Джоанна Брендон

Мир в его руках

Пролог

Было первое августа. Именно в этот день Дон Гастингс поняла, что в ее жизни появилась проблема. «Даже две», — подумала она, переводя взгляд с бледного лица Брента Грэма на загорелое до черноты — Скотта Ларкина.

В то лето ее отец только-только перевел свое дело — что-то там связанное с электричеством — в Калифорнию. И так получилось, что эти двое парней сразу же составили ей здесь компанию. Их трио было почти неразлучным — к немалому беспокойству ее родителей. Рини и Эд Гастингсы хотели бы видеть вокруг дочери побольше друзей и подруг, а еще лучше — одних подруг. Они прямо-таки тряслись над своими девочками. У Алексис — младшей сестры Дон — друзей было предостаточно, а Дон водилась только с Брентом и Скоттом. Но что в этом плохого?

«А ведь это они из-за тебя психуют!» — подумала Дон, остановив взгляд своих серых глаз на симпатичном лице Скотта. И вздохнула. Ну почему так? Брент прямо из кожи вон лезет, чтобы очаровать всех, с кем имеет дело, а Скотту вроде бы совсем наплевать, нравится он или нет, даже задирается, как, например, с ее родителями. Может, почувствовал, что они с самого начала почему-то его не приняли? «Ну и пусть!» — подумала она, и глаза ее потеплели. Главное, он нравится ей.

Поймав ее взгляд, Скотт улыбнулся. А она окончательно поняла, из-за чего беспокоится. Вообще-то ей нравятся оба. Правда, когда на нее смотрит Скотт, вот так, как сейчас, то у нее мурашки бегут по телу. С Брентом такого нет, с ним проще.

Какие они все-таки шикарные ребята! Высокие, широкоплечие… Ну Брент, может, чуть потоньше. Он блондин, голубоглазый, а Скотт — смуглый, черноволосый. Вот, пожалуй, только стрижка у него немного длинновата… И глаза зеленые-зеленые, она таких никогда не видела. Но отличаются друг от друга не только внешностью, чем-то еще, однако чем именно — этого Дон никак не могла уловить.

— Ну, мне пора, — Брент поднялся на ноги. — Идем? — бросил он Скотту.

— Я — нет, — Скотт широко улыбнулся. — Сейчас поставлю вторую кассету. Может, Дон все-таки начнет как-то реагировать… На фильм, я имею в виду…

Дон замахнулась на него, но он увернулся.

— Ну, что смотреть-то? Одна стрельба да кровь. Не были бы такие вредины, принесли бы хоть раз какую-нибудь комедию или про любовь! А то все только на свой дурацкий вкус.

— А ты, если бы не была такая жадина, сходила бы сама в прокат, заодно и наши вкусы поразвивала бы, — поддел ее Скотт.

Дон сделала вид, что не слышит.

— Брент, ну пожалуйста, побудь еще немного! — почти взмолилась она.

Ее родители терпели Скотта из-за хороших отношений с Ларкиными: его отец работал в фирме Гастингса. Они не были против того, чтобы Скотт бывал у них дома, но только, если он приходил и уходил вместе с Брентом. Если бы, вернувшись домой, мать застала дочь наедине со Скоттом, у нее, наверное, случился бы сердечный приступ.

— Не могу и не проси, — вяло отмахнулся Брент. — Мне пора на тренировку.

В школе ему, как и Скотту, оставалось учиться год. Стипендия колледжа была у него почти в кармане. Он считался лучшим спортсменом в классе, но был далек от того, чтобы почивать на лаврах, — боялся потерять форму. Скотт на время каникул устроился работать, но всегда был готов и опоздать, и прогулять, лишь бы подольше побыть с Дон. Естественно, это не улучшало его образа в глазах ее родителей: они считали его лентяем, который только и делает, что ищет всякие уловки, чтобы посачковать.

— Ну хоть разочек можешь пропустить?! — принялась уговаривать Брента Дон. — Скажешь тренеру, что заболел…

Она бросила быстрый взгляд на Скотта. Тот в свою очередь насупился — ясно из-за того, что она так старалась удержать Брента.

— Не могу, Дон! — Сердито глянув на Скотта, он вышел.

Дон вдруг почему-то стало очень страшно, даже в ушах зазвенело. Она поспешно отодвинулась в другой угол дивана и положила между собой и Скоттом несколько подушек.

