Джо Гудмэн

Безумный экстаз

Пролог

Весна 1875 года

Таких женщин, как она, он обычно не удостаивал вниманием. Сумрачный взгляд Этана Стоуна гораздо охотнее останавливался на женщинах с живой, беспечной улыбкой и манящими глазами. Но в этой женщине не было ничего манящего. Прежде всего, она держалась слишком серьезно. Очевидно, нелегкие размышления заставляли ее строго сжимать губы и сводить брови так, что между ними возникала вертикальная морщинка. Определить цвет ее глаз Этану не удавалось — она задумчиво смотрела куда-то в стену за его спиной. Этан наклонился влево, и взгляд женщины уперся ему в плечо. Этан облокотился на стол, за которым сидел, согнул одну ногу и вытянул другую. Его движения не привлекли внимания женщины, и Этан продолжал лениво наблюдать за ней. Незнакомка производила на него не очень приятное впечатление.

Она носила очки в тонкой позолоченной оправе, низко сидящие на носу. Этану редко встречались женщины в очках, поэтому незнакомка казалась ему особенно странной. Поскольку очки сидели на самом кончике носа, очевидно, она пользовалась ими только во время чтения и письма.

Гладкая и свежая кожа лица была лучшим украшением женщины. Ее волосы тоже могли бы стать украшением, если бы не служили своеобразным пеналом для карандашей — Этан увидел целых три штуки, воткнутых в пучок волос. А полосы действительно были роскошны. По мнению Этана, женщина сделала все возможное, лишь бы лишить их великолепия, но не особенно преуспела в этом, и Этан решил, что все-таки она знает цену своим волосам. Она явно старалась как можно тщательнее зачесать их назад, безжалостно пригладить, но, видимо, гордость велела женщине прекратить это издевательство над собой и теми, кто смотрел на нее. Волосы решительно отказывались облегать голову, они окружали ее мягким медным ореолом, венцом, сочетающим оттенки темно-рыжего и каштанового цветов. Случайно или намеренно тонкие, вьющиеся пряди выбились из шиньона и упали на лоб, вились у щек незнакомки, поблескивая при свете газа, заливавшего комнату.

Эти густые, великолепные волосы составляли странный контраст со строгой накрахмаленной белой блузкой, не менее строгой черной юбкой и крепко сжатыми губами. В той же мере, в какой волосы вызывали любопытство Этана, ее губы отталкивали его.

Этан улыбнулся краем рта, наблюдая, как руки женщины безотчетно движутся по столу, перекладывают бумаги, несколько книг, блокнот в кожаном переплете, собирают в стопку отдельные листки. Очевидно, не найдя того, что искала, женщина раздраженно скривила губы и приподняла плечо с нетерпеливым негромким вздохом. Оторвавшись от выбранной точки за плечом Этана, она с усердием продолжала искать, поднимая книги, записную книжку, сдвигая в сторону бумаги. Потерпев неудачу и на сей раз, она передвинула очки повыше на прямом носу и возобновила поиски с пущей методичностью. Вскоре, по-видимому, решив прекратить бесполезное занятие, женщина откинулась на стуле, — причем ее шуршащая белая блузка утратила прежнюю строгость, — подперла подбородок ладонью и нашла в волосах карандаш.

Губы Этана слегка дрогнули, и удивленное выражение его лица сменилось откровенной насмешкой. Женщина вытащила из волос карандаш, но, вместо того чтобы начать писать, взяла его, как держат папиросу, — обхватив кончик губами и вдыхая, словно делая затяжки. Этан потряс головой, не в силах поверить собственным глазам. Он еще ни разу не видел курящую женщину — кроме, конечно, Кэролайн Генри, но та работала в салуне. После работы Кэролайн позволяла себе закурить в уединении в своей комнате — обычно после энергичных упражнений, но всегда просила разрешения.

Мысли Этана снова вернулись к женщине, сидящей напротив него в отделе новостей. Судя по ее виду, незнакомка ни у кого не стала бы спрашивать разрешения. Этан попытался представить ее в постели, однако мешала камея под воротничком накрахмаленной белой блузки. Начинать процесс раздевания с длинной черной юбки, показалось Этану занятием отвратительным и невозможным.

