— Мама, — проговорила я, уставившись на ботинки Кемпбелла. — Она попросила отдать почку. — Я перевела взгляд на свою юбку и подцепила ниточку. Может, мне удастся все распутать.

Два месяца назад Кейт поставили диагноз: почечная недостаточность. Она быстро утомлялась, теряла в весе, испытывала жажду, ее чаще рвало. Врачи определяли несколько причин: генетические отклонения, фактор накопления гранулоцитов, уколы, которые стимулировали выработку костного мозга, стресс во время лечения. Кейт назначили диализ, чтобы избавить от токсинов, циркулировавших в ее крови. А потом диализ перестал действовать.

Однажды вечером мама вошла в нашу комнату, где мы с Кейт просто болтали. С ней был и папа, а это значило, что разговор будет более серьезным, чем обычное выяснение, кто забыл закрыть кран в ванной.

— Я читала кое-что в Интернете, — сообщила мама. — Пересадка внутренних органов не такая серьезная операция, как пересадка костного мозга.

Кейт посмотрела на меня и вытащила новый компакт-диск. Мы обе знали, о чем пойдет речь.

— Человеческие почки не продаются в супермаркетах, — заметила сестра.

— Я знаю. Оказывается, чтобы быть донором в пересадке почки, достаточно совпадения нескольких маркеров, а не всех шести, как при пересадке костного мозга. Я позвонила доктору Шансу и спросила, смогу ли я стать твоим донором. Он ответил, что в обычной ситуации, скорее всего, смогла бы.

Кейт услышала главное.

— В обычной ситуации?

— Твоя ситуация не обычная. Доктор Шанс считает, что твое тело отторгнет орган обычного донора, потому что оно уже и так многое перенесло. — Мама опустила глаза. — Он не советует идти на это, если только почку не даст Анна.

Папа покачал головой.

— Это будет сложная операция. Для них обеих.

Я задумалась. Придется ли мне лежать в больнице? Будет ли больно? Могут ли люди жить только с одной почкой?

А что, если у меня самой будет почечная недостаточность, скажем, лет в семьдесят? Где я найду запасную почку для себя?

Прежде чем я успела задать хоть один из этих вопросов, заговорила Кейт:

— Я не буду делать это опять, понятно? Мне уже надоело. И больницы, и химиотерапия, и облучение, и все остальное. Оставьте меня в покое, хорошо?

Мамино лицо стало белым.

— Хорошо, Кейт. Тогда, может, тебе сразу совершить самоубийство?

Но Кейт опять надела наушники и включила музыку так громко, что даже мне было слышно.

— Если уже умираешь, — вымолвила она, — это не самоубийство.

— Ты когда-нибудь говорила кому-то, что не хочешь быть донором? — спросил меня Кемпбелл, а его пес начал вертеться, как юла, посреди зала заседаний.

— Мистер Александер, — сказал судья Десальво, — я сейчас вызову охранника, чтобы успокоить вашего… любимца.

Пес и вправду совершенно вышел из-под контроля. Он лаял, становился передними лапами на Кемпбелла, бегал вокруг него кругами. Кемпбелл проигнорировал и пса, и слова судьи.

— Анна, ты сама решила подать иск?

Я знала, зачем он задал этот вопрос. Он хотел показать всем, что я способна сделать сложный выбор. Ложь вертелась у меня на языке, как змея, но я стиснула ее зубами и сказала не совсем то, что собиралась:

— Меня убедили.

Это, конечно же, было неожиданностью для моих родителей, и их глаза впились в меня. Это стало новостью для Джулии, которая ахнула. Это было новостью даже для Кемпбелла, который обреченно вытер рукой лицо. Именно поэтому лучше молчать. Тогда меньше шансов сломать свою жизнь и чью-то еще.

— Анна, — произнес Кемпбелл, — кто убедил тебя?

Я была слишком маленькой в этом кресле, в этой стране, на этой одинокой планете. Я сцепила руки, чтобы сдержать единственное чувство, которое мне до сих пор удавалось контролировать: сожаление.

— Кейт.

