— Джордж! — позвала она его, и он, конечно, слышал ее, но не откликнулся. Зато подошел Майлз Фаерлэнд.

— Почему вы хмуритесь? Скажите же мне, в чем дело? Я с радостью помогу вам.

Его мягкая манера обезоружила ее, и она решилась:

— Когда девочки подрастают, я знаю, что им сказать, но Джордж…

— Хотите, чтобы я рассказал Джорджу о взрослении?

— Да… Нет! Не то. — Чувствуя, что покраснела, она пришла в еще большее смятение.

— Нет?

— Нет. Дело в его первой зарплате в пятницу. Он не понимает… — Она была в отчаянии: мистер Фаерлэнд тоже ничего не поймет из ее объяснений. Ведь это такой пустяк, такая ерунда. Хоть бы он не смеялся, не отмахнулся, как это сделал бы Тони.

Но Майлз Фаерлэнд заговорил спокойным, понимающим голосом:

— Доверьте это мне, мисс Лейк.

— Но вы не…

— Доверьтесь мне, — повторил он добрым и одновременно властным тоном.

— Джордж! — позвал Майлз Фаерлэнд, и тот, почувствовав эту властность, тут же явился. Они удалились в кабинет заведующего.

Полчаса спустя, Джина услышала, как Джордж Милсон поддразнивает в кухне миссис Деггинз: «Торт плохо пропекся. Спорю, вы не взбили, как следует, масло». Миссис Деггинз возмутилась: «Как ты смеешь, Джордж?», а тот отвечает: «Я вправе жаловаться, потому что плачу за свой стол и оплачиваю часть расходов на детей». И в его голосе слышалась гордость.

Глава 2

Наутро Джина проснулась с легким сердцем. Она испытывала облегчение от того, что все так хорошо с Джорджем — в окно она увидела, как весело побежал он на работу. Да и сама она спустилась по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.

— Вид у тебя, — встретил ее внизу Тони, — словно тебе сделали инъекцию бодрости. Последнее время ты казалась вялой, дорогая.

«А кто виноват?» — могла бы парировать Джина, но воздержалась. Испытываемая ею легкость делала возмездие ненужным. Улыбнувшись, она не воспользовалась случаем, чтобы напомнить о близкой отставке отца, как неизменно поступала в последнее время, подталкивая его к принятию решения.

В столовой она с удивлением увидела Майлза Фаерлэнда — отец обычно не завтракал с воспитанниками. Чего у него не отнять, так это умелого обхождения с детьми. Он как будто был создан для такой работы и, несмотря на всю свою твердость и врожденную властность, «вписывался» в их круг.

У него был дар гасить вспышки раздражения у детей и вызывать их смех. И детскую подначку он воспринимал отлично. Когда проказница Шарлота подсунула ему высосанное яйцо, шеф спокойно срезал его верхушку, посолил и начал с показным удовольствием черпать воздух, пока едва не сложившаяся пополам от смеха Шарлота не подала ему целое.

— А я-то подумал, что такие у вас в «Орандж-Хиллз» яйца, — пояснил он девчушке. — У нас другие. Но новые места, да и новые начальники иногда отличаются от старых. Я, наверное, отличаюсь от своего предшественника, но не очень, надеюсь. — Он улыбнулся Джине.

Джина ответила улыбкой, опускаясь на стул и тут же начиная намазывать маслом и нарезать кусочками тост для малютки Поля.

— Вам незачем вставать так рано. Отец никогда не завтракает с детьми. К тому же, вы еще не приступили к своим обязанностям.

— В возрасте вашего отца, я тоже, быть может, не стану вставать так рано, а ваш отец, в мои годы, возможно, поступал, как я.

— Возможно, — она и не заметила, что вздохнула.

— А вы опечалены, — констатировал он.

— Да нет…

— Тогда — что?

Не могла же она заявить: «Я опечалена вашим назначением лишь потому, что никак не могу женить на себе одного человека, ибо, не добейся я этого, не знаю, что буду делать с отцом».

— Это можно прокомментировать так: «Король умер, да здравствует король!» — уклончиво ответила Джина.

— Момент нового волнения, — подсказал он.

Новое волнение! Вот, что она почувствовала сегодня утром, — поняла Джина. Необычайная легкость! Облегчение! Исчезла донимавшая ее необходимость загнать в угол Тони. Непонятное, но приятное ощущение.

