В свете фар встречной машины я увидел лицо Анны. Машина проехала, и свет пропал, но я понял, что Анна держит незнакомую женщину за руку.

Возле отделения скорой помощи мы вытащили каталку и покатили ее через автоматическую дверь. Бригада врачей и медсестер уже ждала нас.

— Она все еще разговаривает, — сказал я.

Медбрат похлопал ее по запястью.

— Боже мой!

— Да. Поэтому я и не смог поставить капельницу. Нужны ножные манжеты, чтобы поднять давление.

Вдруг я вспомнил об Анне, которая стояла в дверях с широко раскрытыми глазами.

— Папа, а эта женщина умрет?

— Похоже, у нее был инсульт… но она справится. Послушай, может, ты посидишь там на стуле? Я приду максимум через пять минут.

— Папа, — позвала она, и я остановился на пороге. — Правда, было бы классно, если бы все больные были такими?

Она не видела того, что видел я: Элди Бриггс была кошмаром для доктора скорой помощи, у нее тонкие вены, у нее несерьезная травма, однако это паршивый вызов. Но Анна хотела сказать: что бы там ни случилось с миссис Бриггс, ее можно все-таки спасти.

Я вошел и, как положено, сообщил врачам всю необходимую информацию. Десять минут спустя я заполнил бумаги и вернулся за дочерью, но ее не было.

Рэд застилал носилки чистой простыней и укладывал подушку за ремни.

— Где Анна? — спросил я его.

— Я думал, она с тобой.

В коридорах я увидел только несколько уставших врачей, других парамедиков, людей, которые пили кофе и надеялись на лучшее.

— Я сейчас вернусь.

По сравнению с отделением скорой помощи восьмой этаж казался уютным. Медсестры здоровались со мной, называя по имени. Я прошел к палате Кейт и открыл дверь.

Анна уже слишком большая, чтобы сидеть на коленях у Сары. Но именно там я ее и нашел. Они с Кейт уснули. Сара взглянула на меня поверх головы Анны.

Я опустился перед женой на колени и погладил волосы Анны.

— Малыш, — прошептал я, — пора ехать домой.

Анна медленно выпрямилась. Она позволила мне взять ее за руку и поднять на ноги. Рука Сары скользнула по ее спине.

— Это не дом, — обронила Анна. Но все равно вышла за мной из комнаты.

После полуночи я наклонился к Анне и прошептал ей на ухо:

— Пошли, увидишь кое-что, — и поманил ее. Она села, схватила свитер, сунула ноги в кроссовки. Мы вместе поднялись на крышу станции.

Вокруг нас лежала ночь. Метеоритный дождь был похож на фейерверк — быстрые стежки на полотне ночного неба.

— Ах! — воскликнула Анна и легла на спину, чтобы лучше видеть.

— Это метеоритный поток Персеид, — объяснил я ей. — Метеоритный дождь.

— Это невероятно.

Падающие звезды на самом деле совсем не звезды, это просто камни, которые входят в атмосферу и загораются от трения. То, что мы видим, загадывая желание, — просто след от осколка.

В верхнем левом квадранте неба радиант взорвался новым дождем искр.

— И это происходит каждую ночь, когда мы спим? — спросила Анна.

Замечательный вопрос: «Все ли чудеса происходят, когда мы о них не подозреваем?» Я покачал головой.

— Вообще-то Земля пересекает хвост кометы только раз в году. Но такое представление, как сегодня, случается раз в жизни.

— Правда, было бы классно, если бы звезды падали во двор? Если бы мы знали, когда взойдет солнце, то положили бы его в аквариум и это был бы ночной фонарь или маяк. — Я прямо видел, как она это делает, сгребая выжженную траву на лужайке. — Как ты думаешь, а из окна Кейт это видно?

87 — Не уверен. — Я приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее.

Но Анна не отрывала глаз от перевернутой чаши неба.

— Я знаю. Ты хочешь спросить, зачем я это делаю.

— Тебе не нужно ничего говорить, если ты не хочешь этого.

Анна легла, положив голову мне на плечо. Каждую секунду вспыхивал серебряный штрих: скобка, восклицательный знак, запятая — знаки препинания, написанные светом для слов, которые так трудно произнести.