— Зачем? — подозрительно осведомился Скотт, меняя кассету.

— Мне так нравится…

— И мне тоже, — неожиданно заявил Скотт, бросил одну из подушек ей на колени, положил на нее голову и растянулся во всю длину дивана. Кровь бросилась Дон в голову, а он еще и поднял глаза, интересуясь ее реакцией.

— Удобно? — вызывающе спросила она.

— Очень! — ответил он ей в тон и засмеялся.

Следующие несколько минут были для Дон настоящей мукой: она изо всех сил старалась сосредоточиться на фильме, но ощущала только его голову у себя на коленях…

— Ой, глупость какая! — фыркнула Дон, вникнув наконец в сюжет. — Да этому коротышке с такой женщиной ничего не светит!

— Не скажи. — Скотт слегка поерзал, она сама не заметила, как ее ладони очутились в его руках. — Вот сейчас он ее застанет врасплох — и порядок. Главное — женщину застать врасплох…

Он с комичной серьезностью сдвинул брови, но Дон, вместо того чтобы засмеяться, вдруг испугалась.

— Пусти меня! — Она попыталась высвободить ладони. Но не тут-то было: по улыбающейся физиономии Скотти нельзя было даже сказать, что ему стоило особых усилий ее удерживать. Не раздумывая, она откинулась назад, повернулась и, взяв его в крепкий замок своих стройных ножек, попыталась сбросить на пол. Плавание, велосипед, аэробика хорошо укрепили ее мускулатуру — у нее были основания рассчитывать на успех. Однако на полу они оказались вместе, при этом ее рук он так и не отпустил. На экране какой-то тип с голым черепом и киркой в руках продолжал наводить ужас на курортников, но Скотту и Дон было не до него: смеясь, они перекатывались друг через друга, пока наконец Скотт не пригвоздил Дон к полу, прижав ее руки над головой.

— Хватит, сдаюсь! Раздавишь, тяжеленный такой! Задохнусь сейчас под тобой! — взмолилась Дон.

— Правда? Что-то не верится! А ну-ка, попроси как следует! — Скотт явно наслаждался своей победой.

— Ну пожалуйста…

Она не договорила, пораженная странным блеском его глаз. Он прикоснулся губами к ее губам, и тут же будто тысячи мурашек побежали по телу Дон. Скотт прижал ее к себе крепче, поцелуй его стал более страстным, и Дон вдруг почувствовала, как ей в бедро уткнулось что-то твердое. Ей почему-то стало очень неловко, она замерла.

— Прости! — пробормотал Скотт и уже хотел помочь ей подняться.

Но вдруг распахнулась дверь, и два голоса в унисон произнесли:

— И чем это вы тут занимаетесь?

Молодые люди, как ошпаренные, отпрянули друг от друга. В дверях стояли обе мамы. Впрочем, ни Дон, ни Скотт не могли понять, почему они так сердиты — что уж такого страшного они увидели?

— Отвечай же, Скотт! — потребовала Полли Ларкин, красная от гнева.

— Дон, как ты могла! — Рини Гастингс качала головой, словно не веря своим глазам.

— О чем ты, мама? — спокойно спросила Дон. И тут вдруг до нее наконец дошло, что матери имели в виду. Она побледнела, всхлипнула и повернулась к Скотту в поисках защиты.

— Мы не делали ничего плохого, — тихим голосом произнес он. При этом его глаза беззвучно молили: поверьте нам! — Мы просто баловались…

— Ах вот как это теперь называется! — с сарказмом в голосе сказала его мать. — Мало мы с тобой намучились! Теперь еще и это!

Дон была так растеряна, так удивлена, что о ней могли подумать такое, что даже не позаботилась о том, как она выглядит. Между тем во время их борьбы на ковре ее блузка расстегнулась, обнажив грудь гораздо больше, чем это могло позволить даже очень смелое декольте.