— Вы хотели бы посмотреть сегодня еще что-нибудь? — вежливо поинтересовалась она. — Вы еще не видели, как оборудован наш спортзал, не ознакомились с нашей картотекой.

— Я найду себе занятие, мисс Лейк, а вы делайте свое дело, как если бы меня здесь не было.

Это было бы трудно с любым шефом, даже седовласым и доброжелательным, а уж Майлза Фаерлэнда — тонкого, проницательного, восприимчивого и совсем молодого — таким не назовешь.

Она вывела малышей на ежедневную утреннюю прогулку через поля до игровой площадки. В последнее время Джина старалась от этого уклониться. Малыши, оказывается, тонко чувствуют настроение взрослого, а у нее оно было паршивым уже несколько месяцев.

Шел обычный разговор с детьми, пока Ричард не заметил: «Сегодня ты не плачешь, я чувствую!»

Устами младенца… Она точно не плакала, даже в глубине души. В ней жила эта странная легкость, это новое чувство освобождения. И дело не в Джордже, а в том, что, с появлением нового шефа, перед ней словно бы открылась дверь. Побудит ли Тони к действию присутствие такого привлекательного мужчины, или ей придется действовать, как советует Барбара?

Оправдывая ожидания детей, Джина скатилась с детской «горки»… прямо в объятия нового шефа.

— Извините, — смутилась она, опасаясь, что он принял ее за круглую дурочку.

— Не можешь победить их, вступай в их ряды, — усмехнулся он. — Весьма здравая политика. Однако…

— Да, мистер Фаерлэнд?

— Случилось нечто, с чем мне не справиться… — Он нахмурился.

У Джины остановилось сердце. Уже не о стратегии ли «подставного» речь? Но откуда ему знать, если даже она сама не думала об этом всерьез!

— Пришло сообщение из Орандж-Хиллз. Кое-кто из наших прогулял сегодня школу, воспользовавшись отсутствием старого зава или испытывая терпение нового, поскольку тот не может показать зубы… пока. — Его голос подсказал Джине, что «новый» обязательно их покажет, дайте только время.

— Звонил директор? — спросила она.

— Да, Джейвс, Филипс и Эндерс не явились на утреннюю перекличку.

— Надо же!

Фаерлэнд пристально посмотрел на Джину, и она поняла, что придется говорить.

— Это Эндерс, — неохотно сообщила она. — Верховодит он.

— Ваш бузотер? Да не волнуйтесь, в каждом заведении есть такой.

— Ну…

— Рассказывайте, мисс Лейк.

— Кен Эндерс — англичанин, всего несколько месяцев в Австралии и несколько недель у нас в Бенкрофте. Принят нами по программе «Бетеридж». Последнее медицинское исследование показало сердечное заболевание, и из приюта-фермы его перевели к нам.

— Сколько ему лет?

— Одиннадцать.

— Как он реагировал на перемену?

— Сначала обиделся, потом стал шалить. Мне ужасно жаль Кена. Не знаю, сознает ли он, как серьезно болен, но, думаю, догадывается. Мне кажется, он бунтует против своей болезни и смены приюта. Вы не… — Она прикусила язык.

— Что такое?

— Как вы его накажете?

— Я должен наказать его?

— Лучше вы, чем Тони, — выпалила она.

— Не такой уж это страшный проступок. Разве каждый мальчишка не мечтает улизнуть с уроков?..

Дальше — больше. Позвонили со станции, где видели троицу. Там была подробная карта Орандж-Хиллз. Несмотря на скромные размеры деревни, в ней располагалось лесотехническое училище, в которое приезжали студенты из Сиднея. На карте четким, почти каллиграфическим почерком Кена было выведено: «Вам сюда», и стояла стрелка, указывающая противоположное направление.

— Определенно проделка англичанина, — подтвердил Майлз. — Кен наверняка видел подобные указатели в лондонской подземке.

Такая шалость могла бы пройти незамеченной, если бы вскоре не прибыл поезд со студентами, которые последовали указанию «Вам сюда» и протопали неизвестно сколько миль до конца дороги. Заподозрив неладное, они позвонили с ближайшей фермы на станцию. Начальник станции поймал Эндерса и компанию на месте преступления, когда они переставляли знак училища в другой глухой угол округа. Не заберет ли приют своих питомцев?