Пятница

Не верь, что солнце ясно,

Что звезды — рой огней,

Что правда лгать не властна,

Но верь любви моей.

Вильям Шекспир. «Гамлет»

Кемпбелл

Как только мы с Судьей вошли в больницу, сразу стало понятно, что нам не повезло. Похожая на Гитлера женщина-охранник с неудачной завивкой, скрестив руки на груди, преградила мне дорогу к лифту.

— С собакой нельзя, — скомандовала она.

— Это служебная собака.

— Вы не слепой.

— У меня сильная аритмия, а у него есть сертификат на проведение сердечно-легочной реанимации.

Я направился в кабинет доктора Бергена — терапевта, который был председателем комиссии по этическим вопросам в провиденской больнице. Я находился здесь неофициально, так как все еще не мог найти свою клиентку и выяснить, подает ли она в суд. Честно говоря, после вчерашнего слушания я был очень зол — я хотел, чтобы она подошла ко мне. Но когда она так и не появилась, я дошел до того, что целый час просидел возле ее дома, но так никого и не дождался. Сегодня, полагая, что Анна у своей сестры, я приехал в больницу, но мне сказали, что к Кейт никого не пускают. Джулию я тоже не видел, хотя был уверен, что она ждет меня под дверью, где мы с Судьей ее вчера оставили. Я попросил у ее сестры хотя бы номер мобильного, но что-то подсказывало мне, что номер 401-ИДИ-К-ЧЕРТУ недействителен.

Таким образом, мне ничего не оставалось, кроме как работать по делу своей клиентки, на случай если оно еще существует.

Секретарша Бергена выглядела как женщина, у которой размер груди больше ее интеллекта.

— Ой, собачка! — взвизгнула она и протянула руку, чтобы погладить Судью.

— Пожалуйста, не надо. — Я уже хотел было выдать ей одну из моих заготовленных историй, но потом решил, что не стоит тратить их на нее. Поэтому, минуя ее, направился прямиком к двери.

Там сидел маленький толстый мужчина. На голове у него был платок с полосками и звездами, как на американском флаге, и одет он был в форму для занятий йогой. Мужчина медитировал.

— Занят, — услышал я бормотание Бергена.

— Нам с вами нужно кое-что обсудить, доктор. Меня зовут Кемпбелл Александер, я адвокат, который просил историю болезни девочки Фитцджеральд.

Вытянув вперед руки, терапевт выдохнул.

— Я уже выслал.

— Это была история болезни Кейт Фитцджеральд, а мне нужны медицинские записи Анны Фитцджеральд.

— Знаете, — проговорил он, — сейчас не самое удачное время…

— Я не помешаю вашей тренировке. — Я сел, и Судья улегся у моих ног. — Значит так, Анна Фитцджеральд. У вас есть насчет нее какие-либо записи из комиссии по этическим вопросам?

— Комиссия никогда не рассматривала вопросов, связанных с Анной Фитцджеральд. Нашим пациентом была ее сестра.

Я наблюдал, как он выгнул спину, а потом нагнулся вперед.

— Вы знаете, сколько раз Анна была на амбулаторном и стационарном лечении в этой больнице?

— Нет.

— Я насчитал восемь раз.

— Но такие процедуры не обязательно рассматриваются комиссией. Если врач согласен с тем, чего хочет пациент, и наоборот, тогда повода для конфликта нет. Нам даже незачем об этом знать. — Доктор Берген опустил поднятую в воздух ногу и потянулся за полотенцем, чтобы вытереть подмышки. — Мы все работаем полный день, мистер Александер. Мы — терапевты, медсестры, доктора и ученые, а еще священники. Нам не нужны лишние проблемы.

Мы с Джулией стояли возле моего шкафчика и спорили о Деве Марии. Я провел пальцем по ее медальону. Вернее, меня больше интересовала ее ключица, а медальон попался на пути.

— А что, если она была девочкой, которая попала в неприятную ситуацию и просто нашла гениальный способ выпутаться? — предположил я.

Джулия поперхнулась.

— Думаю, за это тебя могут даже вышвырнуть из Епископальной Церкви, Кемпбелл.

