— Победит Хеймдалль Соколиный Глаз! — заявил Фрейр, еще один красавец атлетического сложения в сверкающих серебряных доспехах. Остальные, похоже, были с ним согласны. Видимо, Фрейр был слишком популярен [Фрейру, олицетворявшему растительность, урожай, богатство и мир, сопутствовал фаллический культ, типичный для богов плодородия.], чтобы кто-то из богов стал ему перечить, а может, виной тому был его заколдованный меч, покрытый рунами и весьма выразительно покачивавшийся у него на бедре. В общем, все предпочитали оставаться на его стороне. Надо сказать, его меч и впрямь был весьма впечатляющим. И мне даже на столь ранней стадии нашего знакомства сразу пришла в голову мысль: а был бы Фрейр столь же популярен без этого меча?

Один, скосив свой единственный зрячий глаз на Вашего Покорного Слугу, вопросительно буркнул:

— Ну?

— Ну… неплохо. Этот тип по прозвищу Птичьи Мозги явно умеет стрелять, — сказал я. — Но я умею это делать лучше.

— Мое прозвище Соколиный Глаз! — прошипел Хеймдалль сквозь стиснутые зубы. — И если ты думаешь, что, уткнувшись носом в мишень, ты сможешь…

— Пусть теперь мишень перевернут обратной стороной, — сказал я.

И Хеймдалль не сумел скрыть смущения.

— Но ведь тогда… — начал он.

— Да. Совершенно верно, — подтвердил я.

Хеймдалль пожал плечами и жестом велел слугам перевернуть мишень, что они послушно и сделали. Теперь прицельный круг оказался с другой стороны.

— Ну-ка, попробуй попасть в яблочко теперь, — произнес я.

— Это же невозможно! — прорычал Хеймдалль.

— То есть ты этого сделать не сможешь?

— Никто не сможет!

Я усмехнулся и призвал на помощь руну Каен. Это руна свирепая, быстрая, умная, позволяющая мгновенно менять обличье и весьма зловредная. Я не стал использовать ее, чтобы стрелять прямо по мишени, как это сделал Хеймдалль; вместо этого я послал стрелу по широкой дуге, так что она, ударившись о мишень и изогнувшись в воздухе, рикошетом ударила с той стороны прямо в яблочко, отчего руна Мадр окуталась клубами фиолетового дыма. Это, конечно, был фокус, но до чего остроумный и замечательный!

Я победоносно глянул на старого Одина:

— Ну что?

Старик рассмеялся:

— Невероятный выстрел!

— Да это же просто колдовской трюк! — прорычал Хеймдалль.

— Тем не менее, победил Локи, — спокойно проговорил Один.

И остальные боги были вынуждены согласиться, проявив, впрочем, разную степень любезности. Один одобрительно хлопнул меня по спине. Тор тоже хлопнул — и так сильно, что чуть не сбил меня с ног [Тор («громовник») — бог грома, бури и плодородия, богатырь, защищающий богов и людей от великанов и страшных чудовищ. Его главное оружие — молот Мьёлльнир («молния»), который враги постоянно пытаются у него похитить. Первоначально Тор — главный соперник Одина, впоследствии уступивший ему главенствующее положение в пантеоне.]. Кто-то налил мне кубок вина, и я, едва сделав первый глоток, понял, что это (как и некоторые другие, относительно немногочисленные, ощущения) явно стоит того, чтобы оставаться в человечьем обличье.

Но Хеймдалль, не сказав более ни слова, вышел из зала достойной поступью мужа, обремененного множеством иных, более важных, забот, и я понял, что нажил себе врага. Некоторые просто посмеялись бы над случившимся и забыли обо всем, но только не Хеймдалль. И с тех пор до самого конца света он так и не смог забыть этого первого унижения, нанесенного ему мною. Да и я не слишком стремился к дружбе с ним. Вообще цену дружбы часто излишне завышают. Кому нужны друзья, если у тебя есть настоящие, вполне надежные враги? С врагом всегда все ясно. Ты знаешь, что он не предаст тебя в своей враждебности. А вот того, кто твердит, что он твой друг, следует опасаться. Но все это мне еще только предстояло усвоить. А в тот день я был полон надежд на то, что, возможно, со временем сумею как-то доказать всем (и Хеймдаллю в том числе), что я чего-то стою, и тогда они, наверное, меня примут.

Мне и самому порой трудно поверить, насколько я был тогда наивен. Я был точно щенок, который еще не знает, что те люди, которые взяли его к себе, будут целыми днями держать его на цепи в будке, а кормить порой одними опилками. Теперь-то я понимаю: чтобы усвоить такой урок, требуется некоторое время. А пока вы его не усвоили, запомните следующее: никогда не доверяйте другу.

Урок пятый. Каменные блоки и известковый раствор

Никогда не доверяйте наемному работнику.

Локабренна

Итак, Ваш Покорный Слуга получил признание, хотя и несколько ворчливое; и вообще, меня приняли в Асгарде далеко не так тепло, как обещал Один. И дело тут не только в том, что я принадлежу к иной расе, или недостаточно физически привлекателен, или имею чересчур радикальные взгляды, или совершенно не разбираюсь в том, что у асов принято, а что нет. Самое главное (и это утверждаю без ложной скромности) заключалось в том, что я оказался значительно умнее любого из обитателей Асгарда. А умников, как известно, нигде особенно не любят, поскольку они вызывают подозрения и не вписываются в общие рамки. Они, разумеется, могут быть полезны — я, например, в целом ряде случаев прекрасно это доказал, — но в основном население испытывает к ним смутное недоверие, полагая, что те качества умников, которые однажды казались столь необходимыми, в другой раз могут стать и опасными.

