— Самое главное — не вызывать подозрений, — пояснила я и отнесла последнее шоколадное печенье на диван.

— Но как ты думаешь, Бог здесь все-таки есть? — Тилли рассматривала собачку, затем протерла ей тряпочкой ушки. — Если Бог приглядывает за всеми, то он и за миссис Форбс тоже присматривает и она в безопасности?

Я подумала о крестике на шее миссис Форбс.

— Надеюсь, да, — ответила я.

Миссис Форбс вернулась с новым пакетом шоколадных печений.

— На что надеешься, дорогая?

Я смотрела, как она высыпает печенье на тарелку.

— Вы верите в Бога, миссис Форбс? — спросила я.

— Конечно.

Она ни секунды не колебалась с ответом. Не смотрела на небо или на меня, не стала переспрашивать. Просто раскладывала печенья на тарелке.

— Но откуда такая уверенность? — спросила Тилли.

— Достаточно на вас поглядеть. Бог объединяет людей. Бог всему придает смысл.

— Даже плохим вещам? — спросила я.

— Ну, конечно. — Она секунду-другую смотрела на меня, потом отвернулась к тарелке.

Через плечо миссис Форбс я видела Тилли. Подруга лениво и медленно водила тряпкой, так и подначивая меня взглядом продолжить разговор.

— Но как Бог мог допустить, чтоб миссис Кризи пропала? Какой в этом смысл? Это я так, к примеру.

Миссис Форбс отшатнулась, на пол посыпались крошки.

— Понятия не имею. — Она принялась комкать пустой пакет в руках, но он никак не хотел складываться. — Я даже ни разу не говорила с этой женщиной.

— И никогда с ней не встречались? — спросила я.

— Нет. — Теперь миссис Форбс оборачивала пакет вокруг пальца с обручальным кольцом. — Ведь они переехали в этот дом совсем недавно, после того, как мать Джона умерла. Так что познакомиться не было случая.

— Просто ума не приложу, почему это она исчезла? — с вызовом спросила я.

— Ну, одно могу сказать: я к этому отношения не имею. И слова никому не сказала. — Произнесла она это дрожащим голосом, последняя фраза вырвалась у нее, казалось, против воли.

— Что вы имеете в виду, миссис Форбс? — Я посмотрела на Тилли, та — на меня, и обе мы нахмурилась.

Миссис Форбс опустилась на диван.

— Не обращайте внимания, девочки, что-то я совсем запуталась. — Она похлопала по шее сзади, точно хотела убедиться, что голова у нее все еще на плечах. — Возраст, сами понимаете.

— Только мы никак не можем понять, куда она подевалась, — настаивала я.

Миссис Форбс принялась разглаживать кисточки на подушках.

— Уверена, скоро она вернется, — сказала она. — Обычно люди возвращаются.

— Надеюсь, так, — заметила Тилли и принялась развязывать фартук. — Мне нравилась миссис Кризи. Такая симпатичная.

— Очень славная была женщина, просто уверена в этом. — Миссис Форбс продолжала возиться с подушкой. — Но мне не довелось с ней общаться. Не знаю, что и сказать.

Я передвигала пальцем печенья на тарелке.

— Может, кто-то из соседей на нашей улице знает, куда она отправилась?

Миссис Форбс встала.

— Сильно сомневаюсь, — заметила она. — Причина, по которой Маргарет Кризи исчезла, не имеет отношения ни к одному из нас. Пути господни неисповедимы, так говорит Гарольд, и тут он прав. На все есть свои причины.

Мне захотелось спросить, какие именно причины и почему Господь скрывает от нас свои соображения, но тут миссис Форбс достала из кармана список.

— Гарольд скоро вернется. Пора приниматься за работу. — И она начала водить пальцем по строчкам, выведенным синими чернилами.


Мы шли по нашей улице. Небо давило на нас всем своим весом, ноги еле двигались из-за жары. Я смотрела на горы, обступившие город, но невозможно было определить, где начинаются они и где кончается небо. Пекло заставило их слиться воедино, горизонт дрожал, плавился и шипел, словно не хотел, чтобы его обнаружили.

Из какого-то окна вырвался голос комментатора матча в Уимблдоне: «Преимущество, Борг!» И отдаленный рокот аплодисментов.

На улице было безлюдно. Безжалостное полуденное солнце разогнало всех по домам, где люди сидели, обмахиваясь газетами и натирая руки и плечи кремом от загара. Единственным человеком, оставшимся на воздухе, была Шейла Дейкин. Она сидела в шезлонге на лужайке перед домом номер двенадцать, широко раскинув руки и ноги, подняв лицо к солнцу, словно кто-то вынудил ее пойти на эту огромную жертву и обгореть до красноты.

— Здравствуйте, миссис Дейкин! — крикнула я через живую изгородь.

Шейла Дейкин приподняла голову, и я увидела, что в уголке рта у нее блестит слюна.

Она махнула нам рукой:

— Привет, леди.

Она всегда называла нас «леди», и обе мы заулыбались, а Тилли даже покраснела от смущения.

