И вот там он ее и оставил, с бутылкой, торчавшей из задницы, и саднящими ожогами и кровоточащими порезами по всему ее животу и заднице. Но, как ни странно, не на лице и не на грудях; очевидно, спаситель ее залипал на задницах. В лес он ускользнул, как опытный охотник, без единого звука; и как бы ни сводили ее судороги, как бы у нее все ни болело, Мимс отсчитала полные десять минут, а потом окликнула его, прежде чем осмелилась шевельнуться.

Она мне сказала, что главным ее чувством было невообразимое облегчение. Она едва могла поверить, что пережила две такие ордалии и ее не прикончили. Ей удалось дотянуться и вытащить из себя бутылку — с мыслью, что настоящий садист сначала отбил бы горлышко, или запихнул бутылку целиком, или сотворил бы что похуже этим ножом. Что б ни делала она, платок не распускался; она попробовала то, чего насмотрелась в дешевом кино, — тереться им о камни и древесную кору, но удалось только оцарапать себе руки. Поэтому она присела и подобрала платье, а потом потащила его через лес, раздирая его и царапая ноги о колючки. Тогда уже она рыдала, и с каждой минутой ей становилось все больнее, но на самом деле она все время волновалась, что может напороться ногой на битое стекло, или наступить на змею, или вновь столкнуться с этим человеком. Наконец она вышла на тропу, которая привела ее на безлюдную грунтовку, и по той дороге она шла целый час, и ей не попались ни машина, ни жилье. Она была нага, окровавлена и грязна, на ней все еще те американские флаги, волосы слиплись от подсохшей мочи, вся в корке спермы, бабулино платье тащилось за ее связанными сзади руками, а конец июльского дня был отвратительно жарок.

Наконец с ревом подкатывает грузовичок-пикап и бьет по тормозам, оттуда выскакивает плотный здоровяк и кричит: Где эти сучата, что с вами так поступили, девушка? Мими даже ответить ему не смогла; она лишь стояла, плача, и качала головой. Дверца грузовичка распахнута; мотор урчит; парняга озирается, трусцой подбегает к ней и разворачивает ее спиной, чтобы развязать ей руки, — и Мимси тотчас же понимает, что он тащит ее через канаву обратно в лес.

Ох, Сьюзен! восклицает Фенн.

Ни угроз, ни оружия, объявляет Сьюзен, даже ни единого слова. Он просто швырнул ее в кусты и сдавил ей горло одной рукой, пока расстегивал на себе штаны другой, а потом придушил ее еще немного, пока она не раздвинула под ним ноги. У этого никаких хлопот с потенцией: он ее выеб жестко и быстро, постоянно озираясь, нет ли кого вокруг. Едва кончив, соскочил с нее, застегнул штаны, добежал до своего грузовичка и с ревом умчался прочь. Все изнасилование заняло меньше десяти минут; а то и не больше пяти. Мими сказала, это как если тебя пежит паровоз. Когда она достаточно пришла в себя и вновь вышла на дорогу, он уже был слишком далеко, и без очков она прочесть бы номер не смогла, поэтому и его так и не нашли.

Уже начало темнеть, и машины по тому проселку ездили редко. Мими шла вдоль канавы со стороны леса и пряталась в кустах, когда мимо проехала следующая пара машин. Платье она уже потеряла и более-менее пребывала в шоковом состоянии, но ей все равно хватало здравомыслия беспокоиться, что дорога может оказаться парковой и по ночам закрываться. Ничего не ела и не пила она с завтрака, за которым все равно никогда много не ест, и комары теперь свирепствовали все сильней. Она решила идти дальше по обочине дороги на тот случай, если потеряет сознание, чтоб с меньшей вероятностью умереть, прежде чем ее найдут. Затем решила, что лучше ей будет попробовать остановить следующую машину, потому что если дорога эта не парковая, у нее больше шансов вновь оказаться изнасилованной после темна, чем при оставшемся свете дня. Услышав, как сзади подъезжает машина, она повернула к ней голову, но осталась спиной, чтобы они увидели, что у нее связаны руки. В пыльном «бьюике» сидела пожилая пара, и ты представляешь? Они притормозили посмотреть на нее, а потом подбавили газу! Мими считает, что испугались.

После подъехал еще один пикап с двумя молодыми белыми, длинные волосы и джинсы, и Мимс подумала, что попала снова. Но они оказались чудесны. Развязали ей руки и буквально сняли с себя последние рубашки — им больше нечем было ее прикрыть — и спросили, хочет она в полицию, в больницу или куда, и Мимси сказала, что пускай, пожалуйста, привезут ее ко мне, и они привезли, не задавая ни вопросов, ничего. Один постучался ко мне и сказал, что у них в машине моя сестра; что у нее неприятности и мне следует вынести что-нибудь, чтобы на нее накинуть, и, наверное, отвезти ее в больницу, что я и сделала, как только достаточно взяла себя в руки.