Женщина вынула изо рта кончик карандаша, тихо вздохнула и склонилась над столом. Карандаш еле слышно зашуршал по странице одной из книг, в такт его движениям постукивал носок левой туфельки. Очки скользнули вниз, как только незнакомка склонила голову над работой. Положение очков, по-видимому, ее не волновало — женщина только по-кроличьи морщила нос. Она принялась усердно писать, рука летала по листу бумаги, стараясь поспеть за мыслями.

Этан вновь устремил взор голубовато-серых глаз на корону великолепных каштановых волос незнакомки. Два оставшихся в них карандаша были досадной помехой, но он не позволил этому обстоятельству испортить себе удовольствие. В конце концов именно волосы незнакомки привлекли его внимание с самого начала — и еще то, что она была единственной женщиной в комнате, где сидели десятка два мужчин.

Вполне естественно, решил Этан, что в таком крупном городе, как Нью-Йорк, женщины работают вне дома. Он привык видеть женщин в салунах, дансингах, на сцене, даже в отелях. Иногда женщины помогали своим мужьям управляться в лавках или преподавать в деревенских школах. Но, приехав на восток. Этан увидел, что молодые женщины работают продавщицами в больших универсальных магазинах, преподают в частных учебных заведениях, даже могут быть врачами в больницах. Ему не следовало удивляться, что в отделе новостей газеты «Кроникл» оказалась только одна женщина и перекур заменял ей обеденный перерыв. Этан подумал, что знакомство с современной городской женщиной пойдет ему на пользу, он лишний раз убедился — ему не место в Нью-Йорке. Этану было тридцать лет, он родился в Неваде и там же вырос, и, если не считать учебы в Пенсильвании и нескольких лет, проведенных на юге во время воины, он редко бывал к востоку от Миссисипи. Он уже рвался домой.

— Можете войти, мистер Стоун.

Этан услышал голос, но смысл этих слов не сразу дошел до него. Волосы незнакомки были и впрямь изумительны. Интересно, сколько ей лет? Двадцать три или двадцать четыре? Несмотря на серьезный вид, она не выглядела старше.

— Да? — растерянно отозвался он.

Секретарь прокашлялся, поднимаясь из-за стола:

— Пожалуйста сюда, мистер Стоун. Мистер Франклин и мистер Ривингтон уже вошли. Мастер Маршалл — занятой человек, боюсь, эта встреча не уложится в его расписание.

Этану редко приходилось торопиться — кроме тех случаев, когда требовалось выхватить револьвер и оценить реакцию противника. Обычно он считал, что все остальные дела могут подождать. К таковым относилась встреча с владельцем «Нью-Йорк кроникл» и людьми, которые попросили Этана сопровождать их на эту встречу. Этан медленно поднялся, изобразив ленивую, насмешливую улыбку, которая ни в коем случае не означала извинения перед опытным, деловитым секретарем, и повернул гибкое тело к кабинету владельца газеты.

— Расписание не стоит нарушать, — с едва заметной усмешкой проговорил он. Этан не хотел опаздывать на поезд.

Мэри-Мишель Деннехи вышла из рабочего транса как раз в тот момент, когда Этан отвернулся. Склонив голову набок, она успела заметить повернутый к ней в три четверти профиль, но уже секунду спустя ей оставалось смотреть только в спину незнакомца. Бесстрастно оглядев его, Мэри-Мишель вернулась к работе. Она услышала, как закрылась дверь кабинета Логана Маршалла, выронила карандаш, закинула руки за голову и вздохнула.

Стараясь перекричать обычный гул, стоящий в отделе новостей, она обратилась к секретарю Логана Маршалла:

— Похоже, мне придется скомкать весь свой разговор из-за этого мужчины.

Сэмюэл Карсон поднял три пальца.

— Из-за мужчин, — поправил он, покачивая головой. — Этот, последний, — какой-то маршал.

Маршалл? Мэри-Мишель удивилась. У владельца газеты был старший брат, который уже давно не имел никакого отношения к издательским делам, но о других родственниках Маршалла она ничего не знала. Сможет ли она соперничать с родственником?

— И потом, — продолжал Сэмюэл Карсон, — вам не была назначена встреча, мисс Деннехи.

