Джоанна Мэйкпис

Баронесса де Тревиль

Глава первая

1152 год

Подъезжаяя к хижине, стоящей на расчищенном от леса участке, Гизела услыхала сердитые голоса. Она с беспокойством оглянулась на Освина, следовавшего за ней.

Год выдался тревожным, и Уолтер Брингхерст требовал, чтобы Гизела не ездила одна. Вот и сейчас, когда она решила навестить свою кормилицу Олдит, ее сопровождал управляющий имением отца.

Муж Олдит вырубил кусочек леса и построил здесь уютный домик. Два года назад он умер, но в домике продолжала жить Олдит вместе с пятнадцатилетним сыном Сигурдом. Старшего сына Олдит потеряла, когда младшему был всего месяц, и она стала кормилицей Гизелы, чья мать скончалась вскоре после ее рождения. Всю нерастраченную материнскую любовь Олдит отдала дочери своего господина.

Она давно покинула дом Брингхерстов, но глубокое нежное чувство между ней и девушкой не ослабело, и Гизела частенько навещала свою кормилицу.

Гизела пришпорила лошадь.

— Крики доносятся из домика Олдит! А ведь она постоянно твердит, что здесь безопасно. Папа прав — ей надо переселиться в Брингхерст!

Наконец они достигли поляны, и Гизела увидела стоящую у плетеной изгороди Олдит. Та изо всех сил удерживала Сигурда, пытающегося броситься на двух всадников.

По голубым гербам на их кожаных одеждах Гизела определила, что это люди из Элистоуна. Она легко спрыгнула с лошади и поспешила к няне. Освин, отдуваясь, шел за ней.

— Что случилось, Олдит? Что натворил Сигурд?

Гизела знала, что крепостные частенько нарушали законы об охране дичи. Старый Годфри из Элистоуна, как и ее отец, обычно закрывал на это глаза. Пару раз он все же вершил правосудие, правда, всегда проявлял сострадание.

Годфри уже не было в живых — его убили в стычке около Глостера между королевскими войсками и отрядом мятежников. Поскольку он не оставил наследника, замок вместе с прилегающими угодьями был пожалован королем Стефаном [Король Стефан Блуасский (1094—1154) — король Англии с 1135 г. — Здесь и далее прим, переводчика] барону Алену де Тревилю.

Гизела мало что знала о новом хозяине замка, видела его всего один раз, да и то лишь мельком, в ближайшем городе Океме. Тем не менее барон показался ей довольно неприятным, и теперь она не на шутку встревожилась.

— Он ни в чем не виноват, мадемуазель Гизела, — стала объяснять Олдит, махнув рукой Сигурду, чтобы тот замолчал. — Но эти люди велят нам оставить дом к следующему воскресенью. Я им говорю, что нам некуда идти, а они… — Она заплакала, и слезы потекли по загорелым морщинистым щекам.

Гизела обняла няню за плечи и повернулась к незваным гостям.

— Я — Гизела Брингхерст из соседнего поместья, — властным тоном сказала она. — Олдит — моя бывшая няня. Объясните, в чем дело?

Старший из двоих, седеющий воин лет сорока, откашлялся и смущенно проговорил:

— Прошу прощения, мадемуазель. Я понимаю ваше беспокойство, но эта земля принадлежит Элистоуну, а вы ведь знаете, что делать вырубки в лесу незаконно.

— Мы все это знаем, — резко ответила Гизела, — но вокруг полно таких хижин. Ролф, покойный муж Олдит, работал у Годфри из Элистоуна. Он был свободный человек и опытный лесничий. Его господин не возражал против этой вырубки.

— Понимаю, мадемуазель, но теперь это — владение барона Алена де Тревиля, а он приказал очистить лес на расстоянии мили от Элистоунского замка. Вы сами видите, что домик необходимо убрать — он мешает.

Олдит вновь залилась слезами, а Сигурд возобновил свои попытки броситься на солдата.

— Мне кажется, что эту хижину можно оставить. Олдит живет здесь уже несколько лет и…

— Это невозможно, — прервал слова Гизелы строгий голос.

Она обернулась и увидела всадника в доспехах. Занятая объяснениями, Гизела даже не услыхала звяканья сбруи и шагов коня по упавшим листьям.