В зале заседаний стало абсолютно тихо. И прежде чем я успела еще что-то сказать, грянул гром, которого я ждала. Я съежилась, но оказалось, что грохот вызван не тем, что земля разверзлась под моими ногами. Это Кемпбелл упал на пол, а его пес стоял рядом, и его человеческий взгляд говорил: «Я же вас предупреждал».

Брайан

Если пробыть в космосе три года, то, когда вернешься, на Земле пройдет четыреста лет. Я только астроном-любитель, но у меня было странное чувство, будто я только что вернулся из дальних странствий в мир, где не мог ничего понять. Я думал, что слушал Джесси, но оказалось, что я его совсем не слышал. Я внимательно выслушал Анну, но опять что-то пропустил. Я вспоминал слова, которые она говорила, и пытался связать их, подобно тому как греки каким-то образом нашли пять точек на небе и решили, что те похожи на женское тело.

Потом я понял, что ищу не там, где нужно. Австралийские аборигены, например, смотрят сквозь созвездия греков и римлян в темное небо и видят страуса, спрятавшегося за Южным Крестом, где звезд вообще нет. О темноте можно рассказать столько же, сколько и о ярких звездах.

Вот о чем я думал. По крайней мере до тех пор, пока адвокат моей дочери не упал на пол и не забился в конвульсиях эпилептического припадка.

Доступ воздуха, дыхание. Если у человека сильный эпилептический припадок, то воздух просто необходим. Я перепрыгнул через барьер, ограждавший места для зрителей, и с трудом оттолкнул пса, который, как часовой, стоял над извивающимся телом Кемпбелла Александера. Припадок адвоката перешел в тоническую фазу, и дыхательные мышцы, сокращаясь, с шумом вытолкнули воздух из его легких. Он неподвижно лежал на полу. Потом началась клоническая фаза, и его мышцы беспорядочно и беспрерывно дергались. Я перевернул его на бок, на случай если его вырвет, поискал глазами что-то, что можно было бы сунуть ему в рот, чтобы он не откусил себе язык. Тут случилось невероятное: пес перевернул портфель Александера и вытащил предмет, похожий на резиновый бублик, который был как раз тем, что я искал, и положил мне в руку. Краем глаза я заметил, что судья вышел из зала заседаний. Я крикнул Верну, чтобы он вызвал «скорую».

Джулия мгновенно оказалась рядом со мной.

— С ним будет все хорошо?

— Да, все будет хорошо. Это припадок.

Казалось, что она вот-вот расплачется.

— Вы можете что-то сделать?

— Только ждать, — сказал я.

Она потянулась к Кемпбеллу, но я поймал ее руку.

— Не понимаю, почему это произошло.

Я не был уверен, что Кемпбелл сам это понимает. Я знал только, что некоторые вещи происходят сами по себе и их нельзя предвидеть.

Две тысячи лет назад небо выглядело совсем иначе, поэтому представления греков о знаках Зодиака не соответствуют современным. Когда-то Солнце в этот день было не в Тельце, а в Близнецах. И если человек родился 24 сентября, то его знаком были не Весы, а Дева. Кроме того, в Зодиаке было еще тринадцатое созвездие, Змееносец, которое появлялось между Стрельцом и Скорпионом всего на четыре дня.

Причина в том, что ни в чем нет порядка. Земная ось меняет наклон. Жизнь даже приблизительно не такая стабильная, как мы того хотим.

Кемпбелла Александера рвало прямо на ковер в зале заседаний, потом в кабинете судьи, где он и пришел в себя.

— Все нормально, — сказал я, помогая ему сесть. — У вас был сильный припадок.

Он обхватил голову руками.

— Что случилось?

Потеря памяти до и после припадка — обычное явление.

— Вы потеряли сознание. Мне кажется, это эпилепсия.

Он посмотрел на капельницу, которую мы с Цезарем ему поставили.

— Мне это не нужно.

— Как же, не нужно, если бы не это лекарство, вы сейчас же оказались бы опять на полу.

Сдавшись, он оперся спиной о диван и уставился в потолок.

— Все было так плохо?

— Очень плохо, — признался я.

Он погладил Судью по голове — пес не отходил от него ни на шаг.

