Джо Гудмэн

Буду твоим единственным

Пролог

Апрель 1796 года

— Мне бы очень хотелось посмотреть на ваш зад.

Мадам Фортуна, урожденная Бесс Боулс, изумленно уставилась на мальчика поверх хрустального шара, который держала в руках. Она посмотрела на него, слегка прищурив темные глаза, но этого оказалось достаточно, чтобы ее юный клиент вжался в спинку стула. Его худенькое личико вспыхнуло, и Бесс ощутила под ладонями тепло, словно сжимала его щеки, а не прохладный хрусталь. Эта связь ее удивила. У нее не было особого таланта ясновидения, но зато она была превосходной актрисой. Ее мать и бабушка — вот кто обладал даром ясновидения, и Бесс знала — без помощи карт и хрустального шара, — каких душевных сил это требовало от них.

Обманывая клиентов, Бесс Боулс утешала себя мыслью, что берет деньги у взрослых людей, которым следовало бы подумать, прежде чем обращаться к шарлатанам. Ее приглашали в загородные резиденции и лондонские салоны, чтобы развлечь гостей гаданием. По чайным листьям, картам, руке и, конечно же, хрустальному шару. За тридцать лет, что Бесс посвятила своей профессии, используя неистребимое желание человека узнать свою судьбу, у нее накопился поистине неисчерпаемый репертуар радужных прогнозов и мрачных предсказаний.

Но этот юный проказник не интересовался тем, что ждет его в будущем. Он, видите ли, хотел увидеть ее зад!

Бесс отодвинула в сторону хрустальный шар, однако мальчик не отвел взгляд. Он неотрывно смотрел ей в глаза, хотя было видно, что это стоит ему немалых усилий. Отважный парнишка!

Внезапно перед ее мысленным взором возник его образ в виде молодого человека, облаченного в нарядный военный мундир. Видение было настолько четким, что Бесс кашлянула, пытаясь скрыть удивление. Возможно, она все-таки заслужила свое прозвище и репутацию гадалки? Эта мысль настолько встревожила ее, что видение тут же растворилось в воздухе.

Она убрала руки с хрустального шара и, сложив их перед собой на обшарпанной поверхности стола, переплела пальцы. Ревматизм сегодня донимал ее особенно сильно, и припухшие суставы белели под смуглой кожей.

Подняв глаза, она внимательно посмотрела на мальчика. Под ее пристальным взглядом он покраснел, однако не шелохнулся. Соломенные вихры, торчавшие во все стороны, стояли дыбом у него на макушке, словно он только что прошелся по ним пятерней. Подавив улыбку, Бесс напомнила себе о дерзкой просьбе, с которой он посмел к ней явиться. За одно это ему следовало бы надрать уши.

— Сколько тебе лет? — спросила она скрипучим голосом.

Мальчик моргнул, удивленный подобным вопросом.

— А разве вы не знаете?

Пожалуй, она все-таки надерет ему уши.

— Не дерзи.

Его румянец стал еще гуще.

— Покорнейше прошу прощения, мадам. — Он распрямил плечи и подтянулся на сиденье, стараясь казаться выше, но добился обратного эффекта. На фоне широкой спинки стула его плечи казались еще уже, а ноги болтались в воздухе, не доставая до пола. Однако это не помешало ему с достоинством ответить: — На будущий день рождения мне исполнится…

— Десять, — перебила его Бесс.

— Мне уже десять.

— Я так и сказала.

— А будет одиннадцать.

— Ты уверен? — осведомилась гадалка зловещим тоном. — Многое может случиться с мальчиком, прежде чем ему исполнится одиннадцать лет. — Она с удовлетворением отметила, что его тонкая шея дернулась, словно ворот рубашки стал ему тесен — Вот так-то, мой юный граф.

— О, я вовсе не…

«Но будешь». Мысль была такой четкой, что на секунду Бесс даже показалось, что она произнесла ее вслух. Взгляд мальчика был прикован к ее лицу. Вид у него был испуганный, хотя Бесс могла бы поклясться, что не разжимала губ. Как же он догадался? И откуда знает об этом она?

Расцепив пальцы, она небрежно махнула рукой.

