«Шесть месяцев, — повторяла я про себя, когда мне становилось невыносимо. — Шесть месяцев».

Как-то раз, в четверг, когда я смешивала высококалорийный напиток, который Уилл принимал поздним утром, в коридоре раздался голос миссис Трейнор. Но были и другие голоса. Я прислушалась, стиснув вилку, и смогла различить женский голос, молодой, с аристократическим выговором, и мужской.

Миссис Трейнор появилась в дверях кухни, и я притворилась, будто занята делом, оживленно взбивая содержимое стаканчика.

— Шестьдесят частей воды и сорок частей молока? — Она впилась глазами в напиток.

— Да. Это клубничный.

— К Уиллу заглянули друзья. Наверное, вам лучше…

— У меня хватает занятий на кухне.

По правде говоря, я испытала немалое облегчение, оттого что буду избавлена от его общества на час или около того. Я накрутила крышку на стаканчик.

— Ваши гости не желают чая или кофе?

— Да. — Она почти удивилась. — Это было бы очень кстати. Кофе. Пожалуй, я…

Миссис Трейнор казалась даже более напряженной, чем обычно, ее взгляд метнулся к коридору, откуда доносилось тихое бормотание. Вряд ли к Уиллу часто заходят друзья.

— Наверное… я оставлю их одних. — Она выглянула в коридор, явно думая о чем-то другом. — Руперт. Это Руперт, старый друг с работы. — Она внезапно по вернулась ко мне. Наверное, это почему-то было важно, и ей надо было с кем-то поделиться, хотя бы и со мной. — И Алисия. Они были… очень близки… какое-то время. Кофе был бы очень кстати. Благодарю, мисс Кларк.

Я мгновение помедлила, прежде чем открыть дверь бедром, удерживая в руках поднос.

— Миссис Трейнор сказала, что вы не отказались бы от кофе, — произнесла я, входя и опуская поднос на низенький столик.

Я вставила стаканчик Уилла в держатель на кресле, повернув соломинку таким образом, что он мог достать ее губами, и украдкой покосилась на гостей.

Сначала я обратила внимание на женщину. Длинноногая блондинка с бронзовой кожей. Такие женщины заставляют меня задуматься, действительно ли все люди принадлежат к одному биологическому виду. Скаковая лошадь в человеческом обличье. Я иногда встречала таких женщин: как правило, они взбирались по холму к замку, таща за собой маленьких детишек, одетых в «Боден» [«Боден» — британская марка одежды для состоятельного среднего класса.], а после звенели на все кафе хрустально-чистыми невозмутимыми голосами: «Гарри, милый, как насчет кофе? Хочешь, я узнаю, готовят ли здесь макиато?» [Макиато — кофе с небольшим количеством молока.] Передо мной, несомненно, была женщина-макиато. От нее веяло деньгами, уверенностью, будто ей все должны, и жизнью, сошедшей со страниц глянцевого журнала.

Затем я вгляделась в нее повнимательнее и, вздрогнув, поняла, что это: а) женщина с лыжной фотографии Уилла и б) ей очень, очень не по себе.

Женщина поцеловала Уилла в щеку и отступила, натянуто улыбаясь. На ней был жилет из стриженого барашка (я в таком напоминала бы йети) и светло-серый кашемировый шарф, который она принялась теребить, как будто не могла решить, размотать его или нет.

— Неплохо выглядишь, — сказала она Уиллу. — Правда. Ты… немного оброс.

Уилл промолчал. Просто смотрел на нее, и лицо его было непроницаемым, как всегда. Я на мгновение исполнилась благодарности, что он не только на меня так смотрит.

— Новое кресло, да? — мужчина похлопал кресло Уилла по спинке, выпятив подбородок и одобрительно кивая, как будто восхищался первоклассным спортивным автомобилем. — Выглядит… чертовски замысловатым. Чертовски… продвинутым.

Я не знала, что делать. Секунду постояла, переминаясь с ноги на ногу, пока голос Уилла не нарушил тишину.

— Луиза, вы не могли бы подбросить дров в огонь? По-моему, он начал угасать. — Он впервые назвал меня по имени.

— Конечно, — откликнулась я.

Я захлопотала у печки, выбирая из корзины деревяшки подходящего размера.

— Боже, ну и холод на улице, — заметила женщина. — Что может быть лучше живого огня!

Я открыла дверцу печки и пошевелила тлеющие угли кочергой.

— Здесь определенно на несколько градусов холоднее, чем в Лондоне.

— Определенно, — согласился мужчина.

— Я собиралась купить печку. Она намного эффективнее, чем открытый огонь. — Алисия чуть наклонилась, чтобы осмотреть печку, как будто никогда их раньше не видела.

— Да, я тоже об этом слышал, — подтвердил мужчина.

— Надо заняться этим вопросом. Вечно откладываешь, а потом… — Она умолкла.

— Чудесный кофе, — добавила Алисия после паузы.

— Ну… что поделываешь, Уилл? — В голосе мужчины чувствовалась нарочитая веселость.

— Почти ничего, как ни странно.