Оба воина встретили мужчину с большим почтением, и Гизела поняла, что это — барон Ален де Тревиль. Он был в кольчуге и шлеме, и девушка не смогла разглядеть черты его лица, отметила лишь, что он высок ростом.

Барон же увидел перед собой женщину, одетую в темно-синюю накидку, которая застегивалась на правом плече большой золотой булавкой, что указывало на принадлежность дамы к благородному сословию. Но и без этого ее гордая осанка говорила сама за себя.

Волосы женщины были спрятаны под головным убором из тонкого полотна, скрепленного узкой шерстяной лентой из того же материала, что и накидка. Выбившаяся из косы прядка волос была светлой. Трудно было судить о достоинствах ее фигуры, но держалась она очень прямо, а это говорило о том, что женщина молода и стройна.

Темные глаза барона сверкнули — он почувствовал в незнакомке характер, похожий на свой. Высокий повелительный голос он услышал еще издалека. Эта женщина, несомненно, упряма и решительна, как и он сам. Барон слегка улыбнулся и вежливо поклонился, затем спешился, передал поводья младшему из двух всадников и неторопливо подошел.

— Мадемуазель, я должен повторить — то, о чем вы просите, невозможно. Сожалею, но это так. Я — Ален де Тревиль, а вы, полагаю, дочь моего ближайшего соседа Уолтера Брингхерста.

В его манерах проскальзывало что-то галльское. Говорил он на нормандском диалекте французского языка, а это свидетельствовало о том, что барон, скорее всего, родился на материке и провел в Англии совсем немного времени.

У Гизелы дрогнули губы.

— Да, я — Гизела Брингхерст, а это, как я уже объяснила вашему слуге, Олдит — моя кормилица. Мы очень к ней привязаны и хотим быть уверены в ее благополучии. Нельзя так необдуманно лишать ее жилища!..

— Поверьте мне, мадемуазель, я все обдумал. Этот лес необходимо вырубить, чтобы мой гарнизон мог ясно видеть любого приближающегося противника. Ваш отец объяснит вам, что это — известная тактика. Король Стефан приказал мне укрепить Элистоун. Ваш отец, несомненно, понимает необходимость оборонительных мер, ведь в этой местности обнаглевшие наемники постоянно нападают на имения.

Взгляд барона переместился с негодующей Гизелы на Освина, который, нахмурившись, переминался позади своей молодой госпожи.

— Я вижу, вы с провожатым, но, мне кажется, одного человека недостаточно, чтобы защитить вас в случае нападения. Когда вы выезжаете за пределы отцовских владений, необходимо по крайней мере два крепких вооруженных всадника для охраны.

— Освин — вполне надежный человек, — раздраженно ответила Гизела.

Отец действительно последнее время частенько ругал ее за неосторожное поведение: Гизела иногда отправлялась на прогулки одна. Сэр Уолтер так разгневался, что запретил ей выезжать без сопровождения.

— Если бы вы были моей дочерью, я проявил бы большую строгость, — мягко заметил барон, словно урезонивая капризного ребенка.

— Охотно верю, — сухо ответила Гизела, — но я не ваша родственница. Может быть, мы вернемся к происходящему? Неужели вы не можете сделать исключение для одного маленького домика?

Он стоял, широко расставив ноги и положив руку на эфес меча, продолжая улыбаться.

— Мадемуазель, вам должно быть понятно, что подобное исключение нарушит всю оборону. Кроме того, ваша няня подвергается здесь большой опасности. Прочная оборона Элистоуна послужит на пользу и ей, и всем, живущим по соседству, включая вашего отца, поскольку гарнизон замка при необходимости всегда будет к его услугам.

— Думаю, что этого не случится!

Голос ее прозвучал пронзительно, почти грубо, но она была уж очень разъярена властностью барона.

— Надеюсь, что ваш отец придерживается того же мнения, — сказал де Тревиль.

Гизела залилась краской.

— Мой отец может защитить свой дом и в состоянии сам отправиться на помощь соседям.

На это барон ничего не ответил. Его молчание лишь подтвердило то, о чем она и сама догадывалась, — ее поведение свидетельствует о невоспитанности и неопытности.