— Хороший мальчик. Извини, что я тебя не послушался.

Потом он глянул на свои брюки, влажные и издающие неприятный запах — еще один побочный эффект эпилепсии.

— Дерьмо.

— Почти. — Я подал ему свои запасные форменные штаны, которые всегда лежали в машине. — Вам помочь?

Он отмахнулся от меня и попытался одной рукой снять брюки. Я молча наклонился, расстегнул молнию и помог ему переодеться. Я делал это автоматически, так же как во время дежурства поднимал рубашку женщине, делая массаж сердца. Но я знал, что он чувствовал себя очень неловко.

— Спасибо, — поблагодарил он, старательно застегивая молнию. Мы посидели секунду. — Судья знает? — Когда я не ответил, он закрыл лицо руками. — О Боже, прямо при всех?

— Сколько времени вы это скрываете?

— С самого начала. Мне было восемнадцать лет. Я попал в автомобильную аварию, и после этого все началось.

— Травма головы?

Он кивнул.

— Так мне сказали.

Я зажал ладони между коленями.

— Анна очень испугалась.

Кемпбелл потер лоб.

— Она… давала показания?

— Да, — сказал я. — Да.

Он посмотрел на меня.

— Мне нужно туда вернуться.

— Не сейчас.

Услышав голос Джулии, мы обернулись. Она стояла в дверях и смотрела на Кемпбелла, словно видела его впервые. Думаю, так оно и было на самом деле — таким она его не видела.

— Я, э-э, пойду посмотрю, заполнили ли ребята бумаги, — пробормотал я и оставил их одних.

Вещи в действительности не такие, какими представляются. Некоторые звезды, например, выглядят яркими точками. Но если рассмотреть их под микроскопом, выяснится, что перед нами совокупность молекул — миллионы таких же звезд, которые кажутся нам обычным куском камня. Или еще один пример, правда, не такой красноречивый. Существуют тройные звезды, такие как Альфа Центавра: на самом деле это двойная звезда, а возле нее находится красный карлик.

В Африке есть племя, которое верит, что жизнь на Земле зародилась на второй звезде Альфы Центавра — той, которую невозможно увидеть без мощнейшего телескопа. Невольно задумываешься над тем, как так получилось, что греки, туземцы и индейцы равнин, живя на разных континентах, все смотрели на группу из семи Плеяд и независимо друг от друга видели семь девушек, убегающих от опасности.

Выводы делайте сами.

Кемпбелл

Чтобы получить представление о том, что ощущаешь после эпилептического припадка, вообразите себе, что вы с ужасного похмелья проснулись на дороге и вас сразу же переехал грузовик. Хотя, если подумать, то эпилептический припадок все-таки хуже. Я был весь в своих испражнениях, с капельницей в руке и разваливался на куски, когда ко мне подошла Джулия.

— Собака чувствует, когда приближается припадок, — сказал я.

— Правда? — Джулия протянула к Судье руку, чтобы тот ее понюхал. Она кивнула на место на диване рядом со мной. — Можно мне присесть?

— Я не заразный, если ты это имеешь в виду.

— Нет, я не это хотела сказать. — Она села достаточно близко, и я почувствовал тепло ее плеча в нескольких сантиметрах от меня. — Почему ты не рассказал мне, Кемпбелл?

— Господи, Джулия, я не рассказал даже своим родителям. — Я попытался выглянуть через ее плечо в коридор. — Где Анна?

— Сколько это продолжается?

Я попробовал встать, но мне удалось приподняться всего на полдюйма, и силы покинули меня.

— Мне нужно возвращаться.

— Кемпбелл.

Я вздохнул.

— Некоторое время.

— Сколько, неделю?

Покачав головой, я сказал:

— За два дня до выпускного бала в Виллере. — Я посмотрел на нее. — Когда родители сказали, что я должен ехать с ними на вечеринку в клуб, я поехал за ними на своей машине, надеясь смыться при первой же возможности, — в тот вечер я хотел приехать к тебе домой. Однако по дороге в клуб попал в аварию. Я отделался несколькими синяками, но в тот же вечер случился первый припадок. Позже мне сделали тридцать томограмм, но врачи не могли точно назвать причину. В одном они были уверены: эти припадки будут сопровождать меня всю жизнь. — Я глубоко вздохнул. — Поэтому я решил, что они не должны портить жизнь другим людям.

