— Нет! Нет! Не останавливайся!
Брокк сразу удвоил усилия, но было поздно: оружие, уже начавшее обретать форму в горне, стало терять свою сущность. Синдри выругался и принялся с невероятной скоростью чертить в воздухе магические знаки, но мог ли он этим спасти столь тонкую работу? Вряд ли. Даже если ему и удастся что-то сделать, думал я, идеальным предмет уже не будет.
Я улетел в туннель, вернул себе человеческое обличье (и одежду) и стал ждать, когда из мастерской появится Брокк. Он появился не сразу; из проделанной мною дырки у него во лбу все еще струилась кровь; в руках он держал нечто, завернутое в тряпицу.
— Ну что? — спросил я.
— Вот. — И Брокк развернул тряпицу.
Это был боевой молот, очень тяжелый и страшный; от острия до кончика рукояти он был весь покрыт магическими рунами; рукоять, впрочем, была несколько коротковата, но это, на мой взгляд, было его единственным недостатком. Поистине великолепное оружие! И, безусловно, совершенно уникальное. Оно, конечно же, станет желанным для Громовержца.
— Это Мьёлльнир, — прорычал Брокк и оскалился. — Величайший молот из всех, когда-либо выкованных. В руках Громовника он будет отлично защищать Асгард. Он всегда будет оставаться при Торе и станет служить ему верой и правдой; а если потребуется проявить скромность, молот сам сложится, как карманный нож, и…
— Прошу прощения, — прервал его я. — Что значит «проявить скромность»? Мы ведь, кажется, о молоте говорим?
Брокк снова оскалился, продемонстрировав ужасные зубы, и пояснил:
— Тор, разумеется, любит свою жену, но на друзей впечатление лучше производить, неожиданно вытащив из кармана маленькую штучку, которая превратится в гигантский молот. И больше Тору уже ничего не потребуется.
Я поморщился. Подземные Черви редко шутят, и шутки у них всегда какие-то грубые, неуклюжие.
— Мы подумаем, на кого и как лучше производить впечатление, — сказал я. — Но, по-моему, у этого молота рукоять… э-э-э… немного коротковата.
— Это не так уж важно, — недовольно проворчал Брокк. — Гораздо важнее то, что этим молотом можно сделать. Ну что, двинемся в путь? Мы с братом еще пари должны выиграть.
И я повел их в Асгард.
Урок десятый. Иголка и нитка
Вообще-то, не доверяйте никому и никогда!
Локабренна
Когда мы прибыли во дворец Одина, я чувствовал себя спокойно и уверенно. Сив с нетерпением ждала меня (на голове у нее по-прежнему красовался тюрбан); Тор стоял с нею рядом и был мрачен, как грозовая туча. Один наблюдал за происходящим, сидя на троне, и его зрячий глаз поблескивал в предвкушении очередного спектакля. Хеймдалль выглядел несколько разочарованным — наверное, он никак не ожидал, что я выполню обещание — да еще с таким успехом! — и вернусь назад. А богини — особенно Сигюн, которая строила мне глазки с тех пор, как я впервые появился в Асгарде, — смотрели на меня выжидающе и явно думали, смогу ли я еще раз уделить каждой хотя бы один денек.
Брокк, при свете дня выглядевший (и пахнувший) еще более отвратительно, стоял рядом со мной со своими дарами — молот он засунул за пояс, а рычавшего золотого вепря Гуллинбурсти держал на цепи.
— Это еще кто такой? — спросил Старик.
Брокк объяснил, кто он, и сообщил о заключенном пари.
Один удивленно поднял бровь и сказал:
— Ну что ж, покажите нам эти дары, а уж мы постараемся оценить их по заслугам.
Я пожал плечами.
— Мне кажется, ты сочтешь… — но Один тут же меня прервал:
— Погоди, Трикстер. Давай сначала посмотрим.
Ладно. Я выложил свои дары, а Брокк — свои. После длительной паузы, показавшейся мне бесконечной, Один выдал свое суждение.
— Сыновья Ивалди поработали на славу, — сказал он. — Их работа поистине замечательна.
— Не правда ли? — Я подмигнул Сив, которая уже нацепила новые волосы. Двалин не обманул, пообещав, что искусственные волосы будут в точности совпадать по цвету с собственными волосами Сив, а заключенная в них магия полностью восстановит ее божественный облик.
Она сердито на меня глянула, но была вынуждена признать, что все нормально.
— А как насчет копья? — спросил я. — И этого серебряного компаса, который превращается в огромный корабль?
Один кивнул и сказал:
— Они хороши. Но ведь и у Брокка дары тоже замечательные. Особенно этот молот Мьёлльнир.
— Как? Этот неуклюжий молот со слишком короткой рукоятью?
Один холодно улыбнулся.
— Верно, рукоять немного коротковата. Но все же молот просто восхитителен. Он производит куда более сильное впечатление, чем мое копье или магический меч Фрейра Потрошителя. А в руках Тора он и вовсе будет означать для нас конец оборонительных действий и переход к решительному наступлению.