— Это ужасно, — сердито сказала она. — Почему Олдит должна лишаться крова по прихоти нового хозяина Элистоуна?

— Я готов предоставить вашей кормилице жилье в замке. Там она с сыном будет защищена, — спокойно ответил он, что привело Гизелу в замешательство.

— А где же будет ее огород? Она не проживет без запасов на зиму.

— Я готов обеспечить ее и мальчика всем необходимым. Она может служить в замке.

Олдит в тревоге схватила Гизелу за руку и выразительно посмотрела на нее. Девушка прекрасно поняла этот жест. Кормилица боялась за своевольного Сигурда, не терпящего ограничений свободы. После смерти отца он безбоязненно и без спроса бродил по лесу, добывал еду, запуская руку в рыболовные сети и кроличьи садки, принадлежавшие барону.

— В этом нет необходимости. Олдит и Сигурд могут жить в Брингхерсте. Я уверена, что отец примет их. Я распоряжусь, чтобы ее вещи завтра забрали, — поспешила сказать Гизела.

Олдит с облегчением вздохнула, а барон поклонился со словами:

— Как пожелаете, мадемуазель, но если ваш отец не захочет их принять, они должны немедленно отправиться в Элистоун.

Он отвернулся, собираясь сесть на своего коня, решив, что дело улажено. Внимание Гизелы было занято Олдит, и никто не ожидал того, что случилось. Сигурд со злобным криком перепрыгнул через плетеную изгородь и кинулся к барону, стоявшему к нему спиной. Гизела услыхала вопль мальчика, затем ругательство, которое вырвалось у де Тревиля. Она обернулась на крики и увидела, как в лучах солнца сверкнул нож. Гизела еле удержала Олдит, которая бросилась было к сыну.

Схватка была недолгой. У де Тревиля слух, должно быть, как у рыси, мелькнуло в голове у Гизелы, раз он услышал шорох приглушенных опавшей листвой шагов. Он мгновенно развернулся, резко схватил мальчика за руку и вывернул ее. Сигурд заорал от боли, и охотничий нож упал на землю. Старший из стражников подбежал, поднял нож и криком подозвал младшего, который тут же бросился к барону.

Де Тревиль не отпускал Сигурда, безжалостно заломив ему за спину руку. Тот скорчился от боли и побледнел. Олдит заплакала. Он сломает мальчику кисть, подумала Гизела. Внезапно де Тревиль отпустил Сигурда, и он упал бы, но его подхватил стражник.

— Свяжите его и отведите в Элистоун, — ледяным голосом приказал де Тревиль.

— Нет, нет… умоляю вас! — Олдит подбежала к нормандскому барону. — Он всего лишь мальчик и не хотел причинить вам вред. Он был вне себя!

— Вот как? — удивился де Тревиль, и Гизела увидела, как под железным шлемом поднялись темные брови.

Он положил правую руку на левый рукав кольчуги. К своему ужасу, Гизела заметила, что между ячейками проступает кровь. Неужели Сигурд успел ранить барона?..

— Вы ранены… — вырвалось у нее.

— Странно, что вы обратили на это внимание, мадемуазель, — насмешливо произнес он и отмахнулся от старшего воина, который хотел было прийти ему на помощь. — Нет, нет, это всего лишь царапина, но могло быть и хуже. Он мог воткнуть нож мне в спину, не обернись я вовремя.

Барон оглядел присутствующих, а Олдит, рыдая, оторвала полоску от своей широкой юбки и дрожащими руками протянула ему кусок материи. Он холодно поблагодарил ее и при помощи зубов и здоровой руки перевязал рану.

Гизела наконец опомнилась и поспешно подошла.

— Милорд, я уверена, что Олдит права — мальчик вне себя и ничего не соображает. Прошу вас учесть это, когда он предстанет перед вашим судом. Я уверена, что мой отец попросит за него и…

Де Тревиль снова насмешливо взглянул на нее.

— Не хочется думать, что могло произойти, мадемуазель, решись мальчишка на самом деле навредить мне. Тем не менее мы примем справедливое решение. А пока что ваш протеже охладит свой пыл в моем подвале.

Старший из воинов приладил веревку, которой крепко связал Сигурда, к седлу, намереваясь вести его позади лошади. Барон невозмутимо кивнул Гизеле и Олдит и сел на коня. Было заметно, что это движение доставило ему боль.