— Что?

— А чего ты ожидала, Джулия? Я был недостоин тебя. Ты заслуживала лучшего, чем калека, который в любой момент может свалиться с пеной изо рта.

Джулия говорила совершенно спокойно:

— Ты мог дать мне возможность решить самой.

— И что бы изменилось? Неужели тебе было бы приятно бегать за мной, как Судья, до конца моей жизни? — Я покачал головой. — Ты была такой свободной и независимой. Я не хотел лишать тебя этого.

— Если бы ты предоставил мне выбор, я не провела бы пятнадцать лет в сомнениях, думая, что со мной что-то не так.

— С тобой? — Я засмеялся. — Посмотри на себя. Ты сногсшибательная женщина. Ты умнее меня. Ты успешно делаешь карьеру и, скорее всего, уже имеешь какие-то накопления в банке.

— И я одинока, Кемпбелл, — добавила Джулия. — Почему ты не подумал, что мне пришлось научиться казаться независимой? Я тоже быстро выхожу из себя, стараюсь замкнуться в себе, и мой второй палец на ноге длиннее первого. Мои волосы живут в автономном режиме. К тому же я становлюсь сумасшедшей перед месячными. Человека любишь не за то, что он безупречен, — сказала она. — Ты любишь его вопреки тому, что эти недостатки у него есть.

Я не знал, что ответить. Это было все равно что услышать после тридцати пяти лет жизни, что небо на самом деле не синее, а зеленое.

— И еще, на этот раз ты не бросишь меня. На этот раз тебя брошу я.

Мне стало еще хуже, если только такое было возможно. Я попытался сделать вид, что мне совсем не больно, но не хватило сил.

— Тогда иди.

Джулия придвинулась ко мне.

— Я уйду, — согласилась она. — Лет через пятьдесят-шестьдесят.

Анна

Я постучалась в дверь мужского туалета и вошла. У одной стены был очень длинный писсуар. У другой мыл руки Кемпбелл. На нем были штаны от папиной формы. Он изменился, словно все прямые линии, которыми было нарисовано его лицо, кто-то размазал.

— Джулия сказала, что вы меня здесь ждете, — проговорила я.

— Да, я хотел поговорить с тобой наедине, а свободные комнаты есть только наверху. Твой папа говорит, что мне еще нельзя много двигаться. — Он вытер руки полотенцем. — Я прошу прощения, что все так получилось.

Я не знала, что можно на это сказать. Покусав нижнюю губу, я спросила:

— Поэтому нельзя гладить собаку?

— Да.

— А откуда Судья знает, что нужно делать?

Кемпбелл пожал плечами.

— Говорят, что это как-то связано с импульсами, которые животные улавливают раньше людей. Но мне кажется, это благодаря тому, что мы очень хорошо знаем друг друга. — Он потрепал Судью за шею. — Когда такое происходит, он уводит меня в безопасное место. Как правило, у меня есть минут двадцать в запасе.

— А-а. — Мне вдруг стало ужасно неловко. Я находилась рядом с Кейт, когда она действительно была очень больна, но то было совсем другое. Я не думала, что подобное может случиться с Кемпбеллом. — Поэтому вы взялись за мое дело?

— Чтобы забиться в припадке на людях? Нет, поверь.

— Не поэтому. — Я отвела глаза. — Потому что вы знаете, каково это, когда не можешь управлять своим телом.

— Возможно, — задумчиво проговорил Кемпбелл. — Но мои дверные ручки действительно уже давно надо было почистить.

Если он хотел, чтобы мне стало легче, то у него ничего не вышло.

— Я же говорила, что мне не следовало давать показаний. Он положил руку мне на плечо.

— Пошли, Анна. Если я могу вернуться, после того что устроил, то и ты сможешь ответить еще на несколько вопросов.

Что я могла сказать? Поэтому пошла за Кемпбеллом в зал заседаний, где все было совсем не так, как час назад. Все смотрели на Кемпбелла, как на часовую бомбу, а он подошел к своему месту и обратился к суду.