Это уже конец истории, почти. Мимс отправилась в больницу доказать, что ее насиловали и пытали, и я просидела с нею все время, пока ее опрашивала полиция. Те, кстати, оказались хороши; не то, чего мы ожидали. Приехала Ма и держалась очень крепко и спокойно; понуждала Мимс не выдвигать обвинений, потому что если «Язычники Дикси» — как кое-какие другие мотоциклетные банды, они с нею сделают и чего похуже, чтобы посчитаться. Но когда Мимси настояла на своем, Ма нашла ей хорошего адвоката, чтобы договаривался с прокурором, и за все заплатила сама. А потом Мимс узнала, что она беременна, — тогда она только что отказалась от Пилюли из-за побочек. Аборт она решила не делать, поскольку обвинению может оказаться на руку, если присяжные увидят, что она беременна, и к тому же она вообще обращалась в своего рода сторонницу Права-на-Жизнь. Однако адвокат «Язычников Дикси» выставил дело так, что ее готовность рожать Си — просто дополнительное свидетельство ее нравственной распущенности и общей малахольности, как и хипповская одежда и езда на попутках. Мимс, само собой, на процессе не желала одеваться так, как этого от нее хотел прокурор. Эт сетера. Неудивительно, что Ма вся пошла сикось-накось.

В общем, «Язычники Дикси» отделались легкими сроками, а двух других мужчин полиция так и не нашла, и родился Си, и другие «Язычники» действительно грозили посчитаться, но Ма пустила слух по Феллз-Пойнту, что она под защитой мафии и «Язычникам» лучше б не высовываться из своего Ньюпорт-Ньюза. А вскоре после того двоих из них и впрямь казнили по-гангстерски, как о том сообщали газеты, и еще двоих убили в тюремных драках, и банда распалась. Но сделали ли это друзья Ма из Маленькой Италии или контактеры Манфреда из Компании, или же это просто совпадение, я не знаю.

Я тоже, Сьюз.

После того Мимс какое-то время была исключительно лесбиянкой. Когда Си исполнилось два, она сорвалась в Тебриз, куда вернулся тот ее друг-здравоохранник из Хопкинза, и там ее арестовал САВАК за антиправительственную деятельность. Когда ее перевели в тюрьму Эвин в Тегеране и применили к ней электричество, генератор они называли испанским жаргонным словом пикана. Они подцепили его у своих латиноамериканских коллег, пока их вместе готовили здесь, в исторической Вирджинии.

Фенвик говорит: Не вполне — иностранных подданных никогда не тренировали в смешанных группах. По крайней мере, не выше по течению этой реки и, по крайней мере, не при мне. У латиносов слово подцепили наши, а потом сами передали его иранцам, южным корейцам и всем прочим.

А. Ну, в общем, САВАКи вообще-то ее не насиловали, так что тут конец истории про изнасилования. Но когда они ее раздели для допроса — опознали шрамы от старых сигаретных ожогов и решили, что она матерая революционерка, кого арестовывали и раньше. Поэтому ее обработали пиканой и один раз выебли электрическим стрекалом, хоть она и была американкой. Будь она иранкой, ее б убили, как вообще-то и поступили с ее иранским другом-здравоохранником, кто был революционером на самом деле. Когда Манфред ее оттуда вытащил, полагаю, ее мучители свое получили. У Мими на сосках и нижних губах до сих пор видны шрамы от пиканы, а на попе, животе и бедрах — сигаретные ожоги. Именно поэтому она и не носит бикини. Всё, я закончила.

Фенвик извиняется за свои необдуманные замечания на берегу виз-а-ви насильников, презервативов и пивных бутылок и предлагает немедленно избавиться от платка в огурцах, если вид его расстраивает супругу. Сьюзен против: пусть оставит себе, прикрывать голову, пока его временно утерянной бойне не отыщется замена получше. Почти все мысли наши по-прежнему о Мириам и о Компании. С норд-оста вдали еще доносится слабый гром, сюда вряд ли докатится. Обмен историями нас вымотал. По настоянию Сью Фенн укладывается спать на весь остаток ее вахты; в полночь сменяет жену. Слабая область повышенного давления очистила воздух; над топом мачты плывет и освещает бухту По изящная белая луна, две ночи назад было полнолуние. Росы нет; воздух сладостен. Мы немножко сидим вместе, сопоставляя наблюденья и наслаждаясь ночью, а потом сонная Сьюзен спускается в каюту. На берегу лишь обычные звуки лягушек и ночных птиц да мягкие вздохи южного ветра в деревьях.

Тем не менее Фенн решает не прерывать свою вахту, хоть и вытягивается на подушке в рубке и позволяет себе время от времени беззаботно задремывать. Через несколько минут после двух часов ночи его встряхивает от дремы резкий щелчок из лесов по корме, словно выстрел. Он подскакивает, но решает не зажигать большой фонарик. С койки его окликает Сьюзен, затем спешит к нему наверх в одних трусиках. Провалиться мне, чтоб я знал, говорит Фенн.