Если рана окажется серьезной, Сигурд может поплатиться жизнью за минутное безрассудство. Но даже если выяснится, что рана не опасна, барон, как многие господа, может и не проявить милосердие. И Гизела опять стала просить за мальчика:

— Милорд, умоляю вас…

Де Тревиль, уже сидя в седле, повернулся к ней и со вздохом сказал:

— Я вижу, мадемуазель, что вас волнует участь мальчика, а не моя.

Она с трудом подавила раздражение.

— Милорд, я глубоко сочувствую вам, но вы сами назвали рану всего лишь царапиной. Прошу вас учесть это, когда будете выносить решение.

Он подхватил поводья здоровой рукой.

— Обычно, мадемуазель, я стараюсь выявить намерения, а не результат. В этом случае, и вы не можете не согласиться со мной, я буду прав, если сделаю вывод, что мальчик собирался нанести мне смертельный удар.

Гизела не успела ответить — да она и не знала, что на это сказать, — как он снова поклонился и сделал знак своим стражникам трогаться. Две потрясенные женщины и Освин беспомощно смотрели вслед трем удалявшимся всадникам, один из которых тащил за собой задыхающегося Сигурда.

Наконец управляющий решил высказать свое мнение.

— Мадемуазель Гизела, я полагаю, что вам не следует сердить барона де Тревиля. Уверен, что ваш батюшка, сэр Уолтер, очень обеспокоится. Он ведь может подумать, что в происшедшем виноваты мы…

— Ты считаешь, что я подстрекала Сигурда к его поступку? — воскликнула разгневанная Гизела.

Старик управляющий, зная, как норовиста бывает его госпожа, когда ей приходит в голову защищать кого-либо из вилланов [Виллан — крепостной крестьянин.], поспешил оправдаться:

— Конечно, нет, мадемуазель, но… не окажись мы здесь, солдаты сами справились бы и…

Гизела подавила гнев. Освин в какой-то мере был прав, и теперь ей придется приложить немало усилий, чтобы спасти неразумного юного Сигурда. Гизела обняла Олдит за плечи.

— Пойдем в дом. Сейчас уже ничего не сделать, но я обещаю тебе, что мы с отцом постараемся вызволить Сигурда, что бы ни говорил Освин. — И она сверкнула голубыми глазами на незадачливого управляющего, который стоял с униженным видом во дворе, дожидаясь, когда госпожа соберется в обратный путь.

Гизела убедила Олдит тотчас же отправиться в Брингхерст. Она не могла оставить обезумевшую от горя женщину одну в доме.

С барона станет немедленно послать своих людей выселить Олдит и разрушить хижину. Он произвел на Гизелу впечатление человека, который будет править железной рукой. И ради поддержания порядка в его владениях наказание может быть мгновенным и суровым.

Плачущая кормилица собрала узелок с одеждой и несколькими дорогими для нее вещами. Гизела пообещала послать пару мужчин с повозкой забрать кое-что из мебели.

Освин посадил Олдит позади себя на седло, и они поехали обратно в Брингхерст. Настроение у всех было мрачным.

Взволнованная и рассерженная после перепалки в Элистоунском лесу, Гизела въехала во двор Брингхерста, торопливо спешилась и бросила поводья молодому конюху.

Она велела Освину позаботиться об Олдит, а сама направилась к отцу сообщить о случившемся.

Она нашла его в зале. Сэр Уолтер расположился у огня, так как ноябрьский день выдался промозглым. Мужчина, сидящий напротив отца, тут же встал и с радостным возгласом направился ей навстречу. При виде его озабоченное лицо Гизелы озарилось.

— Кенрик, как хорошо, что ты здесь! А я и не знала, что ты собираешься приехать, иначе не отправилась бы сегодня утром навестить Олдит.

— Как она? — с приветливой улыбкой осведомился отец.

Гизела сняла накидку и подошла к нему.

Кенрик из Аркоута, их ближайший сосед, был всего на несколько лет старше Гизелы. Они дружили с детства. При виде девушки у Кенрика, как обычно, перехватило дыхание.