Когда Джина встретила Майлза Фаерлэнда, приведшего маленьких негодников, Джейвз и Филипс были подавлены, Кен же напустил на себя важный вид. «Бедняжка!» — вздохнула Джина. Поскольку некому было определить им наказание, Фаерлэнд взял это на себя. Из кабинета мальчишки вышли хмурыми, а глаза Кена горели неповиновением.

— Копать для старика Роса! — с отвращением сообщили они.

— Для мистера Роса. И вы заслужили этого, — сурово сказала Джина.

— Физкультурнику это не понравится, — пригрозил Джейвз.

— Так вам приказали работать в саду всю неделю? — уточнила Джина.

— Ага, пять дней, после школы.

Да уж, Тони это не понравится. Но приказ есть приказ, и Джина занялась своими делами. В полдень сотрудники завтракали вместе.

— Я слышал, трое мальчишек прогуляли уроки, — заговорил Тони.

— Да, — ответил Майлз Фаерлэнд и рассказал историю «Вам сюда».

— Могу себе представить бедных студентов, — расхохотался Тони. — По справедливости, им следовало позволить наказать оболтусов.

— Я приговорил мальчишек к неделе копания грядок, — сообщил Фаерлэнд.

— Вполне справедливо. — Тони тут же спохватился. — К неделе?

— Да.

— Не к уик-энду?

— К неделе. После уроков, естественно.

— После уроков… Но так нельзя. Филипс лучший игрок нашей команды. Мы должны тренироваться.

— Не повезло Филипсу, как и вам, — посочувствовал ему Майлз.

— Но сейчас разгар соревнований, а мы выигрывали уже три года.

— А все потому, — вмешалась Джина, — что другие приюты Бенкрофта наказывают в зависимости от тяжести проступков, а не от спортивных успехов шалунов.

— Ты не права, Джина, крикет — это… это… — Сползший на краешек стула Тони густо покраснел и бросил Фаерлэнду: — Этого нельзя делать.

— Уже сделано.

— Вы должны изменить наказание.

— Вовсе нет, — опять вмешалась Джина. Неужели Тони не понимает, что иначе новый заведующий потеряет всякий авторитет?

Но Тони понял только одно.

— Вот ты на чьей стороне! — огрызнулся он с обидой и отвернулся.

— Он живет спортом, — извинилась за него Джина перед Майлзом, когда Тони вышел из комнаты. Даже не глядя на Барбару, Джина чувствовала, что та подбадривает ее взглядом.

— Спорт — дело нужное, — только и сказал Фаерлэнд.

Джина посчитала дело решенным и поэтому удивилась, когда ранним вечером к ней подошел Тони.

— Я смотрю, ты неровно дышишь к Фаерлэнду, Джина. — Ее любимый был так мрачен, что она едва удержалась от смеха. Казалось, «стратегия» Бэб сработала, но Джина, лучше знавшая Тони, понимала, что его волновали только тренировки в крикет. — Мне нужна была твоя поддержка, ведь Филипс — моя надежда.

Ну как он может? Джина возмутилась. Он негодовал не потому, что она поддержала Майлза Фаерлэнда ради Майлза Фаерлэнда, а потому, что забыла о роли Филипса в команде.

Вечерней почтой пришло письмо от отца, в котором он подробно описывал награждение. Его заключительные слова потрясли ее:

«Итак, все кончено, дорогая. Куда теперь податься старику?»

Да пошевелись ты, Тони, сделай хоть что-нибудь, если не для меня, то ради отца!.. Куда делось то скоропалительное очарование их первой встречи, когда она поняла и Тони тоже понял, ибо предложил: «Давай купим кольца». Но сейчас вопрос уже стоял по-иному. Пусть Тони будет ее законным мужем и возьмет ее… и отца в свой дом.

В саду приюта рос баньян, вернее, разросся, разбросав могучие ветви с густой листвой, превратившись в целый лес. В нем отлично было прятаться, и он стал любимцем детворы. Джина увидела сидящую под ним Барбару и направилась к ней с письмом в руках.