— Не обращай внимания, — сказала она. — Все, кто сидит на твоем месте, величают себя «лорд такой-то» или «леди такая-то». Даже самому ничтожному человечку иногда хочется пустить людям пыль в глаза Тут уж ничего не поделаешь.

Да и какой от этого вред?

Пока она говорила, мальчик успокоился, на щеках заиграл румянец, но это было бледным подобием того пожара, что пылал на его лице пару минут назад. Судя по всему, ей не удалось развеять его страхи. Ведь чтобы получить титул, он должен был пережить своего отца и брата. Что и произойдет. Бесс не могла назвать оставшегося им срока, но почему-то знала, что для всех заинтересованных лиц развязка наступит слишком скоро. Откуда — она и сама не смогла бы объяснить. А теперь и мальчик, каким-то непостижимым, не поддающимся разумному объяснению образом это тоже знал.

Бесс потерла вспотевшие ладони. Ее вовсе не радовало внезапное озарение. Совсем наоборот — ее вполне устраивало, что она не обладает даром ясновидения. Вздохнув, она снова сосредоточила внимание на мальчике, которого, похоже, насторожило ее затянувшееся молчание.

— Полагаю, тебя подбили на это дружки, — предположила она.

Мальчик поколебался, но врожденная честность заставила его признаться:

— Вообще-то они мне не друзья.

— Понятно. Должно быть, эти мальчики старше тебя и они обещали, что будут дружить с тобой, если ты согласишься на такой пустяк.

— Да.

— А как насчет тех трех сорванцов, с которыми я видела тебя чуть раньше? Мне показалось, вы ровесники.

— Это мои друзья, мадам Мы вместе приехали на ярмарку.

— Тогда почему они не пришли с тобой? Насколько я понимаю, им предложили то же самое, разве не так?

— Да, — признался мальчик. — Но видите ли, у нас пустовато в карманах, и мы бросили жребий. И теперь я должен рассказать им все, что узнаю.

— Вот как? А кто будет отчитываться перед юными негодниками, которые послали вас сюда?

— Мы все. Чего хорошего, если только один из нас станет их другом? Я должен описать все очень точно, чтобы они могли убедить Рыцарей, что тоже побывали здесь.

— Ах, Рыцарей, — протянула Бесс себе под нос. Пожалуй, она была права, назвав их юными негодниками.

Уже более сотни лет мальчики из знатных фамилий проходили по мощенному плитами двору Хэмбрик-Холла, преодолевая тернистый путь, ведущий к вершинам образования. Среди выпускников были те, кто формировал нацию своими идеями, представлениями о чести и служением долгу. Многие семьи из поколения в поколение присылали сюда своих отпрысков. Отцы, деды и прадеды вступали в жизнь, воспринимая достижения и неудачи с тем же стоицизмом, с каким в детстве терпели унижения А по части унижений Хэмбрик-Холл — в значительной степени благодаря ордену рыцарей — не имел себе равных.

Что ж, решила Бесс, данное испытание для вступающих в орден можно считать довольно безобидным. Хотя едва ли Рыцари ожидали, что их жертвы добьются успеха.

Она кивнула на дверь фургона:

— Позови-ка сюда своих приятелей. — Завтра на рассвете она двинется дальше, на другую ярмарку к северу от Лондона. Так что можно не опасаться, что к ней явится орден рыцарей в полном составе и потребует, чтобы она продемонстрировала им то, что показала бы этой четверке — Поторопись, Я не собираюсь повторять свое предложение.

Глава 1

Поместье Баттенберн, июнь 1818 года

Мужской смех привлек внимание Элизабет Пенроуз, и она, качнувшись влево, выглянула из-за мольберта Табурет пошатнулся, и кисть дрогнула в ее руке Капля темно-синей акварели, скопившаяся на кончике, оторвалась и шлепнулась на ее юбку, прикрытую просторной блузой, наброшенной поверх платья из муслина цвета лаванды. Смех этот, беззаботный и заразительный, чем-то напоминал музыку. Четыре голоса разного тембра сливались в один, создавая своеобразную гармонию. Бросив взгляд по сторонам, Элизабет заметила еще несколько голов, повернувшихся на звуки смеха, хотя молодые люди и не думали привлекать к себе внимание. Непринужденно переговариваясь, они прохаживались среди гостей барона, разбившихся на небольшие группки после сытной трапезы, устроенной на свежем воздухе.

