебя… зовут… по-другому! — Его мать выговаривала каждое слово с ледяной четкостью.

— К сожалению для всех заинтересованных лиц.

— Ты смертельный враг короля Яппо и законный наследник всего того, что он и его трижды проклятая Талинская Змея у тебя украли, и сейчас самое время, чтобы ты начал принимать свое положение всерьез! Наши враги повсюду. В том числе и внутри границ Союза.

— Я знаю. Только что присутствовал при повешении трех из них. Двое крестьян и пятнадцатилетняя девчонка. Она обмочилась. Никогда не чувствовал большей гордости за себя.

— В таком случае, надеюсь, ты явился ко мне в достаточно восприимчивом настроении.

Мать Орсо дважды резко хлопнула в ладоши, и в помещение вошел лорд-камергер Хофф. Важный, с выпирающим из-под жилета животом и тощими как палки ногами, затянутыми в тесные брюки, он больше всего походил на призового петуха, ревниво обходящего двор фермы.

— Ваше величество!

Он поклонился королеве так низко, что практически обмахнул кончиком носа мозаичный пол.

— Ваше высочество!

Орсо он поклонился не менее низко, но каким-то образом сумел вложить в это движение выражение безграничного презрения. Или, возможно, Орсо просто увидел в его подобострастной улыбке отражение собственного презрения к себе.

— Я буквально просеял весь Земной Круг в поисках наиболее подходящих кандидатур. Смею ли надеяться, что среди них может оказаться будущая Высокая королева Союза?

— Ох, ради всего святого! — Орсо бессильно запрокинул голову, устремив взгляд на восхитительную потолочную роспись: народы мира, преклоняющие колена перед золотым солнцем. — Неужто снова смотр невест?

— Обеспечить престолонаследие — не шутка! — провозгласила его мать.

— В любом случае, не смешная.

— Кончай паясничать, Орсо. Обе твои сестры исполнили свой династический долг. Ты думаешь, Катиль хотела переселиться в Старикланд?

— Ее пример не может не вдохновлять.

— Или что Карлотта так уж хотела выходить замуж за канцлера Сипани?

По правде говоря, та была в восторге от этой идеи, но мать Орсо любила представлять, будто все вокруг только и делают, что жертвуют собой на алтарь долга — как, по ее уверениям, поступала она сама.

— Конечно же, нет, мама.

Тем временем двое лакеев уже осторожно пропихивали в комнату огромную картину, лишь с трудом не заклинив раму в дверном проеме. С полотна очаровательно улыбалась бледная девица с абсурдно длинной шеей.

— Леди Сифрин дан Харнвельд! — провозгласил лорд-камергер.

Орсо глубже забился в кресло.

— Неужели мне действительно нужна жена, у которой расстояние от подбородка до сисек измеряется в милях?

— Художественная вольность, ваше высочество, — объяснил Хофф.

— Назови свою мазню искусством, и тебе сойдет с рук все что угодно.

— Во плоти она вполне презентабельна, — заметила королева. — А ее родословную можно проследить до самых времен Гарода Великого.

— Дама чистейших кровей! — ввернул лорд-камергер.

— Породистая как лошадь, и ума в ней не больше, — отозвался Орсо. — Если у нас и король, и королева будут идиоты, это уже перебор, вы так не считаете?

— Следующая! — проскрежетала его мать.

Вторая пара лакеев едва не столкнулась с первой, так они спешили внести изображение двусмысленно улыбающейся стирийки.

— Графиня Иштарин Аффойская уже зарекомендовала себя как политик, к тому же она обеспечит нам ценных союзников в Стирии.

— Судя по ее виду, она скорее обеспечит меня половым заболеванием.

— Мне думалось, ты уже приобрел иммунитет благодаря постоянным контактам с возбудителями, — парировала королева, отсылая портрет прочь изящным взмахом кисти.

— Какая жалость, мама, что я больше никогда не вижу, как вы танцуете.

Она танцевала превосходно. Порой можно было даже подумать, что ей это нравится.

— Твой отец такой увалень; как партнер он никуда не годится.

Орсо печально улыбнулся:

— Он старается как может.