— Ну, подумай: тебе тринадцать (или во сколько там лет они тогда начинали спать с мужчинами), ты прекрасно провела время на сеновале с Иосифом, а потом оказывается, что ты беременна. У тебя есть выбор: либо испытать всю силу отцовского гнева, либо придумать хорошую историю. Кто же возразит, если ты скажешь, что залетела от Бога? Думаешь, ее отец не говорил себе: «Я мог бы наказать ее… но вдруг за это будет наслана чума?»

Я дернул дверцу своего шкафчика, и оттуда высыпалась сотня презервативов. Ребята из моей команды выглядывали из своих укрытий, хихикая, как гиены.

— Мы подумали, что тебе нужно пополнить запасы, — сказал один из них.

Что мне было делать? Я улыбнулся.

Прежде чем я что-либо понял, Джулия сорвалась с места. Для девчонки она чертовски хорошо бегала. Я не мог догнать ее, пока школа не скрылась из виду.

— Бриллиант, — начал я, не зная, что скажу дальше. Это был не первый раз, когда девушка плакала из-за меня, но впервые мне от этого было больно. — Мне надо было всем им дать по морде? Ты этого хочешь?

Она повернулась ко мне.

— Что ты рассказываешь им обо мне в раздевалке?

— Я ничего им не говорю.

— Что ты рассказываешь о нас своим родителям?

— Ничего, — признался я.

— Пошел ты, — бросила она и опять начала убегать.

Дверь лифта открылась на третьем этаже, и передо мной оказалась Джулия Романо. Какую-то минуту мы смотрели друг на друга, а потом Судья встал и начал вилять хвостом.

— Вы едете вниз?

Она вошла и нажала кнопку первого этажа, которая уже горела. Но ведь для этого ей нужно было наклониться ко мне, чтобы я почувствовал запах ее волос — смесь ванили и корицы.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Разочаровываюсь в нашей системе здравоохранения. А ты?

— Встречаюсь с онкологом Кейт. Доктором Шансом.

— Значит, надо полагать, судебный процесс продолжается? Джулия покачала головой.

— Я не знаю. Никто в этой семье не отвечает на мои телефонные звонки, кроме Джесси, а у него все интересы на гормональном уровне.

— Ты поднималась в…

— В палату Кейт? Да. Меня не впустили. Это как-то связано с диализом.

— Мне сказали то же самое.

— Что ж, если бы ты поговорил с ней…

— Послушай, — перебил я ее. — Будем считать, что через три дня у нас слушание, если Анна не скажет мне, что это не так. А если дело не закрыто, то нам с тобой нужно сесть и подумать, что происходит в жизни этого ребенка. Может, выпьем кофе?

— Нет, — ответила Джулия и повернулась, чтобы уйти.

— Погоди, — схватил я ее за руку. Она остановилась. — Я знаю, что ты чувствуешь себя неловко. Мне тоже не очень комфортно. Но то, что мы с тобой не можем повзрослеть, не значит, что у Анны не будет такого шанса. — У меня было виноватое выражение лица.

Джулия скрестила на груди руки.

— Может, запишешь все это? Вдруг, еще когда-нибудь пригодится произнести.

Я рассмеялся.

— Господи, а ты злая.

— Да ладно, Кемпбелл. Ты красиво говоришь, наверное, смазываешь губы маслом каждое утро.

Эта фраза вызвала в моей голове множество образов, но с участием ее частей тела.

— Впрочем, ты прав, — сказала она.

— А вот это я запишу…

Когда она повернулась к выходу на этот раз, мы с Судьей пошли за ней.

Она вышла из больницы на улицу, свернула в переулок, прошла мимо жилого дома, а потом мы оказались на залитой солнцем Минерал Спринг авеню в северной части Провиденса. Сейчас я был рад, что рядом со мной идет пес, у которого полная пасть острых и крепких зубов.

— Шанс сказал мне, что для Кейт больше ничего нельзя сделать, — сообщила мне Джулия.

— Ты имеешь в виду, кроме пересадки почки?

— Нет. И это самое невероятное. — Она остановилась передо мной. — Доктор Шанс думает, что Кейт слишком слаба.