— Я прошу прощения за случившееся, господин судья, — произнес он. — Мне просто очень нужен был десятиминутный перерыв.

Как он может еще шутить? И вдруг я поняла: он делает то же самое, что и Кейт. Возможно, когда Бог отбирает здоровье, то дает дополнительную порцию юмора, чтобы с этим справиться.

— Может, вам лучше отдохнуть сегодня, адвокат? — предложил судья Десальво.

— Нет, со мной все в порядке. Мне кажется, что гораздо важнее поскорее закончить дело. — Он повернулся к секретарю. — Вы не могли бы освежить мою память?

Она зачитала запись последних вопросов и ответов. Кемпбелл кивал, но вид у него был такой, словно он слышал мои слова впервые.

— Хорошо. Анна, ты сказала, что это Кейт попросила тебя подать прошение о выходе из-под опеки в медицинских вопросах?

Я снова поежилась.

— Не совсем.

— Ты можешь объяснить?

— Она не просила меня подавать в суд.

— Тогда о чем она попросила тебя?

Я украдкой посмотрела на маму. Она знает, она должна знать. «Не заставляйте меня говорить это вслух», — мысленно обратилась я к адвокату.

— Анна, — настаивал Кемпбелл, — о чем она тебя попросила?

Я замотала головой, сжав губы. Теперь уже ко мне наклонился судья Десальво.

— Анна, тебе нужно ответить на этот вопрос.

— Хорошо. — И правда вырвалась из меня, как бушующая река, которая смывает все на своем пути. — Она попросила меня убить ее.

Сначала меня насторожило то, что Кейт заперлась в нашей комнате, хотя замка в двери не было. Это значило, что она придвинула какую-то мебель.

— Кейт! — крикнула я, стуча кулаком в дверь. Я пришла с хоккейной тренировки, и мне очень хотелось в душ и переодеться. — Кейт, так нечестно!

Думаю, я наделала много шума, потому что дверь открылась. И тут я заметила, что в комнате кое-что изменилось. Я осмотрелась, но вроде бы все стояло на своих местах. Однако Кейт все равно выглядела так, будто скрывает какую-то тайну.

— Что с тобой? — спросила я. Потом пошла в ванную, включила душ и почувствовала этот запах — сладкий, неприятный, сразу же вызвавший у меня воспоминание о комнате Джесси. Я начала открывать шкафчики, рыться в полотенцах, пытаясь найти улики, и наконец нашла спрятанную за коробкой с прокладками бутылку виски.

— Смотри, что я нашла, — сказала я, возвращаясь в комнату и радуясь тому, что смогу какое-то время шантажировать Кейт, но тут увидела в ее руках таблетки.

— Что ты делаешь?

Кейт обернулась.

— Анна, оставь меня в покое.

— Ты с ума сошла?

— Нет, — ответила Кейт. — Мне просто надоело жить в ожидании того, что рано или поздно случится. Я думаю, что уже достаточно испортила всем жизнь. А ты так не считаешь?

— Но все столько сделали, что сохранить тебе жизнь. Ты не можешь убить себя.

Вдруг Кейт расплакалась.

— Знаю. Но я не могу.

Я не сразу поняла, что ее ответ означал, что это была не первая попытка.

Мама медленно встала.

— Это неправда, — произнесла она тонким голосом. — Анна, я не понимаю, почему ты это говоришь?

Мои глаза наполнились слезами.

— Зачем мне выдумывать?

Она подошла ближе.

— Наверное, ты все неправильно поняла. Наверное, у нее был просто неудачный день или плохое настроение. — Она улыбнулась, как улыбаются люди, когда на самом деле им хочется плакать. — Если бы ей было настолько плохо, она рассказала бы мне.

— Она не могла тебе сказать, — ответила я. — Она очень боялась, что если убьет себя, то убьет и тебя. — Я не могла справиться с дыханием. Я тонула в яме со смолой, я бежала по земле, которая горела под моими ногами. Кемпбелл попросил судью дать мне несколько минут, чтобы успокоиться, но я уже плакала так, что не расслышала ответа судьи.