— Так, значит, Бог все-таки живет в доме миссис Форбс, — сказала Тилли, когда мы перестали улыбаться.

— Хочется верить, что так. — Я оттянула шапочку на голове Тилли назад, чтоб прикрыть шею. — Мы можем с уверенностью сказать, что миссис Форбс в безопасности, хотя… насчет ее мужа я не совсем уверена.

— Какая жалость, что она ни разу не встречалась с миссис Кризи, иначе бы могла дать нам хоть какую-то подсказку. — Тилли отбросила носком сандалии мелкий камушек, и он приземлился где-то в кустах.

Тут я так резко затормозила, что из-под сандалий вырвалось облачко пыли.

Тилли обернулась.

— В чем дело, Грейси?

— Пикник, — ответила я.

— Какой пикник?

— Снимок пикника на каминной доске.

Тилли нахмурилась.

— Что-то я не понимаю.

Я смотрела на тротуар и пыталась все точно вспомнить.

— Женщина, — сказала я. — Та женщина.

— Какая женщина?

— Та, которая стоит рядом с миссис Форбс на пикнике.

— И что с ней? — спросила Тилли.

Я подняла голову, посмотрела подруге прямо в глаза:

— Это была Маргарет Кризи.

Дом номер два, Авеню

4 июля 1976 года

Брайан пел перед зеркалом в холле и пытался найти пробор в волосах. Это было довольно трудно, поскольку по настоянию мамы было куплено зеркало модного дизайна — в виде звезды, — и оно больше напоминало звезду, чем зеркало. Но если стоять на полусогнутых ногах и наклонить голову вправо, то он видел отражение почти всей своей головы.

Волосы — это его гордость, так всегда говорила мама. Вроде бы нынешним девушкам больше нравятся парни с длинными волосами, хотя он немного сомневался. Он успел отрастить их до подбородка и на этом остановился — как-то потерял интерес.

— Брайан!

А может, заложить пряди за уши?

— Брайан!

Крик дергал его, как поводок собаку. Он заглянул в дверь гостиной.

— Да, мам?

— Будь другом, принеси коробочку «Милк трей» [«Милк трей» — фирменное название набора конфет ассорти из молочного шоколада производства компании «Кэдберри».]. Эти ноги… они меня окончательно доконали.

Мама утопала в море вязания, ноги покоились на валике дивана, и она растирала шишки на стопе прямо через колготки. Он даже расслышал потрескивание статического электричества.

— Все эта чертова жара. — Она морщилась от напряжения, тяжело отдувалась.

— Вон там! Там! — Перестав растирать шишки, она указала на табурет, на котором, в отсутствие ее ног, нашли прибежище журнал «ТВ таймс», домашние тапочки и надорванный пакетик мятных леденцов. Он протянул ей конфеты, и она уставилась в открытую коробочку с той же сосредоточенностью, с какой ученик на экзамене пытается ответить на самый трудный вопрос.

Затем сунула в рот конфету с апельсиновым кремом и окинула неодобрительным взглядом его кожаную куртку.

— Собрался куда?

— Иду выпить пинту с ребятами, мам.

— С ребятами? — Она взяла рахат-лукум.

— Да, мам.

— Тебе уже сорок три, Брайан.

Он хотел было запустить пальцы в волосы, но, вспомнив о бриолине, вовремя остановился.

— Хочешь, попрошу Вэл немного подстричь тебя в следующий раз, когда она заскочит?

— Нет, спасибо. Я отращиваю волосы. Девушкам так больше нравится.

— Девушкам? — Она расхохоталась, к передним зубам у нее прилипли три крохотных кусочка рахат-лукума. — Тебе уже сорок три, Брайан.

Он переступил с ноги на ногу, кожаная куртка скрипнула в плечах. Он купил ее на рынке. Наверняка подделка. Возможно, просто синтетика, которая притворилась кожей, а он единственный человек, которого продавцу удалось обдурить, вот и носит ее теперь, как полный идиот. Брайан приподнял воротник, который тоже скрипнул под пальцами.

Горло матери раздувалось и опускалось вместе с рахат-лукумом, он наблюдал за тем, как она проводит языком по коренным зубам — хочет убедиться, что деньги на сладкое выброшены не напрасно.

— Вытряхни эту пепельницу перед тем как уйти. Умница, хороший мальчик.

Он взял пепельницу и держал ее на расстоянии вытянутой руки, как некую странную скульптуру. Эдакое кладбище сигарет, и каждая датирована разным цветом помады. Он следил, чтобы те окурки, что примостились на самом краю, не свалились, пока шел с пепельницей через комнату.

— Только не в камин! Выброси в мусорку на улице. — Инструкции она давала с набитым ртом, пережевывая батончик с лимонной начинкой. — Если оставишь здесь, весь дом насквозь провоняет.

Откуда-то из глубины окурков вился дымок. Поначалу он подумал, что показалось, но затем запах ударил в ноздри.

— Надо быть осторожней. — Он кивком указал на пепельницу. — Так и пожар может начаться.