Мэри-Мишель улыбнулась. Ямочка появилась возле уголка ее пухлых губ. Эта улыбка явно привлекла бы внимание Этана Стоуна и заставила секретаря залиться краской — она появилась снизу, из-под жесткой манишки и воротничка рубашки и постепенно затопила все лицо. Карсон ощутил жар, напомнил себе, что женат и имеет четырех детей, и стремительно вернулся к работе.

Забыв о своей улыбке и о влиянии, которое она оказала на Сэмюэла Карсона, Мэри-Мишель потянулась и снова склонилась над столом. Карандаш выбился из густого пучка и упал на бумагу. Чудесная улыбка на ее лице сменилась пренебрежительной гримасой, когда Мэри-Мишель запустила пальцы в волосы и выудила оттуда последний карандаш. Оглядев его, она пожала плечами и сунула карандаш за ухо — на случай, если он потребуется позднее. Потребоваться он должен был неизбежно.

Отодвинув упавший на бумагу карандаш, Мэри-Мишель продолжила писать. Складочка вновь появилась между ее бровями, губы сосредоточенно сжались. Мэри-Мишель писала все так же быстро, словно и не отрывалась от своего дела. Действительно, она уже забыла о разговоре с Сэмюэлом и целиком отдалась работе.

Прошло не менее получаса, прежде чем Мэри-Мишель закончила писать. У нее онемела шея, руку свела судорога. Подняв голову, Мэри-Мишель принялась двигать ею — вправо, влево, вперед и назад. Отложив карандаш, она потрясла рукой, прогоняя онемение, потом сняла очки, аккуратно сложила дужки и положила очки на законченную работу. С отсутствующим видом потирая большим и указательным пальцами нос, она прикрыла глаза и наконец откинулась на стуле, вытянув ноги под столом.

— Не время отдыхать, мисс Деннехи, — упрекнул Фред Воллрат, кладя на ее стол внушительную пачку писем. Пачка накренилась и рассыпалась. — Это только что принесли для вас.

Мэри-Мишель открыла один глаз, оглядела рассыпавшуюся лавину писем и подняла голову, встретившись с откровенно насмешливым взглядом редактора отдела.

— Вы, должно быть, шутите, мистер Воллрат. — Но Мэри-Мишель понимала, что редактор не шутит. Открыв второй глаз, она выпрямилась. — Я просто не в состоянии ответить…

— Не в состоянии? Похоже, я ослышался. Вы ведь не говорили этого, правда?

Поступая на работу в «Кроникл», Мэри-Мишель предвидела подобные ситуации, знала о них и заранее смирилась. Но она работала уже больше года, а испытания все не кончались. Все вокруг ждали, что она уйдет с работы через неделю, через месяц-другой, самое большее — через полгода. Когда Мэри-Мишель проработала год, большинство сотрудников отдела решили, что она делает это назло всем. Мэри-Мишель знала, что в редакции заключили пари, сколько она здесь продержится. Она продержалась так долго, что один наивный юноша забыл, о чем спорит, и предложил ей сделать свою ставку и назвать дату. Мэри-Мишель согласилась. К изумлению всех окружающих, она дала юноше двадцать центов и сказала: «Когда замерзнет ад». На следующий день кто-то положил ей на стол кусочек льда с вырезанным на нем словом «ад». Мэри-Мишель не убирала лед, пока тот не растаял.

Мэри-Мишель не знала, что в тот день завоевала у окружающих уважение. Постоянно оставаясь начеку, она даже не почувствовала, как общая настороженность исчезла.

— Конечно, вы ослышались, сэр, — спокойно отозвалась она. — Я отвечу на них сегодня же.

Густые брови Фреда приподнялись.

— Я не имел в виду всю пачку, Деннехи. Я не говорил, что вы должны закончить ее сегодня. Вы сами так решили.

Когда редактор отошел, Мэри-Мишель состроила гримаску. Она понимала, что Фред прав. Она всегда считала, что должна успевать больше, выполнять свою работу лучше, вечно что-то доказывать.