С другой стороны высоко на дереве угнездился Тимоти Браун. Этот мальчишка постоянно воображал себя то львом, то тигром, а сегодня стал совой, взобрался на верхнюю ветку и, непрестанно моргая, поглядывал вниз. Увидев его, Майлз Фаерлэнд заулыбался. Он сам когда-то был мальчишкой и знал правила игры. Но сова забралась слишком высоко для четырехлетнего птенца. Он уже тянул руки к Тимоти, когда услышал голоса:

— Джина, если ты упустишь этот шанс, другого может и не быть. Видела бы ты лицо Тони за ленчем! Он аж позеленел.

— Я подумала, что это из-за его соревнований.

— Дорогуша, семена ревности заронены. Тебе нужно лишь правильно разыграть карты, и он в твоих руках. Послушай, другого шанса не будет, тем более с таким роскошным мужиком, как новый шеф. Если ты ничего не предпримешь, пройдет еще пара лет. Майлз — твой единственный шанс, не упусти его. Ну, что скажешь?

Несчастной Джине хотелось плакать, а не говорить. Письмо отца она давно уже засунула в карман, но его слова жгли ей сердце.

А куда податься старику? Сама-то она подождала бы еще несколько лет, но ради отца нужно действовать безотлагательно. И разве зазорно бороться за мужчину, которого любишь? «А я его люблю», — дважды повторила она, словно стараясь себя убедить.

— Ну же, Джина?

— Да… пожалуй.

— Заставишь Тони решиться с помощью нового шефа?

— Д-да.

— Умница! — Барбара ликовала. — Посмотри, что наделал этот паршивец Генри — связал косички Алисы и Ивоны. Развяжи их, а я поймаю чертенка…

После их ухода, Майлз Фаерлэнд обдумал нечаянно услышанное. Его губы сложились в насмешливую улыбку. Девочке не мешает преподать хороший урок. Вслух же он сказал:

— Ну-ка, спускайся, совенок!

Глава 3

К ужину Тони пришел в себя. Человек он был кипучий. Вероятно, это свойство его натуры и привлекло когда-то Джину. Но сейчас оно уже раздражало ее. Вдвойне раздражало и его расположение к Майлзу Фаерлэнду.

— А все обернулось хорошо, — радостно объявил он. — Я попробовал Соумса вместо Филипса, и у него здорово получается.

Раздосадованная его самодовольством, Джина тут же решила приступить к выполнению плана Барбары. И все же, ей могло не хватить храбрости на это, если бы новый шеф не проявил к ней особого расположения после обеда, когда, уложив детей, взрослые собрались выпить кофе и поболтать в огромной комнате для отдыха. Майлз Фаерлэнд не только ответил на какой-то пустяковый вопрос Джины, но и подошел к ней так близко, что их плечи соприкасались, когда он что-то объяснял. Барбара просигналила глазами: «Молодец!». Тони же продолжал восторгаться Соумсом и уже предсказывал новую победу.

— Теперь — взрослые, — говорил он Майлзу. — Приют выставляет смешанную пару на местных соревнованиях. В прошлый раз я выбрал миссис Дору Дег. — Он закатил глаза. — Железнодорожники разбили нас в пух и прах!

Джина отлично помнила, как Тони предпочел ей молоденькую и, как он надеялся, более сильную Дору.

— Теперь-то я поумнел, — подмигнул Тони. — Займусь вплотную тренировкой Джины. Она более ответственна, хоть и не блестяща.

— Прошу прощения, — мягко прозвучал голос Майлза Фаерлэнда. — Я тут ознакомился с правилами теннисных соревнований и тоже хотел бы выступить с мисс Лейк.

— Вот как? — Тони даже не попытался скрыть своего изумления.

— Да.

— Но…

— Что-нибудь не так, Молори? Мисс Лейк ведь не ангажирована? — Майлз вопросительно взглянул на Джину, и она покачала головой.

— Вообще-то нет, но… — Тони помолчал. — Дело в другом. Я явный фаворит Бенкрофта, и будет только справедливо, чтобы во славу нашего Фонда со мной играла лучшая партнерша.

— А мисс Лейк — лучшая пара?

— Ну, лучше Доры, и заткнет за пояс остальных.

— Извините, Молори, но я не могу понять, как на этом основании вы можете претендовать на мисс Лейк.