— Мессела Сивирина Систус! — провозгласил камергер. — Младшая дочь императора Дантуса Голтуса…

— То есть он даже не удостоил нас старшей дочери? — гневно вопросила королева прежде, чем Орсо получил возможность выдвинуть собственные возражения. — Нет, не думаю, что она нам подходит!

И так шло все дальше и дальше. Орсо отмечал, как утро плавно переходит в вечер, по неизменно уменьшающемуся уровню вина в графине, отвергая один цветок женственности за другим:

— Как я могу потерпеть, чтобы жена была выше меня ростом?

— Эта еще худшая пьяница, чем я сам!

— По крайней мере можно не сомневаться в ее плодовитости: мне известно по меньшей мере о двух ублюдках, которых она выносила.

— Что это у нее на лице — нос или член?

Он почти жалел, что не остался на повешении. Там он хотя бы теоретически мог положить конец происходящему, против матери же он был совершенно беспомощен. Его единственным шансом было переждать, пока она угомонится. В конце концов, число женщин в Земном Круге должно быть конечно.

Наконец последний портрет вытащили прочь из комнаты. Лорд-камергер остался перед ними, ломая руки:

— Ваше величество! Ваше высочество! Я с прискорбием…

— У вас все? — спросил Орсо. — Уверены, что портрет Савин дан Глокты не притаился нигде в коридоре?

Даже на расстоянии он ощутил холод неудовольствия королевы:

— Я тебя умоляю! Ее мать — невежа-простолюдинка, да еще и пьяница в придачу!

— Зато от нее много радости на вечеринках. К тому же, что ни говорите о леди Арди, но архилектор Глокта пользуется у людей уважением. Точнее, они испытывают перед ним крайний ужас.

— Этот ничтожный червяк! — скривилась королева. — Калека и палач.

— Палач — но наш палач, верно, мама? Наш. К тому же, насколько я понимаю, его дочь сумела сколотить себе баснословное состояние.

— А где источник этих денег? Торговля! Сделки! Инвестиции!

Королева произнесла это с таким презрением, словно речь шла о преступной деятельности. Впрочем, как знать, может быть, предприятия Савин и в самом деле были противозаконными. Орсо вовсе не исключал такой возможности.

— Ох, бросьте, мама! Деньги, постыдно добытые торговлей, так же способны залатать дыры в казне, что и доблестно выжатые из нищих крестьян.

— Она слишком стара! И ты-то уже не молод, а она еще старше тебя!

— Зато у нее безупречные манеры, а ее красота до сих пор считается образцовой. — Он расслабленно махнул рукой в направлении двери. — С нее бы получился портрет получше, чем с любой из этих драных кошек, и живописцу даже не пришлось бы ничего приукрашивать. К тому же «королева Савин» очень даже неплохо звучит!

Он беззаботно рассмеялся.

— Ты это специально делаешь, только чтобы меня позлить? — В голосе его матери звучала ледяная ярость.

— Что вы! Совсем не только для этого!

— Обещай мне, что не будешь иметь никаких дел с этой амбициозной мерзавкой!

Орсо откинулся на спинку кресла, озадаченно подняв брови:

— С Савин дан Глокта? Ее мать простолюдинка, отец палач, сама она заработала свои деньги предпринимательством… — Он вытряс из графина в свой бокал последние капли. — …Не говоря уже о том, что она, черт побери, в самом деле практически старуха!

* * *

— О-о! — захлебывался он. — Ох, черт!

Выгнув спину, он отчаянно вцепился в край стола, свалил на пол стакан с перьями и ударился головой о стену так, что штукатурка дождем посыпалась ему на плечи. Он мучительно пытался вывернуться, но она держала его за яйца. В буквальном смысле.

Он запрокинул лицо, едва не проглотив язык, закашлялся и снова прошипел сквозь зубы отчаянное: «Черт!» Наконец он всхлипнул и обмяк, задергался и обмяк снова, слегка подрагивая ногами в последних болезненных спазмах.

— Ч-черт… — выдохнул он.

Савин с поджатыми губами осмотрелась по сторонам, потом взяла бокал Орсо, до половины налитый вином, и сплюнула в него. Он заметил, что даже в этих обстоятельствах она держала бокал за ножку самым элегантнейшим образом. Проведя языком по передним зубам, она снова сплюнула и поставила бокал обратно на стол рядом со своим.