— У меня была другая работа, — тихо пробормотала она и увидела, как редактор остановился, словно услышал ее. Смутившись, Мэри-Мишель затаила дыхание и дождалась, пока Фред отойдет подальше. Испустив тяжелый, унылый вздох, Мэри-Мишель вскрыла первый конверт.

Вынув письмо, прочла его, отодвинула прежнюю работу и начала писать ответ.

В половине пятого Мэри-Мишель взглянула на часы. Она уже успела ответить на дюжину писем, что составило треть стопки. Результаты не радовали, особенно когда она огляделась и увидела, что ее коллеги поглощены важными, значительными заданиями. Но, заметив, что Сэмюэл Карсон исчез из-за стола и теперь путь к кабинету Логана Маршалла свободен, Мэри-Мишель приободрилась.

Она сумела взять себя в руки: момент был как раз подходящим, чтобы загнать владельца газеты в угол. Несмотря на то что Мэри-Мишель виделась с ним почти каждый день, у нее было мало шансов начать разговор. Для этого не годилось просторное, со множеством закутков помещение редакции, где все было слышно. К тому же в разговоры постоянно встревали сотрудники, падкие на сплетни и готовые разнести их по редакции с быстротой лесного пожара.

Надев очки, Мэри-Мишель подняла их на лоб, взяла блокнот и бумаги, над которыми работала раньше, и встала. Решение было принято, Мэри-Мишель не смущаясь подошла к двери кабинета Маршалла и взялась за ручку.

— Туда нельзя, — крикнул Сэмюэл от дверей общей комнаты. — Он еще не…

Мэри-Мишель глубоко вздохнула, повернула ручку и вступила в святая святых «Кроникл». Быстро закрыв за собой дверь, она прошла прямо к столу владельца газеты.

На взгляд стороннего наблюдателя кабинет Логана Маршалла мог показаться вместилищем хаоса. Полки на противоположной стене комнаты, поднимающиеся от пола до потолка, стонали под тяжестью папок, писем, газет и книг. Фотографический аппарат, стоящий без дела уже несколько лет, приткнулся в углу, собирая пыль и паутину. Стол владельца был усеян финансовыми документами, чеками от кассиров и записками от юристов. Два деревянных ящика на краю стола переполняли входящие и исходящие документы, ждавшие внимания Маршалла.

Сам Логан Маршалл уютно расположился посреди этой неразберихи. В сущности, по его мнению и мнению других сотрудников «Кроникл», в кабинете царил всего лишь рабочий беспорядок. Мэри-Мишель уже видела, что владелец газеты способен в считанные секунды разобраться с любым делом, вызывая искреннее изумление посетителей и репортеров-новичков. Сэмюэл Карсон надежно удерживался на посту секретаря только потому, что никогда ни к чему в кабинете Маршалла не прикасался.

Когда Мэри-Мишель вошла в кабинет, Маршалл сидел в кресле лицом к окну, положив подбородок на кончики пальцев сложенных рук с выражением глубокой задумчивости или мольбы. Мэри-Мишель понадеялась, что верным окажется первое предположение. Молиться следовало ей.

Обернувшись на стук двери, Логан вопросительно приподнял брови. Это был еще привлекательный сорокалетний мужчина с жесткими чертами лица и свинцово-серыми оценивающими глазами. Он выглядел не рассерженным, а просто удивленным — Мэри-Мишель сочла это хорошим признаком.

— Что вам угодно, мисс Деннехи?

Значит, он помнит ее имя! Мэри-Мишель удивилась: она считала, что владелец газеты забыл о ее существовании сразу же, едва принял на работу. Он обычно приветствовал всех в общей комнате, направляясь в свой кабинет, и, казалось, никогда не замечал Мэри-Мишель. Она с трудом глотнула, чувствуя, что язык намертво приклеился к небу. В любой момент Сэмюэл Карсон мог прервать разговор, извиняясь за ее вторжение.

— Я хотела поговорить насчет судебного заседания по делу Гаррисона, предстоящего на этой неделе, — начала Мэри-Мишель, — об убийстве Сарой Гаррисон своего…

Маршалл поднял голову и сделал жест, избавляя Мэри-Мишель от долгих объяснений.

— Я слышал о нем. Уильям Пирсон ведет это дело с самого начала.