Пологий склон холма пестрел одеялами, перемежавшимися с зелеными лоскутками травы, усыпанной полевыми цветами. Гости, устроившись с удобствами на лоне природы, наслаждались полуденным солнышком, свежим ветерком и журчанием стремительного ручья.

Мужчины снова рассмеялись, откинув назад головы и открыв взглядам крепкие шеи. Хотя тембр смеха был достаточно низким, в нем безошибочно угадывалось что-то мальчишеское. Элизабет невольно улыбнулась, почему-то ощутив себя не сторонним наблюдателем, а полноправным участником их веселья, хотя и не представляла, что привело их в столь хорошее настроение.

То, что они знают друг друга, было неудивительно. Все, за исключением Марчмена, принадлежали к знатным семействам и входили в сливки общества. А вот то, что они вели себя как близкие друзья, показалось ей интересным. Однако пока вся компания не расположилась на свободном одеяле неподалеку от нее, Элизабет не могла бы с уверенностью утверждать, что их связывает нечто большее, чем просто шапочное знакомство.

Граф Нортхэм, усевшись по-турецки, взял три крупных персика из стоявшей на траве корзинки и принялся ими жонглировать. Это, казалось бы, невинное занятие вызвало у его спутников новый приступ хохота. По каким-то непонятным причинам щеки Элизабет заалели. Несмотря на уверенность, что ее присутствие осталось незамеченным, она быстро спряталась за мольберт.

И только начав наносить мазки на бумагу, Элизабет сообразила, что Брендан Дэвид Хэмптон, шестой граф Нортхэм, лишил ее натюрморт одного из главных объектов.

Граф засмеялся, сбившись с ритма, когда кто-то из приятелей кинул ему еще один персик.

— Дьявольщина, Ист! — воскликнул он. — Я не могу справиться с четырьмя!

Он подхватил персики, прежде чем они упали на одеяло, и бросил по одному каждому из друзей. Раскрыв ладонь с последним персиком, который оставил себе, он сделал вид, что изучает его.

— Ах, какая мягкая кожица, какой нежный пушок. И эта розовая расщелина… — Нортхэм разделил персик на половинки. — Сочная, влажная, душистая. А сердцевина всего этого лежит как в гнездышке посреди сладкой аппетитной плоти. — Он бросил хитрый взгляд на приятелей и тихо, почти не разжимая губ, добавил: — Джентльмены, полагаю, вы не забыли мадам Фортуну, благослови ее Господь. И благослови Бог наивных мальчишек из Хэмбрик-Холла.

Виконт Саутертон, или Саут для друзей детства, поперхнулся персиком и закашлялся, давясь от смеха. Мистер Марчмен подался вперед и стукнул его кулаком по спине, применив больше рвения, чем требовалось. Виконт одарил его грозным взглядом, который, впрочем, не произвел никакого впечатления, и Сауту пришлось скатиться с одеяла, чтобы не получить очередной удар между лопаток.

— Это нечестно, — проворчал он, отряхивая одежду. — Так я и знал, что этим кончится. Кто-нибудь обязательно вспомнит про мадам Фортуну. Все это очень смешно, хотя кое-кто из-за этого подавился, а кое-кто другой чуть его не прикончил.

— По-моему, ты первый упомянул ее, — невозмутимо отозвался Марчмен и впился зубами в свой персик. — А если бы я хотел прикончить тебя, то воспользовался бы кинжалом…

Маркиз Истлин покосился на сапог Марчмена.

— Ты что, носишь его с собой, Уэст?

Хотя вопрос был задан в шутливой манере, ответ Марчмена прозвучал вполне серьезно.

— Всегда, — буркнул он и сменил тему, обратившись к Нортхэму: — Что-то ты не спешишь насладиться плодами своих трудов.

Тот и вправду все еще держал половинки персика в раскрытых ладонях. Но смотрел он не на приятелей, а на усыпанную колокольчиками лужайку, где стоял мольберт, вокруг которого суетилась молодая женщина, поспешно собиравшая рисовальные принадлежности. Нортхэм, обычно не склонный к угрызениям совести, взглянул на расщепленный перенос, и во взгляде его мелькнуло сожаление.

