Скрипя шинами, во двор на велосипеде въехал Марат. Глаза у него были красные от слез, он что-то нечленораздельно кричал.
— Что ты пытаешься сказать, Марат? — остановила его Катя. — Не спеши, сделай глубокий вдох. — Она положила руку на костлявое плечо мальчишки. — Попробуй еще раз.
— Они убили рысь! — выпалил Марат. — Эти сволочи убили ее. Я видел, как они ее убили!
— Кто убил? — спросила Катя.
— Я видел их, они ехали в грузовике. Один из них вышел с автоматом и застрелил рысь.
— Кто это был, Марат? Ты их узнал?
— Солдаты, — ответил Марат. Его плечи дрожали от переизбытка эмоций. — Русские солдаты.
— Русские?
В дверях кухни появился Ярослав. На его лице застыла тревога.
— Что это? — спросил он.
— Что?
Фермер поднял палец, призывая к тишине.
— Это, — повторил он.
В рассветном воздухе раздавался монотонный, но настойчивый звон колокола деревенской ратуши.
— Танки уже в Прешове, — сообщила Хана Аня. — Говорят, их целая тысяча.
Вся семья собралась на кухне, чтобы осмыслить новости.
— А я знал, что так будет, — ворчал Кристоф. — Я так и знал.
Кожа вокруг глаз Отилии покраснела.
— Это несправедливо, — проронила она, стоя босиком на холодном каменном полу, и поджала пальцы на ногах.
— Мы не сдадимся без боя, — заявила мать Отилии, словно размахивая невидимым знаменем. — Женщины Татр пойдут маршем на Прешов. Мы выстроимся шеренгой перед танками.
— До Прешова восемьдесят километров, — сказал Ярослав. — Как вы туда доберетесь? На автобусе?
— Женщины Татр пусть остаются в Татрах, — встрял Кристоф. — Ну, убьют вас, и кому от этого будет польза? А? Нет, ты мне ответь.
— Никто нас не убьет, — отвечала ему Хана Аня. — Они не станут стрелять в беззащитных женщин.
— Хана Аня, я люблю тебя так же, как мой сын любит твою дочь, но ты говоришь чушь, — сказал Кристоф и зашелся в долгом приступе кашля. — Во-первых, как же вы, такие беззащитные, собрались останавливать колонну танков? А во‐вторых, если они не намерены стрелять, то почему приехали сюда на танках, а не на «трабантах» [«Trabant» — марка восточногерманских малолитражных автомобилей, ставшая одним из главных символов ГДР. Европейский аналог советского «Запорожца».]?
Это отрезвило всех, и на некоторое время кухня погрузилась в тишину.
— И все-таки я считаю, — нарушил молчание Милан, — что мужчины должны выехать в Прешов и выяснить, что там происходит. Если будет бой, то мужчины, а не женщины, должны сражаться с мужчинами.
— Очень благородно с твоей стороны, — сказал Ярослав. — Но не думаю, что Хану Аню устроят такие аргументы.
— И меня тоже, — подала голос Катя. — У меня есть идея получше. Ни к чему ехать до самого Прешова. Танки сейчас на пути в Прагу. Нужно собрать наших женщин и перегородить солдатам путь в Швабовце, где дорога слишком узкая для объезда. Там есть один участок, где кюветы по обе стороны от дороги резко уходят вниз на глубину три-четыре метра с каждой стороны. Если нас станут давить, мы просто спрыгнем в эти кюветы. Внизу нас никто не достанет. А до Швабовце можно добраться на обычной телеге. Отвезем молоко на завод, а на обратном пути подберем женщин и детей. Это будет мирная баррикада. Никакого оружия. Никакой агрессии. Мы просто попытаемся поговорить с ними и попросим их развернуться. Если нам удастся хотя бы задержать их на несколько часов, это уже может дать Дубчеку шанс что-то предпринять.
— Что, например? — спросил Кристоф.
— Я не знаю. Что-нибудь. Что угодно.
Ярослав фыркнул.
— Никто никуда не поедет, пока коровы не будут подоены, — сказал он.
— Это понятно.
Первые пару часов все было похоже на обычный пикник. Пекарь из Попрада принес большой поднос хлеба, а Ярослав — головку мягкого сыра. Люди прибывали группами по десять и более человек, и многие несли с собой припасы. Женщины из колхозов, одетые в рабочие комбинезоны, шли с вилами на плечах, напоминая героинь советских плакатов.
— Каков наш план? — спрашивали люди. Они сидели на узкой полоске желтой травы на обочине, радуясь тому, что нашли место для протеста не слишком далеко от дома.
— Скоро танки проедут по этой дороге в сторону Праги, — сказала Катя. — Мы выступим с мирной демонстрацией. В этом сила коммунизма. В нашем единстве. А потом мы очень вежливо попросим их повернуть назад.
Мужчины подозрительно уставились на Катю. Почему план действий им объясняла какая-то девчонка с копной кудряшек на голове?
— А ты девчонка волевая, вся в мать, — заметил свиновод из Попрада. — Всегда была такая, да и мать твоя тоже. Франциска тоже говорила о мятежах и революциях.
— Это не революция, — возмутилась Катя. — Это вежливая просьба.
— Кто же обращается к танку с вежливыми просьбами?
— А если они откажутся поворачивать? — спросил кто-то.
Вмешалась Хана Аня.
— Тогда мы встанем у них на пути! — воскликнула она, поднимая кулак к небу. — Они не смогут нас объехать, не свалившись в кювет. — Она указала на крутые откосы по обе стороны узкой дороги. — Танки не пройдут, если мы не сдвинемся с места. Мы не допустим.
— Не допустим, не допустим, — подхватила толпа.
День стоял жаркий, и находиться на солнце было тяжело. Зной нагонял на людей сонливость. Яростная энергия, заразившая их утром, растворилась в безоблачном небе.
Машины по этой дороге почти не ездили, а если ездили, то в основном местные. Водители опускали стекла, спрашивали, что происходит, и желали им удачи.
Около полудня со стороны Прешова показался кортеж примерно из двадцати автомобилей ЗИЛ — черных четырехдверных седанов. Машины мчались прямо на них, поднимая клубы пыли с неасфальтированной дороги. Протестующие неуверенно вышли на проезжую часть, но когда стало ясно, что машины не собираются останавливаться или хотя бы замедлять ход, отскочили к обочине, и кортеж благополучно пронесся мимо.
— НКВД, — многозначительно протянул Кристоф. — Русская тайная полиция. Их всегда легко узнать.
— С танками будет проще, — заявила Хана Аня.
— Будет все то же самое, только медленнее, — возразил Кристоф.
В два часа пополудни пришлось отправить на ферму несколько человек для вечерней дойки. Катя забралась в телегу вместе с Мартой и Маратом. Ярослав и Кристоф остались стоять на дороге вместе с Отилией и ее матерью.
— Надеюсь, ты не пропустишь самое интересное, — сказала Хана Аня, целуя Катю в обе щеки.
— Надеюсь, что нет. — Но нехорошее предчувствие холодило кровь в Катиных жилах. — Будьте осторожны.
— Разумеется.
«Коровы — такие неудобные создания, — не в первый раз подумалось Кате. — Никого и никогда не ждут».
Конец ознакомительного фрагмента