Минс снова спрашивает, может ли он ей чем-то помочь. Например, отвезти ее куда-то…

— Спасибо, но у меня есть машина.

Какая глупая отговорка. Сама не понимает, что говорит.

Между ними возникает какая-то неловкость. Они стараются не смотреть друг на друга. Минс обнажает зубы в мимолетной улыбке и, махнув рукой, отходит.

Вроде бы необычный контакт в рабочих обстоятельствах. А с другой стороны, вполне банальный. Не стоит из этого делать далекоидущие выводы.

Она испытывает некоторую слабость и облегчение, что не произошло ничего ужасного… пока. Измученная бессонными ночами, она благодарна судьбе и в том числе Алистеру Минсу за его доброту в такое трудное время. А про себя думает: Я полюблю этого мужчину.

Наша младшая дочь София, доктор наук, член высококлассной исследовательской команды, работающей над проблемами онкологии. Мы ею гордимся!

Она случайно подслушала, как отец ее кому-то нахваливал без зазрения совести. Хотелось заткнуть уши и убежать… или посмеяться.

Разумеется, Уайти преувеличивал ее научный вклад. Он преувеличивал достижения всех своих детей, кроме Вирджила (не отдавая себе в этом отчета). Казалось, что Джон Эрл Маккларен смотрит на свое потомство с нескрываемым удивлением. Это я произвел их на свет? Как такое могло случиться?

Да, София Маккларен входит в команду, проводящую широкомасштабные эксперименты, но исключительно в роли ассистентки, которая лишь выполняет указания, а не продвигает (пока) передовую науку.

Из всех детей София самая умная и самая работоспособная, но я за нее немного беспокоюсь: она вся в мать, в каждом видит только хорошее, слишком доверчивая и совершенно незащищенная.

Но это же не так! — хотелось ей возразить. Я умею себя защищать. Просто родителям это невдомек.

Например, она не позволяла себе погрузиться в любовный омут. Само это клише — любовный омут — вызывало у нее улыбку.

Она не позволяла себе сходиться слишком близко с кем-либо за пределами семьи.

Школьные подруги быстро растворились. Неизвестно, по чьей вине. Многие повыходили замуж, стали матерями. Для Софии достаточно того, что она проявляет интерес и теплые чувства к племянницам и племянникам, к родительским внукам, хотя (порой) испытывает к ним легкую ревность, видя, как с ними цацкаются родители. А до детей подруг ей дела нет. Малыши, как это скучно! И от кузин, с которыми была близка в юности, она отдалилась, после того как выбрала научную карьеру.

А кузины, в свою очередь, находят ее серьезность и трезвый ум скучными.

Софии всегда хотелось, чтобы ею восхищались. Особенно она искала восхищения и одобрения родителей. Их безоговорочная любовь сохраняла ее юной. Даже слишком юной.

Хотя она уже не девочка, но по-прежнему любимая дочь.

Это даже хорошо, что родители ничего не понимают в ее научной деятельности. И не знают, что она отложила защиту докторской (в Корнелле), чтобы работать в лаборатории, спонсируемой фармацевтической компанией.

Возможно, это было ошибкой. В каком-то смысле она отложила переход к взрослой жизни. Она всегда была лучшей студенткой, самым ценным интерном, «незаменимой» ассистенткой. Эта роль пришлась ей впору, как перчатка. В двадцать восемь лет ей легко можно было дать двадцать или даже восемнадцать. С эмоциональной точки зрения она вполне взрослая, просто еще неумелая, неиспытанная.

Но Алистер Минс дал ей понять, что он о ней высокого мнения.

София по-настоящему увлечена «люмексовским проектом». Свою диссертацию в Корнеллском университете она считает очень уж теоретической. Собственные исследования, идеи кажутся ей не такими привлекательными, как у других, куда более авторитетных ученых; если на то пошло, она (немного) боится потратить месяцы и годы жизни на персональный проект, который может (природа науки такова!) ни к чему не привести. А «люмексовский проект» вот он, здесь и сейчас. Как спасти от рака. Определенных видов рака.

Теперь она живет в Хэммонде, всего в нескольких милях от родительского дома на Олд-Фарм-роуд.

А в Итаке, рядом с огромным кампусом Корнеллского университета, она чувствовала себя одинокой, словно в изоляции. То, что она там делала, не казалось ей достаточным, не было наполнено смыслом жизни.

Скорей бы их эксперименты дали результаты! Тогда появятся сильные химические соединения, способные приостановить развитие опухолей или убить раковые клетки раньше, чем они пустят корни. Появятся лекарства, противостоящие разрушительному воздействию химиотерапии. Лечение рака будет персонифицированным…

И в один прекрасный день окажется, что Уайти не зря ею гордился. Она готова к долгому пути.