— Полагаю, я должен принести извинения леди. Похоже, я лишил ее натуры.

Истлин оглянулся через плечо и выгнул бровь.

— А, леди Элизабет Пенроуз. Вчера вечером я сидел рядом с ней за столом. Ты бы тоже там был, если бы удосужился вовремя приехать. Как и все остальные.

Нортхэм скорчил гримасу.

— Пришлось задержаться из-за разногласий с матушкой. Она считает, что мне пора жениться, а я считаю, что в таких делах не следует спешить.

Саутертон, вольготно растянувшийся на одеяле, кивнул:

— Знакомая ситуация. Что, по-твоему, она хочет больше — невестку или внуков?

Нортхэм ни секунды не колебался с ответом:

— Конечно, внуков.

— Вот именно. С моей матерью та же история, хотя она никогда не говорит об этом прямо. Догадываешься почему? — Истлин размахнулся и запустил персик в ручей… куда тот и плюхнулся, описав в воздухе широкую дугу. — По той же причине, по которой все матери избегают этой щекотливой темы. Не хотят верить, что их драгоценные сыночки знают, что нужно делать, чтобы зачать наследника. Марчмен кивнул:

— Ист прав, как ни больно это признавать. — Он обвел приятелей взглядом. — Означает ли это, что в ближайшем будущем вас ждут свадебные колокола? Пожалуй, мне начинает нравиться идея видеть вас троих стреноженными, пока я буду свободно пастись в чистом поле.

Нортхэм бросил обе половинки персика в Марчмена, но тот их ловко поймал.

— Не думаю, что найдется поле, которое ты бы не перепахал, Уэст. — Он встал и отряхнул ладони. — Ладно, я пошел заглаживать вину, — вздохнул он. — Постарайтесь не позорить меня в присутствии леди.

— Будь осторожен, Норт, — предупредил его Истлин. — Учти, она дочка Роузмонта и любимица наших хозяев.

— Я не собираюсь ее компрометировать, — сухо отозвался Нортхэм. — Скажу пару слов, и все.

Приятели проводили его взглядами. Истлин откинулся назад, опираясь на локти и скрестив длинные ноги. В его каштановых волосах сияли солнечные блики. На губах играла ленивая улыбка, темно-карие глаза лукаво блестели.

— Даю слово, что к концу года он женится.

— На Либби Пенроуз? — недоверчиво спросил Саутертон. — Да ты рехнулся!

Теперь уже Марчмен перевел заинтересованный взгляд на Саутертона.

— Либби? Это звучит довольно фамильярно. Ты что, ее знаешь?

Саутертон пожал плечами:

— Впервые вижу. Путешествие с Нортом имеет свои недостатки: всюду всегда опаздываешь. Но моя сестра ее знает. Они дебютировали в свете примерно в одно и то же время. Эмма замучила меня письмами с подробнейшими описаниями своего первого сезона. О, она-то, разумеется, была в восторге, но я благодарил судьбу, что нахожусь на службе у адмирала, а не в Лондоне. Леди Элизабет постоянно фигурировала в ее посланиях. Эмма находила у Либби, как она ее называла, массу достоинств, хотя не помню, каких именно. Впрочем, насколько я понял, общество считает леди Элизабет чем-то вроде синего чулка, что расположило к ней Эмму, но не способствовало ее успеху в свете. Кстати, она старше Эммы на два, а то и на три года. Получается, ей сейчас лет двадцать шесть, не меньше!

— Бог мой, — произнес Марчмен, изобразив глубокое потрясение. — Да она уже одной ногой в могиле. И как это я раньше не заметил, что ее ждет скорая кончина?

Виконт наградил его кислым взглядом.

— Можешь смеяться сколько угодно, Уэст. Но ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Яблочко уже не в самому соку. Вряд ли вдовствующая графиня Нортхэм одобрит выбор своего сыночка.

Низкий смешок Истлина привлек внимание остальных.

— Тем больше оснований для Норта заинтересоваться этой дамой.

— Верно, — согласился Саутертон, подумав. — В чем, в чем, а в этом смысле Норт вполне предсказуем. Как бы его матери не пожалеть о том, чего она так усердно добивается.

Марчмен склонил голову набок, переводя плутоватый взгляд с одного приятеля на другого.