— О чем вы? — повторила она вопрос, обращаясь к матери Скотта, лицо которой приняло свекольный оттенок. — Если вы думаете, что мы занимались сексом, то вы ошибаетесь, — добавила она с вызовом, глядя прямо в глаза разъяренной женщине. Затем, повернувшись к своей матери, умоляющим голосом произнесла: — Пожалуйста, поверь нам, мама. Мы ничего плохого не делали. Ты же меня знаешь…

— А как ты объяснишь вот это? — Рини схватила дочь за отвороты блузки, пытаясь запахнуть ее. — Нет… Не может быть… Моя дочь… Кошмар какой-то! — Она зажмурилась от ужаса, при этом думая, что, конечно, Дон уже не маленькая, и физически она рано развилась…

— Да мы просто… — Голос Дон сорвался, слезы хлынули из ее глаз. Нет, матерей абсолютно бесполезно переубеждать! Даже слово «баловались» они поняли по-своему. Теперь, наверное, рады, что «вовремя успели», а может, думают, что «опоздали». Ну и пусть!..

— От своего сыночка я такого могла ожидать, — тоном проповедницы заявила Полли Ларкин, — но ты, Дон! Я думала, ты лучше воспитана!

Одним прыжком Скотт оказался около Дон, огородив ее своими мускулистыми руками.

— Знаешь, мам, — сказал он с хорошей мужской твердостью в голосе, — обо мне можешь говорить что угодно, а Дон оставь в покое. Мне наплевать, веришь ты мне или нет, а вообще-то, каждый воспринимает все в меру своей испорченности!

Рини Гастингс ахнула от возмущения и, глядя на дочь испепеляющим взглядом, подвела итог:

— Дон, немедленно ступай в свою комнату! Мы с тобой поговорим позже.

«Мы» — это означало, что она все расскажет отцу. Рыдая, Дон отвела руки Скотта и опрометью бросилась прочь.

Вечером, когда родители думали, что она уже спит, Дон прокралась вниз, чтобы подслушать, о чем идет разговор между ними и пришедшими к ним супругами Ларкиными. Конечно, она знала, что подслушивать нехорошо, но ведь надо же было проведать, что они замышляют. Речь-то идет о ее судьбе!

Господи! Она не знала, кого ненавидеть больше — своих родителей или родителей Скотта. Оказывается, они уже все решили, даже не потрудившись выслушать детей, разобраться. Дон поняла, что Скотта куда-то отправляют. Он будет заканчивать школу в другом месте, а ее предки рассыпались в комплиментах Ларкиным — какие они умные, что так здорово все придумали!

Но ведь это же несправедливо! Они со Скоттом ничего плохого не сделали. Пока Дон неслась к себе в спальню, она решила, что никогда, ни за что не простит ни своих родителей, ни родителей Скотта. Пальцы ее дрожали, она даже не сразу сумела набрать номер Скотта. Алексис, подняв голову с подушки, пыталась что-то спросить, но Дон только сердито трясла копной своих темных волос.

— Алло? — загробным голосом ответил Скотт.

— Ох, Скотти, как все ужасно! — захлебываясь слезами, произнесла Дон и быстро пересказала ему все, что ей удалось подслушать.

— Они уж давно этим грозятся, — пробормотал он, стараясь изо всех сил говорить бодро и беззаботно, впрочем, без особого успеха. — То отсылают к дядьке в Аризону, то в военное училище…

«Может быть, и на этот раз обойдется? — с надеждой подумала Дон. — Да нет, вряд ли».

— Скотти? Если… если они тебя ушлют, ты меня не забудешь, напишешь мне? — В горле у Дон застрял комок. Боже, как тяжело представить, что они больше не будут видеться каждый день!

— А чем тебе твои грозятся? — В его голосе ей послышалась ярость.

— Еще не успели. Но моя мамочка-гадюка уж наверняка что-нибудь придумает! — Дон сама поразилась, с какой злобой она это сказала — и о ком!

— Ну, наверное, на недельку запретит из дому выходить…

«А вот меня отправляют черт знает куда, — подумал Скотт про себя. — Бренту теперь зеленый свет, и уж он-то своего не упустит, дружок называется. Да и она тоже…» Скотт грубо выругался прямо в трубку.

Дон ошарашенно замолчала. С чего это он на нее разозлился? Она тут при чем? Потом она заговорила, запинаясь, как-то несвязно:

— Я не виновата, Скотти, что у тебя такие родители. Своим я за ужином пыталась все объяснить, но — бесполезно…

— Да чего там! — грубо прервал он ее. — У тебя всегда Брент наготове!

— Но я же тебя лю… — Но тут послышались короткие гудки, и она замолчала на полуслове.