— А Сара Фитцджеральд настаивает, — сказал я.

— Если подумать, Кемпбелл, у нее есть определенная логика. Если без трансплантата Кейт точно умрет, то почему бы не попробовать?

Мы осторожно обошли бездомного, рядом с которым стояла целая коллекция бутылок, занимающая весь тротуар.

— Потому что пересадка требует серьезного хирургического вмешательства для второй дочери, — заметил я. — А подвергать риску здоровье Анны из-за процедуры, которая проводится не в ее интересах, не совсем разумно.

Вдруг Джулия остановилась перед маленьким домом с разрисованной вручную вывеской «Луиджи Равиоли». Заведение было похоже на одно из тех мест, где специально поддерживают полумрак, чтобы посетители не видели крыс.

— Здесь же рядом есть кафе «Старбакс», — запротестовал я, и тут в дверях появился огромный лысый мужчина в белом фартуке и чуть не сбил Джулию с ног.

— Изабелла! — закричал он, целуя ее в обе щеки.

— Нет, дядя Луиджи, я Джулия.

— Джулия? — Он отступил на шаг и нахмурился. — Ты уверена? Тебе уже пора сделать что-то со своими волосами, пожалей нас.

— Ты ведь постоянно возмущался, что у меня короткие волосы!

— Я возмущался, потому что твои волосы были розовыми. — Он посмотрел на меня. — Хотите поесть?

— Мы бы хотели кофе и укромный столик.

Он ухмыльнулся.

— Укромный столик?

Джулия вздохнула.

— Нет, не такой укромный.

— Хорошо, хорошо. Никто вас не увидит. Я посажу вас в дальней комнате. — Он посмотрел на Судью. — Собака останется здесь.

— Собака пойдет с нами, — возразил я.

— Только не в мой ресторан, — настаивал Луиджи.

— Это служебная собака, и она не может оставаться здесь. Луиджи наклонился ко мне.

— Ты не слепой.

— Я дальтоник, — ответил я. — Он показывает мне, когда переключается светофор.

Уголки его рта опустились вниз.

— Сейчас все такие умные, — пробурчал он и повел нас внутрь.

Несколько недель мама пыталась установить личность моей девушки.

— Это же Битси, правильно? Та, которую мы встретили на виноградниках? Или нет, подожди. Это дочка Шейлы, такая рыженькая, правда?

Я все повторял ей, что она не знает эту девушку, хотя на самом деле имел в виду, что она ее никогда не признает.

— Я знаю, что лучше для Анны, — заявила мне Джулия. — Но я не уверена, что она достаточно взрослая, чтобы самой принять решение.

Я взял еще один кусочек.

— Если ты считаешь, что она может подавать иск в суд, тогда в чем проблема?

— Исход дела, — проговорила Джулия сухо. — Ты хочешь, чтобы я объяснила тебе, к чему это приведет?

— Тебе известно, что некрасиво выпускать когти во время еды?

— Каждый раз, когда мама Анны нажимает на нее, та отступает. Всякий раз, когда что-то случается с Кейт, она отступает. Учитывая, как это все отразится на ее сестре, Анна до сих пор не приняла решения, хотя думает, что может это сделать.

— А если я скажу тебе, что к тому времени, когда состоится слушание, она примет решение?

Джулия подняла на меня глаза.

— Почему ты так уверен в этом?

— Я всегда уверен в себе.

Она взяла оливку с тарелки, которая стояла между нами.

— Да, — тихо произнесла она. — Я помню.

Хотя у Джулии наверняка были свои соображения на этот счет, я ничего не рассказывал ей о своих родителях, о своем доме. Мы ехали в Ньюпорт на моем джипе, и я свернул во двор огромного кирпичного особняка.

— Кемпбелл! — воскликнула Джулия. — Ты шутишь.

Я развернулся на подъездной аллее и выехал со двора.

— Да, шучу.

Поэтому, когда через два здания я повернул к большому дому в григорианском стиле, который стоял на поросшем буковыми деревьями склоне, спускавшемся к самому заливу, это уже не произвело на нее такого впечатления. По крайней мере, такого, как в предыдущий раз.