— А я, — взорвался Тони, — не понимаю, как можете претендовать на нее вы, только потому, что выше по положению.

— Вовсе нет.

— Вы только что сказали, что выбрали Джину.

— Я сказал, что тоже выбрал ее. Должность здесь ни при чем. — Он повернулся к Джине. — Думаю, выбор за леди.

Глаза Бэб победно засверкали, а Джина прошептала:

— Партнером я выбираю вас, мистер Фаерлэнд.

Тони даже покраснел от обиды.

Но Джина вдруг решила, что не может принять такой подарок судьбы.

— Не уверена, что составлю хорошую пару кому-либо. Стоит… попробовать нас на отборочных.

Тони весь засветился:

— Отлично, Джина. Как вы, сэр, насчет отборочных?

— Не против. Я попробую леди сегодня вечером.

Спокойный ответ Майлза задел Тони, и он резко спросил:

— Вы, должно быть, профессионал, раз так уверены в себе?

— Любитель, не больше. Давно уже не играл.

— Я рад, что вы согласились на конкурс, — ухмыльнулся Тони.

— Решимость — сильный фактор, — предостерег Фаерлэнд, глядя на Джину. — А я полон решимости.

Тони рассмеялся, но в его смехе прозвучало замешательство. Он пробежал пальцами по своим густым вьющимся волосам; они по-мальчишески встали дыбом, и Джина невольно им залюбовалась.

На следующее утро Тони принес список.

— Начнем, пожалуй, с дам.

Наливавшая кофе Дора заявила не без злорадства:

— Я не участвую, мистер Молори, вы же сказали, что я тогда дурочку сваляла.

— Я сказал только, что даже в настольном теннисе, не говоря уж о большом, ты не отличишь «пинг» от «понга», — усмехнулся Тони.

— Пусть меня заменит Бренда, — надулась Дора.

— Только не я! — запаниковала полная, малоподвижная Бренда.

— Тогда с Джиной может поспорить только Барбара — объявил Тони. — Раз миссис Дег не станет участвовать, значит, остается Джина, так как Барбара понятия не имеет об игре.

— Спасибо, — ядовито откликнулась Бэб. — У меня другие интересы.

Тони то ли не понял, то ли решил не обращать внимания.

— Спор за Джину между нами двумя. — Он улыбнулся новому шефу. — Если не хотите попотеть, сэр, забудьте обо всем. Если мы думаем о выигрыше очередного чемпионата, нам пора тренироваться.

— Что ж, небольшая разминка пойдет мне только на пользу.

— Ага, — Тони опять выглядел озадаченным. — Но предупреждаю вас, сэр, я играю всерьез.

— В теннис?

— В любую игру.

— В жизненную? Или любовную? — рассмеялся Майлз.

Тони захохотал в ответ, но уже не так беспечно. Майлз тут же добавил:

— И я играю всерьез. Пусть победит сильнейший.

«Ну вот, — думала Джина, — меня уже можно поздравить с успехом. А я ведь даже не начинала…»

«Или начала?» — спросила она себя на следующее утро, провожая малышей к ручью, где они так любили спускать лодочки на воду. Майлз оценивает ее, как любой мужчина в первый раз, а я приглядываюсь к нему, как любая женщина к новому мужчине. Вот и начало…

Нет, это не по мне, — решила она и стала пускать лодочки вместе с детьми. Не запускал их только малютка Джонатан. В свои три года он был самым маленьким приемышем и терпеть не мог ни воды, ни лодок. Ему нравился только плюшевый мишка, а тот остался дома.

Забавно выбрать щепочку и наблюдать, как она плывет по течению и прыгает на водопаде на целых шесть дюймов. Джина любила это с детства и развлекалась теперь от души, пока выражение лица Джонатана не остановило ее.

— Дружок, посмотри, вот и твоя лодочка. Пусти ее вместе с Полем и посмотришь, упадет ли она на водопаде раньше его лодочки.

— Не-а.

— Медвежонку не понравился бы ручей — его мех намок бы.

— Не-а.

— Мы принесем его в следующий раз.

Джонатан помрачнел:

— Его нет.

— Нет в шкафу? А в его берлоге? — Медвежонка укладывали каждую ночь вместе с другими зверюшками в третий ящик слева, но дети верили, что он возвращался в свою берлогу.