Тор, бережно положив Мьёлльнир на сгиб руки, поддержал Одина:
— Совершенно с тобой согласен. Выигрывает Брокк.
Один повернулся к другим богам:
— А вы что думаете?
Фрейр кивнул:
— Я за Брокка.
— Хеймдалль?
— Выиграл Брокк.
— Ньёрд?
— Брокк.
— Бальдр?
Наш Золотой Мальчик печально вздохнул и промолвил:
— О боги! Но если честно, то выиграл, боюсь, все-таки Брокк.
Короче, все они, и асы, и ваны, один за другим заявили, что дары Брокка лучше. За исключением Сив, которая уже заплетала свои новые волосы в косы, Идунн, которая вообще оружие терпеть не могла, Браги, который уже трудился над моим посмертным гимном, и Сигюн, которая тревожно посматривала на меня, как мать на сына, и была готова в любую минуту в знак утешения ласково коснуться моего лба.
Я был возмущен до глубины души.
— Вы это серьезно?
Один пожал плечами:
— Извини. Но ты проиграл.
В темных глазах Брокка вспыхнул нехороший огонек.
— Я выиграл!
— Верно, — согласился я. — Ты у нас самый лучший. А насчет того дурацкого пари…
— Твоя голова принадлежит мне, — мгновенно прервал меня Брокк, вытаскивая из ножен здоровенный нож.
— Давай я лучше отдам тебе долг золотом, а? Сколько моя голова весит, столько и отдам, — попытался предложить я, отступая на пару шагов. Но Брокк отказался.
— Нет, не пойдет. Мне нужна твоя голова, чтобы любому, кто войдет в мою мастерскую, сразу стало ясно, как высоко я ценю собственную репутацию.
— Но я готов удвоить цену или еще как-нибудь с тобой расплатиться, — неуверенно произнес я, отступая еще на шаг.
Брокк усмехнулся, снова показав свои омерзительные зубы.
— Соблазн велик… но нет. Я возьму только голову.
— Ну, тогда попробуй меня поймать! — крикнул я и, превратившись в греческий огонь, мгновенно вылетел в окно, оставляя за собой дымный след. Но Тор оказался быстрее меня, и на нем, как всегда, были его огнеупорные перчатки.
— Э нет, не уйдешь! Превращайся обратно, — приговаривал он, схватив меня огромной ручищей.
Я вырывался, ругался, но, поняв, что мне не вырваться, все же вернул себе прежний облик. Только теперь я предстал перед высоким собранием абсолютно голый и весь покрытый сажей. Не самый лучший момент в жизни Вашего Покорного Слуги, если честно.
Я снова воззвал к Старику:
— Один, прошу тебя…
— Нет, дорогой, пари есть пари. Ты проиграл, и я ничего не могу поделать, — ответил он.
— Фрейр? Ньёрд? Ну, хоть кто-нибудь?..
Но, похоже, никто не собирался за меня заступаться. Мало того, мне показалось, что многие из этих бессердечных тварей тихо веселятся, видя мое отчаяние, а некоторые ублюдки и вовсе наслаждались в открытую! У Хеймдалля, например, глаза так и сияли, а Тюр уже и закуски притащил.
Тор швырнул меня к ногам Брокка. Я чувствовал себя побежденным, истерзанным, покинутым всеми. Однако мой острый ум не изменил мне и в эту минуту.
Я поднял руки вверх:
— Ладно, сдаюсь. — И, услышав, как Сигюн испуганно охнула, пригласил: — Брокк, прошу!
Брокк с готовностью взмахнул ножом и, схватив меня за волосы и заставив запрокинуть голову, приготовился вонзить страшный клинок в мое обнаженное горло. Но я успел остановить занесенную руку своего палача.
— Э-э-э… Брок, погоди-ка минутку! По-моему, на кону стояла моя голова, не так ли?
Брокк в замешательстве посмотрел на меня.
— Ну да.
— Так с какой стати ты мне горло собираешься перерезать? — возмущенно спросил я. — Ну, допустим, голова моя отныне принадлежит тебе, но ведь шею-то свою я тебе не обещал! О ней даже и разговору не было. Так что, если оставишь на моей шее хоть царапину, нашей сделке конец. Пари есть пари. А вы, господа, разве с этим не согласны?
Брокк некоторое время молчал, переваривая мои возражения, потом пробурчал:
— Но как же я голову-то?..
— Как хочешь, но шею не тронь, — твердо сказал я.
— Так я же…
— Ты сам так решил. Сам же на этом настаивал.
— Но я же не могу снять с тебя голову, не тронув шеи!
— Тем лучше для меня! — усмехнулся я.
Брокк помрачнел. Я видел, что асы и ваны начинают улыбаться у него за спиной. Развеселился даже Тор, у которого чувство юмора вообще находилось в зачаточном состоянии.
Затем Брокк повернулся к Одину.
— Но это же несправедливо! Неужели ты позволишь ему выйти сухим из воды?