София с облегчением наблюдает за улучшением здоровья отца. Он (почти) восстановил работоспособность левой руки, и (постепенно) восстанавливается речь. Он уже может (пусть не без труда, прикладывая героические усилия) с посторонней помощью дойти до туалета неподалеку от палаты, при этом подволакивая правую ногу, такую же бесполезную, как и правую руку. На следующей неделе его переведут в восстановительный медицинский центр при Университете Рочестера.

Говорит он с трудом, давясь слюной, и довольно бессвязно. С отчаянным рвением он пытается передвинуть (парализованную) правую руку по поверхности одеяла.

— Мрт рук. Не регрт.

Из всех присутствующих только София способна расшифровать его слова.

— Мертвая рука. Не реагирует.

Уайти не кажется расстроенным из-за проблем с артикуляцией. Скорее, его лицо выражает отстраненность.

Дети Маккларенов вернулись к привычному образу жизни. Том снова живет с семьей, трудится в издательстве и периодически созванивается с матерью. Лорен и София выходят на работу, а по вечерам заезжают в больницу. Джессалин постоянно рядом с Уайти, и Беверли часто составляет ей компанию. Вирджил объявляется как бог на душу положит, чтобы поиграть на флейте, что явно доставляет отцу удовольствие.

В доме на Олд-Фарм-роуд уже никто не ночует. Беверли предлагала остаться, но мать каждый раз настаивала на том, чтобы она проводила время с семьей.

Чрезвычайные семейные обстоятельства, объясняла София руководству, почему ее так долго не будет в лаборатории.

Возвращение к нормальной жизни стало для нее некоторым шоком. Ехать по шоссе в другом направлении, на север, а не на юг, в Хэммонд. После яркого октябрьского света входить в освещенную флуоресцентными лампами лабораторию, где никакие вентиляторы не могли выветрить тяжелые запахи отходов пищеварения, физических страданий и смерти.

София вернулась, чтобы обезглавливать и препарировать, и этот тест она, лаборант с «твердой рукой», не намеревалась провалить.

Десятки клеток с запуганными дрожащими грызунами. Нервная перекличка. Одни зверьки жирные и безволосые, другие истощенные, скукоженные. Третьи производят впечатление крепышей с маниакальными замашками. Большинство выглядят обессиленными. На некоторых тельцах видны опухоли, которые то ли пошли на убыль, то ли еще нет. Все это выяснится сегодня и будет отражено в «статистике».

Грызуны, получившие инъекции разного уровня в раковые клетки. В соответствии со сложным алгоритмом Алистера Минса потом грызунам вкалывали «антираковые» препараты, а через определенное время их подвергали вивисекции, чтобы определить, уменьшились ли раковые опухоли. Если были побочные эффекты (куда же без них), их документировали. Масштабный «люмексовский проект» охватывал эксперименты над тысячами животных в разных лабораториях на протяжении многих лет, и начался он задолго до того, как София Маккларен была принята в лабораторию в качестве ассистентки.

Она натягивает латексные перчатки. Такие тугие, что кожа совсем не дышит. Перчатки становятся твоей жизнью, и ты учишься дышать в них.

Мышей обезглавливают с помощью инструмента, похожего на отточенное лезвие бритвы. («Кто его придумал? — задается вопросом София. — Кто запатентовал эту хитроумную гильотину? Кто ее выпускает и получает прибыль?») Но чаще их отправляют на тот свет с помощью смертельной инъекции через тоненькую иголку.

Как ни странно, крошечное существо почти не сопротивляется. Возможно, это следствие твердой руки.

В экспериментальной лаборатории высокоточные действия — проявление высшего милосердия.

Быстрая инъекция в животик. Последний спазм, последний писк, мертвое тельце.

Теперь за скальпель…

Работа ее увлекает. По крайней мере, в отдаленной перспективе. Цель оправдывает средства. В это нельзя не верить.

Взять те же лекарства, которые вводили отцу после инсульта. Все они были одобрены Управлением по санитарному надзору и проверены на животных. После спровоцированных инсультов у приматов (мартышек и других обезьян), как точечных, так и обширных. После применения коагулянтов и антикоагулянтов.

Психохирургия: разрезы черепной коробки приматов, удаление частей мозга. Искусственный паралич, разрывы спинного мозга. Способен ли поврежденный мозг регенерироваться? Как проходит нейрогенез в мозговых клетках?

Сегодня закон Соединенных Штатов запрещает проводить эксперименты на человеке без его согласия. А в прошлом исследователи нередко ставили эксперименты на заключенных, на детях в сиротских приютах, на пациентах психиатрических больниц. Особенно уязвимыми были умственно больные и люди с проблемами в развитии — их семьи давали ученым разрешение по наивности или от отчаяния.