— А физиотерапия и так далее? Не отлыниваешь? Тебе… становится лучше?

— Вряд ли я скоро встану на лыжи, Руперт. — Голос Уилла сочился сарказмом.

Я чуть не улыбнулась. Узнаю старину Уилла! Я принялась сметать пепел с пола перед камином. Мне казалось, все наблюдают за мной. Тишина давила. Может, у меня ярлычок торчит из-за шиворота? Я подавила желание проверить.

— Итак… — наконец сказал Уилл. — Чему обязан удовольствием? Прошло… восемь месяцев?

— О да, я знаю. Прости. Я была… ужасно занята. У меня новая работа в Челси. Управляю бутиком Саши Голдстайн. Помнишь Сашу? По выходным я тоже много работала. Столько дел по субботам! Ни минутки не выкроить. — Голос Алисии стал ломким. — Я звонила пару раз. Мать тебе говорила?

— У нас в «Левинс» такая карусель закрутилась! Ты… ты и сам знаешь, как это бывает, Уилл. У нас новый партнер. Парень из Нью-Йорка. Бейнс. Дэн Бейнс. Вы с ним встречались?

— Нет.

— Чертов парень, похоже, работает двадцать четыре часа в сутки и от остальных ожидает того же. — Мужчина явно испытал облегчение, направив разговор в привычное русло. — Ты же знаешь рабочую этику янки — больше никаких долгих обеденных перерывов, никаких грязных шуток… Уилл, ты не поверишь. Совсем другая атмосфера стала.

— Неужели?

— О боже, да. Самый настоящий презентеизм [Презентеизм — ситуация, когда сотрудники компании работают больше необходимого или выходят на работу нездоровыми.]. Иногда мне страшно встать со стула.

Я встала и вытерла ладони о джинсы.

— Пойду… принесу еще дров, — пробормотала я примерно в сторону Уилла. Подхватила корзину и сбежала.

На улице было морозно, но я не спешила, старательно выбирая деревяшки, чтобы убить время. Я пыталась решить, что лучше — отморозить палец-другой или вернуться в комнату. Но было слишком холодно. Указательный палец, которым я пользовалась при шитье, посинел первым, и наконец пришлось признать поражение. Я как можно медленнее несла дрова по коридору. Подходя к гостиной, я услышала женский голос сквозь приоткрытую дверь.

— Вообще-то, Уилл, мы пришли не просто так, — говорила она. — У нас… новость.

Я помедлила у двери, обхватив корзину с дровами.

— Я подумала… то есть мы подумали… что нужно сказать тебе… а, ладно, дело вот в чем. Мы с Рупертом собираемся пожениться.

Я застыла на месте, прикидывая, можно ли развернуться так, чтобы меня не услышали.

— Послушай, я знаю, для тебя это шок, — сбивчиво продолжала женщина. — Если честно, для меня тоже. Мы… ну… это началось далеко не сразу…

У меня заболели руки. Я посмотрела на корзину, пытаясь сообразить, что делать.

— Ты же знаешь, мы… с тобой… — Снова тяжелое молчание. — Уилл, пожалуйста, скажи что-нибудь.

— Поздравляю, — наконец произнес он.

— Я знаю, что ты думаешь. Но мы ничего такого не планировали. Честно. Мы ужасно долго были просто друзьями. Друзьями, которые беспокоились о тебе. Просто Руперт стал для меня надежной опорой после несчастного случая с тобой…

— Как благородно.

— Не надо так говорить. Это просто ужасно. Я так боялась тебе рассказывать. Мы оба боялись.

— Очевидно, — равнодушно заметил Уилл.

— Послушай, — раздался голос Руперта, — мы пришли только потому, что беспокоимся о тебе. Не хотели, чтобы ты услышал от кого-то другого. Но, знаешь ли, жизнь продолжается. Ну конечно знаешь. В конце концов, прошло два года.

Молчание. Я поняла, что не хочу ничего больше слышать, и начала тихонько отступать от двери, покряхтывая от напряжения. Но Руперт заговорил громче, и я все равно его услышала.

— Ну же, приятель. Я знаю, это ужасно тяжело… все это… Но если тебе не плевать на Лиссу, ты должен желать ей добра.

— Скажи что-нибудь, Уилл. Пожалуйста.

Я словно видела его лицо, одновременно непроницаемое и с легкой примесью презрения.

— Поздравляю, — наконец сказал он. — Уверен, вы будете очень счастливы вместе.

Алисия начала невнятно протестовать, но Руперт ее прервал:

— Идем, Лисса. Нам лучше уйти. Уилл, ты не думай, что мы явились за благословением. Это простая вежливость. Лисса считала… то есть мы оба считали… что тебе надо знать. Извини, старина. Я… я надеюсь, что твои дела наладятся и что ты меня найдешь, когда… ну, ты знаешь… когда все немного уляжется.

Я услышала шаги и склонилась над корзиной с дровами, как будто только что вошла. В коридоре раздался шум, и передо мной появилась Алисия. Ее глаза были красными, как будто она собиралась расплакаться.

— Можно мне воспользоваться ванной? — Ее голос был хриплым и сдавленным.