Механически положив трубку, Дон рухнула на постель. Рыдания сотрясали ее тело.

— Не плачь, Дон! — Алексис присела рядом, обняла ее за плечи. — Это он так. Скотт тебя обожает. Просто он не в себе, вот и бросается как бешеный! — И сама тоже заплакала.

— Неправильно это все, несправедливо! — пробормотала Дон, высвобождаясь из объятий сестры, вытирая слезы…

Следующие три года Дон частенько приходилось повторять эти слова. И когда родители Скотта отказались дать ей его адрес. И когда она все-таки раздобыла этот адрес через Брента — на что только ради этого не пришлось пойти! — а он не ответил. Ни разу! Письма, подарки ко дню рождения и Рождеству, наконец, приглашение на праздник конфирмации — все вернулось обратно в нераспечатанном виде.

Она не знала, почему он так поступал, хотя все объяснялось просто: Брент подробно описывал Скотту, каких огромных успехов он добился по овладению сердцем и телом Дон, а Скотт чувствовал, что если он прочтет что-нибудь подобное, написанное ее рукой, то не вынесет этого, не переживет. Ему было очень больно, и возвращение корреспонденции отправителю казалось лучшим выходом.

1

«Если он дотронется до меня еще раз, я сойду с ума…» Борясь с желанием, которое, казалось, сжигало ее, Дон почти беззвучно пробормотала что-то нечленораздельное и поспешила отойти подальше от Скотта. Быстрее, быстрее, вон туда, к бару. Выпить… Что с ней такое сегодня? За те семь лет, что она в браке с Брентом, Скотт Ларкин появлялся у них несколько раз. Все было спокойно, он вызывал у нее самые теплые чувства, но, чтобы она так хотела его, о, нет, — этого до сегодняшнего вечера не было!

Господи, как же она возбудилась! Дрожь не проходит никак. Вот ужас-то! Выходит, все то, что она когда-то чувствовала к нему, просто на время, где-то там, в глубине ее существа, заснуло? И каждый раз, когда она его видела, это усиливалось, накапливалось, ждало своего времени?

Все смешалось: стыд, отвращение и глубокая жалось к самой себе. Стыд — потому что она, пусть мысленно, изменяла мужу. Отвращение — потому что ведет себя как взбесившаяся самка: мужчина лишь дотронулся до нее, наверняка ни о чем таком и не помышляя, а она… готова! И все-таки сильнее всего ей было жалко себя. Бренту никогда не удавалось возбудить ее так, как это походя сделал Скотт. И с этим ничего не поделаешь… «Ну и сокровище ты, девочка!» — удивляясь себе, подумала Дон, когда добралась наконец до стойки.

— На сей раз двойной, Тони! — Она протянула бокал бармену, изобразив на лице беззаботную улыбку.

Тони широко улыбнулся в ответ и заговорщически подмигнул:

— Давно пора! — Он один знал, что очаровательная хозяйка дома до сих пор пила только чистую воду.

— Спасибо, Тони! — Поднеся бокал к губам, Дон не торопясь оглядела толпившихся гостей. Кто они такие? С какой стати Брент пригласил их в день ее приезда? В этом их парижском доме они почти никогда не бывали вдвоем, всегда тут проходной двор, вечно какие-то незнакомые люди. И хоть бы когда-нибудь Брент сказал о гостях заранее! А главное, почему-то именно она должна их всех развлекать, он же обычно уматывает со своими дружками-гонщиками, и хорошо, если заявится к концу вечера. Вот и сегодня Брент неизвестно где, а она тут… Слезинка медленно выкатилась из уголка глаза, поползла по щеке. Надо срочно выйти хотя бы на минутку, а то она сейчас прямо здесь разревется, и все подумают, что у Брента жена — психопатка. У входной двери стоит Скотт, значит, туда ей нельзя, остается балкон. В отчаянии Дон двинулась через толпу, увертываясь от танцующих парочек, старательно обходя шумные компании любителей анекдотов и сплетен. Голову на всякий случай опустила — не видеть бы никогда эти рожи.

Фу, наконец-то можно вдохнуть свежего воздуха, хорошо, что с реки ветерок! Ей вроде стало получше. Дон подошла к балюстраде, поставила бокал. Весна в Париже — совсем неплохо…

— Ищешь уединения? Старый знакомый не помешает?