— Как насчет пари? Ставлю соверен, что к концу года Норт представит вдовствующей графине невестку.

Виконт Саутертон рассмеялся:

— Соверен? Если уж ставить соверен, то на что-нибудь более конкретное. Скажем, на то, что к алтарю он поведет не кого-нибудь, а именно Либби Пенроуз.

Марчмен бросил взгляд на Нортхэма, стоявшего рядом с леди Элизабет. На лице графа застыло вежливое выражение, взгляд оставался непроницаемым. По его виду никак нельзя было сказать, наслаждается ли он беседой или предпочел бы оказаться в другом месте. Но если Элизабет Пенроуз и в самом деле достаточно образованна, чтобы заслужить репутацию синего чулка, то Марчмен склонялся в пользу первого.

— Согласен, — кивнул он. — Он женится на леди Элизабет. Ист, примешь наши ставки?

— С удовольствием. — Истлин подставил ладони, и приятели вложили в них по соверену.


— Что случилось? — поинтересовалась Элизабет, заметив, что внимание графа отвлеклось. Когда он снова взглянул на нее, глаза его чуть потемнели, свидетельствуя о том, что он вовсе не так невозмутим, как ей показалось. Не получив ответа, Элизабет посмотрела в сторону его приятелей. Один из них прятал что-то в карман, а двое других обменивались рукопожатием. При этом вся троица выглядела чрезвычайно довольной собой. — Вы хотите вернуться к ним?

Подумав о том, что ей удалось завладеть его вниманием всего лишь на пару минут, Элизабет покраснела. Она считалась хорошей собеседницей и замечательной слушательницей. За столом ее обычно сажали с самыми трудными из гостей, веря в ее способность утихомирить буяна, расшевелить зануду, польстить щеголю и осадить грубияна.

Что ж, видимо, она переценивала свои таланты. Подняв глаза на Нортхэма, Элизабет заметила промелькнувшую на его лице тень. Легкий ветерок трепал его светлые волосы, казавшиеся бледно-золотистыми в лучах солнца. Он поднял руку и рассеянным жестом откинул со лба непокорные пряди.

— Не согласитесь ли пройтись со мной, леди Элизабет?

Норт и сам удивился, что приглашение сорвалось с его уст, прежде чем он успел его сформулировать в уме. Собственно, им двигало не столько желание оказаться в обществе Элизабет, сколько потребность увести ее подальше от своих не слишком деликатных друзей. Он планировал познакомиться с Элизабет Пенроуз позже, не при таком стечении народа, но не захотел упустить представившуюся возможность. Оставалось только надеяться, что она не заметила, как деньги перекочевали из одних рук в другие, а если и заметила, то не догадалась, что это как-то связано с ней. Право, Саутертону и Марчмену следовало бы подумать, прежде чем заключать пари у всех на глазах! Нортхэму, во всяком случае, хватило того, что он увидел, чтобы понять, что происходящее имеет прямое отношение к нему, а следовательно, и к Элизабет. Он и сам не раз принимал участие в подобных пари и прекрасно помнил первое из них, которое кончилось посещением мадам Фортуны. Но сейчас ему было не до шуток. Не для того он просил хозяйку дома представить его Элизабет Пенроуз, чтобы с самого начала все испортить. И не настолько он глуп, чтобы соблазнять дочь графа Роузмонта, что бы там ни думали эти три шута, развалившиеся на одеяле.

— Пройтись? — недоверчиво переспросила Элизабет Господи, да что это с ней? Она сейчас похожа на пугливую дебютантку, только что выпорхнувшую из классной комнаты.

Улыбка смягчила жесткие контуры его рта.

— Да, пройтись. Шаг за шагом. Бок о бок, если пожелаете. На виду у всех пятидесяти гостей баронессы, включая ее ближайших друзей, родственников и мужа. Кстати, Саут предупредил меня, что вы любимица барона и его жены.

— Саут?

Нортхэм указал подбородком на приятеля, который растянулся на краю одеяла с таким видом, словно собирался вздремнуть.

— Виконт Саутертон. Мы зовем его Саутом.

В этот момент виконт широко зевнул, представив на всеобщее обозрение свою гортань. Элизабет даже не пыталась сдержать улыбку. Губы ее раздвинулись, обнажив ровную полоску белоснежных зубов.