Джулия покачала головой.

— Твои родители только посмотрят на меня и сразу растащат нас в разные стороны.

— Ты им понравишься, — произнеся, в первый раз солгав Джулии, но не в последний.

Джулия нырнула под стол с полной тарелкой спагетти.

— Угощайся, Судья, — сказала она. — Так зачем тебе собака?

— Он работает переводчиком для моих испаноязычных клиентов.

— Правда?

Я улыбнулся ей.

— Правда.

Она наклонилась ко мне, сузив глаза.

— Знаешь, у меня шесть братьев. Я знаю, как вы, мужчины, устроены.

— Расскажи.

— И выдать свою коммерческую тайну? Ни за что. — Она покачала головой. — Наверное, Анна наняла тебя потому, что ты так же стараешься не отвечать на вопросы, как и она.

— Она наняла меня, потому что увидела мое имя в газете, — ответил я. — Не более того.

— Тогда почему ты согласился? Это ведь не похоже на дела, за которые ты обычно берешься?

— Откуда ты знаешь, за какие дела я берусь?

Я сказал это в шутку, но Джулия замолчала, и я получил ответ на свой вопрос: все эти годы она следила за моей карьерой.

В какой-то мере я тоже следил за ней.

Я прокашлялся, чувствуя себя неловко, и показал на ее лицо.

— У тебя соус… там.

Она взяла салфетку и вытерла уголок рта, но совсем не там.

— Все? — спросила она.

Наклонившись, я взял салфетку и вытер маленькое пятнышко, но руку не убирал. Мои пальцы остановились на ее щеке. Наши глаза встретились, и в этот момент мы снова стали молодыми, изучая лица друг друга.

— Кемпбелл, — проговорила Джулия, — не делай со мной этого.

— Не делать чего?

— Не сталкивай меня в ту же пропасть во второй раз.

Когда в кармане моего пальто зазвонил телефон, мы оба подпрыгнули. Джулия нечаянно опрокинула бокал вина. Я ответил на звонок.

— Нет, успокойся. Успокойся. Ты где? Хорошо. Я уже еду.

Когда я выключил телефон, Джулия, перестав вытирать стол, спросила:

— Все в порядке?

— Звонила Анна, — объяснил я. — Она в полицейском участке Верхнего Дерби.

Каждую милю на обратном пути в Провиденс я пытался придумать новый способ убийства своих родителей. Избить палками, снять скальп. Содрать кожу и посыпать солью. Замариновать в джине — впрочем, будет ли это считаться пыткой? Скорее, дорогой в нирвану.

Возможно, они видели, как я прокрался в комнату для гостей, проводив Джулию по лестнице для слуг. Возможно, они разглядели наши фигуры, когда, сняв одежду, мы купались в заливе. Может, они смотрели, как ее ноги обвивали мои, как я уложил ее на постель из наших свитеров и рубашек.

На следующее утро за завтраком они сказали, что мы приглашены этим вечером в клуб на вечеринку — черный галстук, только члены семьи. Джулию, конечно же, никто не приглашал.

Когда мы подъехали к ее дому, было так жарко, что какой-то находчивый парень открыл пожарный гидрант, и дети, как попкорн, прыгали в струе воды.

— Джулия, мне не надо было привозить тебя к себе и знакомить с родителями.

— Тебе много чего не надо было делать, — согласилась она. — И большая часть этого касается меня.

— Я позвоню тебе перед выпускным вечером, — пообещал я. Она поцеловала меня и вышла из машины.

Но я не позвонил. И не встретился с ней на выпускном вечере. Она думает, что знает причину. Но она ошибается.

Самое интересное в Род-Айленде то, что здесь нет никакой симметрии. Например, есть Малый Комптон, но нет Большого Комптона. Есть Верхний Дерби, но нет Нижнего Дерби. Названия многих мест связаны с чем-то, чего на самом деле не существует.

Джулия ехала за мной на своей машине. Мы с Судьей, похоже, побили рекорд скорости, потому что прошло, кажется, меньше пяти минут после звонка Анны, когда мы прибыли на место и нашли ее возле дежурного. Она подлетела ко мне с безумным видом.