— Да, сэр, но мистер Пирсон болен уже четыре дня и, по-видимому, не успеет выздороветь к тому времени, как… — Маршалл снова перебил ее, на этот раз высылая из кабинета секретаря, едва тот открыл дверь. Впервые с момента появления в кабинете Маршалла Мэри-Мишель начала верить, что сумеет добиться своего. Она уже открыла рот, чтобы изложить свою просьбу, но Логан откинулся в кресле и объявил, что дело, которое она желает осветить, еще утром передано Адаму Кушингу.

Стараясь не выдать разочарования, Мэри-Мишель продолжала настаивать.

— Но я уже успела проделать кое-какую работу, сэр, я могла бы написать об этом деле по-своему, не так, как мистер Пирсон или мистер Кушинг…

— Кто вам разрешил? — сурово спросил Логан. Мэри-Мишель замолчала. Пауза слишком затянулась, и Логан вновь повторил вопрос.

— Никто. Я взялась за это дело сама, — робко ответила она, чувствуя, как румянец заливает щеки.

Логан указал на блокнот, который Мэри-Мишель держала перед собой наподобие щита.

— Это ваши заметки?

Мэри-Мишель кивнула и вложила листки из блокнота в протянутую руку. Пока Маршалл просматривал их, Мэри-Мишель стояла неподвижно, отмечая каждую смену настроения на подвижном лице шефа. Оно выражало только мимолетный интерес, но Мэри-Мишель охватила надежда.

— Недурно, — наконец заявил Маршалл, возвращая заметки. Он увидел мимолетный блеск в глазах Мэри-Мишель, зарождающуюся улыбку, которая могла бы свести Маршалла с ума, несмотря на то, что он был женат на первой красавице Нью-Йорка. Маршалл подавил ее улыбку в зародыше. — Отдайте их Воллрату. Если он сочтет заметки интересными, пусть передаст для работы Кушингу.

— Но я…

— Отдайте их Фреду, — повторил Логан тоном, не допускающим возражений. — И если хотите получить задание, обращайтесь к редактору отдела, как все остальные, мисс Деннехи. Не пытайтесь действовать через его голову. Если вы еще раз возьметесь за какое-нибудь дело без разрешения, приготовьтесь передать свой материал другому сотруднику, более опытному в освещении судебных процессов. Таковы правила, и я не намерен отступать от них.

Мэри-Мишель сжала побелевшими пальцами блокнот. Удар сразил ее наповал, но упрек был вполне справедливым. Ей был предоставлен шанс, а она упустила его. Возможно, она даже свела на нет тот незначительный успех, которого достигла за прошедшие месяцы. Вряд ли редактор отдела обрадуется, обнаружив, что она обратилась за заданием прямо к Маршаллу. Мэри-Мишель попятилась от стола, готовая убежать при первой возможности.

— И прошу вас запомнить еще одно, — ровным тоном продолжал Маршалл, — а именно — правило приличия, предписывающее стучать, прежде чем войти в кабинет, или же обращаться к моему секретарю. В этом случае, мисс Деннехи, вам не придется попадать ко мне в кабинет в разгар встречи с посетителями и оказываться в нелепом положении.

До сих пор Мэри-Мишель не замечала, что Логан Маршалл не один в кабинете. Вспыхнув от унижения, она оглянулась через плечо и увидела, что все три кожаных кресла в углу возле двери заняты. Она смутно разглядела три высокие мужские фигуры и застыла, потрясенная своей ошибкой.

— Прошу прощения, — пробормотала она, ни к кому не обращаясь, и, не дожидаясь разрешения, бросилась к двери.

Этан Стоун обнаружил, что слегка сочувствует незнакомке. Маршалл обошелся с ней строго, но справедливо. Этан даже проникся уважением к женщине, способной выдержать почти неприкрытую критику. И все-таки женщина с карандашами и в очках была приметой нового времени, а это не особенно радовало Этана.

Во время краткого разговора Этан разглядывал стройную спину мисс Деннехи, ее узкую талию, мальчишеские бедра и не заметил в ней ничего, что соответствовало бы его вкусу. Встав, она оказалась выше ростом, чем предполагал Этан, но не более рослой, чем обычно бывают женщины.