Было, правда, кое-что, отчасти компенсировавшее мое недовольство человечьим обличьем и человеческой способностью чувствовать. Например, вкусная еда (больше всего мне понравились тартинки с джемом). Или выпивка (особенно вино и мед). Или, скажем, возможность воспламенить чью-нибудь душу. Неплох был и секс (хотя меня чрезвычайно смущали все эти бесконечные табу: с животными нельзя, с детьми нельзя, с мужчинами нельзя, с замужними женщинами и демонами ни в коем случае — честно говоря, непонятно, как там вообще секс существует при таком-то количестве запретов). Еще мне очень нравились сны и полеты над крепостными стенами, когда я превращался в сокола (и получал возможность иногда пульнуть свой помет с высоты точнехонько на золоченые доспехи Хеймдалля, когда тот, как всегда, сторожил Радужный мост). Это, как я узнал, называется чувством юмора; умение шутить тоже стало для меня чем-то новым — и шутить порой было даже приятней, чем заниматься сексом, хотя провести между тем и тем границу, как мне представлялось, было довольно трудно.

К этому времени я уже понял, что и среди богов, в этом царстве Порядка, ксенофобия столь же сильна, как и в царстве Хаоса; особенно она процветала среди ванов, и самым худшим из них был Хеймдалль [На самом деле Хеймдалль был из асов; его кеннинг — «светлейший из асов». С другой стороны, у него есть и другой кеннинг: «предвидящий будущее подобно ванам». Хеймдалль считается сыном Одина, но его кеннинг «дитя девяти матерей» свидетельствует о том, что происхождение его неясно. Скорее всего, он является стражем богов и хранителем Мирового древа, антропоморфной персонификацией которого он, видимо, и является.]. Мой опыт показывает, что полукровки всегда очень чувствительны к теме своего происхождения, и ваны, сами будучи наполовину потомками Хаоса, испытывали некую особую потребность в выражении своего морального превосходства по отношению к такой «жалкой плесени», как Ваш Покорный Слуга.

Среди таких, если не считать Хеймдалля, был и Фрейр Потрошитель со своей сестрицей-близняшкой Фрейре [Фрейр находился в кровосмесительной связи с Фрейей, пока не женился на Герд, о чем будет рассказано далее.], потаскухой с наглыми глазами, которой Один пожаловал титул богини страсти. Брат и сестра были очень хороши собой — высокие, рыжеволосые, голубоглазые, и оба просто оторваться не могли от собственного отражения в каждой подходящей поверхности.

Затем следует назвать скальда Браги и его жену Идунн Целительницу, хранительницу молодильных яблок; эти двое обожали играть на лютне и смотреть в магический кристалл — то есть относились к самому что ни на есть занудному типу богов; оба свято верили в целительные свойства песен и в волосах вечно носили цветочки. Еще там были Ньёрд Рыбак, который большую часть свободного времени занимался тем, что руками ловил в реке форель, и Эгир Мореход, который вместе со своей невзрачной женой Ран присвоил себе роль повелителя вод. Подводные чертоги Эгира охраняли светящиеся медузы. Когда Эгир и Ран сидели на своих тронах, сделанных из перламутра, их длинные волосы развевались в воде, как морские водоросли.

Самым известным из асов был старший сын Одина, Тор, известный также как Громовник или Громовержец (я, правда, сперва решил, что его так прозвали из-за неладов с кишечником, потому что у него постоянно очень громко бурчало в животе). Это был здоровенный, мускулистый дуболом, наивный, как ребенок; вся физиономия его заросла густой бородой; волос в этой бороде было куда больше, чем мозгов у Тора в голове. Он увлекался спортивными играми и очень любил наносить удары своим молотом. Его женой была Сив Золотоволосая — склонная к полноте блондинка, которой Один присвоил (и не без юмора, как мне показалось) титул богини изобилия и плодородия.

Затем следует назвать Фригг Чаровницу [В скандинавской мифологии Фригг считается богиней брака, любви, семейного очага и деторождения.], спокойную и многотерпеливую жену Одина. Далее следуют Хёнир по прозвищу Молчаливый — так его не без намека назвали за способность говорить без передышки и явное неумение хоть когда-нибудь прикусить свой болтливый язык; Тюр, бог войны, сильный и как раз весьма молчаливый тип с прикусом, как у бульдога; Хёд, слепой сын Одина, и его младший брат Бальдр, прозванный Прекрасным, которого я с первого взгляда особенно сильно возненавидел.

Чем же мне так не угодил именно Бальдр, спросите вы? Видите ли, иной раз отношение к кому-то базируется на чистом инстинкте. И дело даже не в том, что я ему не нравился — это, в конце концов, для меня было делом обычным. И не в том, что женщины Бальдра просто обожали, а мужчины стремились стать таким, как он. И не в том, что Бальдр действительно был красив, храбр, добр и честен; и не в том, что, стоило ему пукнуть, как вокруг начинали петь птицы, расцветали цветы, а пушистые лесные зверьки сбегались к нему веселой толпой и начинали играть. Честно говоря, я и сам толком не знаю, почему я так невзлюбил Бальдра. Возможно, потому что он так сильно был любим всеми остальными; возможно, потому что ему никогда не приходилось сражаться за свое законное место среди других. Скажем прямо: этот парень родился не просто с золотой ложкой во рту [Английское выражение, имеющее то же значение, что и «родиться в сорочке».], а с целым золотым столовым набором; и если он действительно проявлял ко всем исключительную доброту, то это только потому, что злым ему быть никогда не приходилось. Но хуже всего было то, что именно Бальдр первым подал мне чашу вина, надел на меня венок и с улыбкой сказал: «Добро пожаловать!»