Гизела Брингхерст вступила в пору расцвета. Она была не очень высокого роста, но отличалась величавой осанкой. Шерстяное синее платье плотно обтягивало высокую, упругую грудь, а талия, опоясанная красивым кожаным ремнем, была такой тонкой, что Кенрику казалось, он может обхватить ее пальцами одной руки. Толстые рыжеватые косы блестели в отсветах огня. Кенрика в Гизеле все приводило в восторг: и мягкий овал лица, и вздернутый носик, и ясные голубые глаза, и чувственный рот с пухлой нижней губой и даже веснушки на носу и щеках, оставшиеся с лета. Гизела ездила верхом в любую погоду, невзирая на увещевания няни о том, что она испортит свою нежную кожу.

Сэр Уолтер усадил дочь рядом с собой на скамеечке и ласково погладил по голове.

— Что случилось, Гизела? Ты встретила подозрительных людей в лесу?

— Нет-нет! — заверила отца Гизела. — В беду попал Сигурд, папа. Он… кинулся на барона, владельца Элистоунского замка. Его схватили и посадили в тюрьму. Олдит в ужасном состоянии, и я привезла ее в Брингхерст. Ты ведь не откажешь ей в приюте?

— Конечно, дитя мое. Мы столь многим обязаны Олдит, что никогда не сможем отблагодарить ее. Ты говоришь, что Сигурд посмел напасть на Алена де Тревиля? Как могло это произойти, когда барона так хорошо охраняют? Он опасно ранен?

Гизела справилась с навернувшимися слезами и постаралась связно рассказать о стычке.

— А потом… потом он отказался пересмотреть свое решение. Тогда Сигурд… кинулся на него с ножом и ранил барона в руку. К счастью, барон вовремя обернулся, а иначе… Сигурд мог его убить, — не удержавшись от слез, закончила Гизела и добавила: — Я виновата в случившемся — мне не следовало вмешиваться. Сигурд расценил мое заступничество как поддержку и не послушался матери. — Гизела замолкла и, увидев ужас в глазах отца и Кенрика, отвернулась. — Папа, я знаю, что попытка убить своего сюзерена — страшное преступление, но Сигурд еще мальчик. Ты попытаешься спасти его, да? Ради Олдит.

Уолтер Брингхерст тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Гизела, ты сама сказала, что это страшное преступление. Сигурда могут повесить или изувечить — в лучшем случае. Мальчишка совершенно вышел из повиновения. Я не раз говорил об этом Олдит. Ну-ну, дитя мое, перестань плакать и не вини себя. Мальчик мог совершить это и без тебя.

Кенрик согласно кивнул головой, а Уолтер продолжал:

— Хотя, должен признать, с твоей стороны было неразумно спорить с лордом Аленом. Он вправе очистить свою землю в целях обороны, а поляна была вырублена Ролфом действительно незаконно. Будем надеяться, что твой спор с бароном не восстановит его еще больше против мальчика. Такие люди, как он, не терпят, когда им перечат, особенно в присутствии слуг. Не знаю, правда, как сам поступил бы, — добавил он, видя, что дочь вот-вот разрыдается. — Но что сделано, то сделано, и надо выходить из положения. Я, разумеется, попрошу в суде за парня, но должен предупредить тебя, что мое вмешательство вряд ли понравится нашему соседу. Я слыхал, что он любит сам принимать решения, ни с кем не советуясь.

Гизела обняла отца. Она очень любила его. Уолтер Брингхерст был подвижным и еще интересным мужчиной, хотя каштановые волосы уже начали редеть со лба. Круглое, открытое лицо с карими глазами, которые обычно загорались при виде любимой красавицы дочки, теперь выглядело озабоченным.

Барон Ален де Тревиль был послан королем Стефаном специально для того, чтобы помочь главному судье графства Окем установить мир в этой местности. Уолтер Брингхерст чувствовал себя крайне затруднительно — ему совершенно не хотелось противоречить могущественному соседу.

Он опять тяжело вздохнул.

— Мы можем в будущем зависеть от этого человека, поэтому будь предусмотрительна, общаясь с ним. Вот Кенрик приехал, чтобы сообщить о новом нападении на имение всего в пяти милях от Окема. Скорее всего, это дело рук негодяя Мейджера из Офена либо неуправляемого сброда, который он укрывает.