Дон чуть не подпрыгнула. Господи, ну что ему надо? Неужели не понимает? Она изобразила приветливую улыбку. Какой же он красивый, мужественный!

— Там так шумно и душно, — произнесла Дон и постаралась непринужденно откинуться на балюстраду. — И ночь такая, что грешно оставаться в доме. — Она сказала это ровным, мягким тоном — только бы он не догадался, что у нее на душе.

— Пожалуй… — Скотт, не отрываясь, смотрел на ее лицо.

Дон поежилась под этим взглядом и почти физически ощутила его мягкое прикосновение: вот он обласкал ее крутые скулы, задержался в углублениях щек, прошелся по носу, потом прямо-таки впился в губы… Хватит, хватит же, надо что-то говорить, отвлечь его!

— Правда чудесно — опять в Париже?

Чтобы как-то подкрепить шаткое равновесие, которое ей вроде бы удалось обрести, Дон приложилась к бокалу, сделала глоток, но слишком большой — подавилась, закашлялась.

— Что с тобой? — В голосе Скотта звучала неподдельная тревога. Он подошел ближе, но Дон отмахнулась.

— Ничего, все в порядке, — прохрипела она и отошла подальше от него, туда, где стоял стол. Пусть думает, что она просто ищет куда бы поставить бокал. Откинула прядь с лица, заправила ее за ухо.

Скотту хотелось спросить, почему она сегодня такая нервная. Всегда холодно-собранная, даже в стрессовых ситуациях, в этот вечер Дон была просто неузнаваема. Однако вместо этого он просто показал на бокал:

— Выпьешь еще?

— Нет, спасибо, с меня хватит.

«Во всех смыслах», — подумала Дон про себя. Ее взгляд непроизвольно остановился на обручальном кольце — шикарном, с алмазиками и изумрудом. К глазам снова подступили слезы. Все это не осталось незамеченным Скоттом. «Крутит это свое кольцо, — думал он, — будто хочет его сорвать и выбросить. Конечно, Дон уже давно поняла, что ее брак с Брентом совсем не то, о чем она мечтала. Но, разумеется, винит во всем вовсе не мужа, а только себя. Так уж она устроена. И это ее доконает».

Ему нестерпимо захотелось обнять ее, прижать к себе, защитить от всех, от собственных страхов в особенности, и держать так, пока печаль не уйдет из этих прекрасных глаз. Но Скотт отвернулся, вцепился своими большими, сильными руками в балюстраду и окаменел, глядя невидящими глазами на все еще шумную улицу внизу.

«Слава Богу, вроде перестал на меня глазеть», — подумала Дон. Теперь она и сама могла им полюбоваться. Высокий, серый костюм сидит на нем, как влитой. Пожалуй, внешне Брент ничуть не хуже, даже поизящнее. Правда, у него нет такой твердости в линии подбородка и милой ямочки. Волосы у Скотта густые, темные, подстрижены по моде, достаточно даже света уличных фонарей, чтобы они сверкали; длинноваты немного — спускаются на воротник, но концы ровные, следит за прической…

«И как это тебя никакая красотка до сих пор не подцепила?» — вдруг с удивлением подумала Дон.

Впрямь странно: симпатичный, богатый и в двадцать девять лет еще не женатый. Скотт тоже начинал гонщиком. Но если Брент все всаживал в свои машины, он — прикупал недвижимость, потом на доходы от нее скупал за границей и в Штатах акции. Прямо как царь Мидас: все, к чему ни прикасался, превращалось в золото.

Скотт резко повернулся, перехватил ее взгляд, обращенный на него, и не мог скрыть своего удовлетворения.

— Надолго в Париж?

Кровь бросилась ей в лицо.

— Завтра уезжаем. Хотим посмотреть Францию. — Дон сделала глубокий вдох. — А потом Брент предлагает съездить в Испанию. Там у его друга где-то есть вилла, кажется на Коста дель Соль…

Она улыбнулась. Две недели. Они будут вместе с Брентом — достаточно, чтобы прийти к окончательному выводу, стоит ли их брак того, чтобы его продолжать… Или она наконец поймет, что Брент ей просто друг, любящий, конечно, но эгоистичный, безответственный, и по большому счету равнодушный к ней, как женщине. В любом случае она не станет делать ему больно. Возможно, они расстанутся, но в ее сердце для него навсегда останется какое-то местечко.