— Смиреннейше молю простить меня, сэр, — ответил я и поклонился ему, да так низко, что моя задница оказалась намного выше моей головы. — Беру мой вопрос назад, и без малейшей злобы. Даже не понимаю, как я осмелился задать его.

— Мой тебе совет — следи за своими манерами, — сказал он и прошел сквозь еще одну дверь в помещение поменьше — в коридор с парой дверей по каждую его сторону и парусиновой занавесью в конце. — Вот эта дверь, — сказал он, ткнув корявым пальцем в одну, — принадлежит мистеру Фрейеру, штурману.

— Вся? — невинно осведомился я.

— Каюта за дверью, чертов ты неуч, — рявкнул он. — Мистер Фрейер — второй после капитана человек на судне. Будешь слушать, что он говорит, и выполнять его приказания, не то тебе несдобровать.

— Буду, сэр, — сказал я. — Выполнять приказания то есть.

— За той портьерой каюты офицеров. Молодого мистера Холлетта и мистера Хейвуда. Затем мистера Стюарта, мистера Тинклера и мистера Янга. Все они мичманы и выше тебя по положению. А здесь живут помощники штурмана, мистер Эльфинстоун и мистер Кристиан.

— И эти по положению ниже меня? — спросил я.

— Намного выше! — проревел он, точно старый крокодил, собравшийся откусить голову какой-то твари поменьше. — Гораздо выше. Но часто иметь с ними дело тебе не придется. Твоя обязанность — услужать капитану, запомни это. Его каюта здесь.

Он подошел еще к одной двери и постучал по ней дробно и громко — такое «тра-та-та» разбудило бы и покойника, — а затем приложил к дверной раме ухо. Ответа не последовало, и потому он распахнул дверь и отступил в сторону, чтобы я мог оглядеть каюту. Я ощутил себя осматривающим достопримечательности зевакой и даже подумал, что сейчас он велит мне ни к чему не притрагиваться, дабы не замарать что-нибудь моими грязными лапищами.

— Каюта капитана, — сообщил он. — Она поменьше обычной, но это потому, что на судне отведено много места для растений. — И он повел головой в сторону только что покинутого нами большого помещения, заставленного ящиками и горшками.

— Растений? — переспросил я. — Значит, горшки для них?

— Я же тебе сказал, без вопросов! — прорычал он, нависая надо мной, точно готовое к наскоку животное. — Делай, что тебе говорят, вот и все, целее будешь.

Как только он это сказал, дверь, ведшая к каютам офицеров, отворилась и из нее вышел мужчина и остановился, увидев нас. Высокий, с красным лицом, худой. И с носом, который нельзя было не заметить. Мистер Сэмюэль разом примолк, сдернул с головы шапку и несколько раз поклонился, как будто перед ним предстал, требуя ужина, сам император Японии.

— Почему столько шума? — спросил офицер (он был в ярко-голубой форме с золочеными пуговицами, я такую множество раз видел в Портсмуте). — Да еще перед самым отплытием.

Произнесено это было странно — вроде бы и не всерьез, для разговора, и тем не менее по тону офицера было ясно, что, если мы продолжим шуметь, он с нас шкуру спустит.

— Прошу прощения, мистер Фрейер, — сказал мистер Сэмюэль. — Это мальчишка заставил меня раскричаться, однако он еще научится вести себя. Маловат пока, но научится, я позабочусь об этом.

— А кто он, кстати сказать, такой? — спросил офицер и смерил меня холодным взглядом, говорившим, что он вообще удивлен, видя на борту постороннего, я же с напускной храбростью шагнул к нему и опять-таки протянул руку. Офицер изумленно взглянул на нее, словно не понимая значения этого жеста, но затем улыбнулся и руку мою принял, как подобает джентльмену.

— Джон Джейкоб Тернстайл, — сказал я. — Только что поступил на службу.

— Поступил на службу куда? — спросил офицер. — Сюда? На «Баунти»?

— С вашего разрешения, мистер Фрейер, — сказал мистер Сэмюэль и влез между нами, заслонив нас друг от друга, отчего мне пришлось накрениться вправо, чтобы снова увидеть мистера Фрейера и послать ему одну из моих особых улыбок — все зубы наружу. — Мастер Смит споткнулся и переломал ноги. Капитану потребовался новый слуга.

— О, — мистер Фрейер кивнул, — понятно. И вы, мастер Тернстайл, полагаю, — он самый.

— Он самый, — подтвердил я.

— Великолепно, — сказал мистер Фрейер. — Что же, в таком случае добро пожаловать. Если будете служить хорошо, то увидите, что капитан и офицеры — люди вполне приличные.

— Такова моя цель, — сказал я, ибо мне вдруг пришло в голову, что, может быть, ничего такого уж страшного меня не ожидает, а вовсе и наоборот, так почему бы и не поработать как подобает, пусть мистер Зелес узнает, что я его не подвел.

— Ну и хорошо, — сказал мистер Фрейер, шагнув вперед. — Ибо чего же большего мог бы просить от мальчика любой из нас?

С этими словами он направился к трапу и скрылся из виду.

Мистер Сэмюэль повернулся ко мне, лицо его пылало; ему совсем не понравилось, что мистер Фрейер обошелся со мной по-дружески.

— Ишь прохвост! Лебезил перед ним, как шлюшка.

— Всего лишь был с ним учтив, — возразил я. — Разве от меня не этого ждут?

— Долго ты здесь с такими замашками не протянешь, обещаю, — заявил он, а следом указал на низкую койку в углу, рядом с дверью капитанской каюты: — Спать будешь здесь.

Я изумленно уставился на нее. Закуток закутком, люди будут днем и ночью проходить мимо койки, наступая мне на голову.

— Здесь? — переспросил я. — Разве у меня не будет своей каюты?

Тут он загоготал во весь голос, олух, покачал головой, а после схватил меня за руку и потащил, как сегодня делали все, к каюте капитана.

— Ящики видишь? — спросил мистер Сэмюэль, разворачивая мою голову в сторону четырех крепких дубовых сундучков, стоявших в ряд на полу, каждый следующий был меньше предыдущего.

— Вижу, — ответил я.

— В них одежда и вещи капитана, — сказал он. — Разберешь их, все до единого. Одежду отправишь в платяные шкафы, вещи разложишь по полкам. Аккуратно, заметь себе. А потом уложишь ящики один в другой и уберешь, чтобы не лезли под ноги. Сможешь ты выполнить эти указания, мальчишка, или ты слишком глуп, чтобы понять их?

— Думаю, что смогу, — выкатив глаза, ответил я. — Хоть они и шибко умственные.

— Ну так займись, и пока не покончишь с этой работой, чтобы я тебя на палубе не видел.

Присмотревшись к сундучкам, я понял, что все они заперты, и потому обернулся к хорьку спросить, нет ли у него ключей, однако его уж и след простыл. Слышно было, как он торопливо улепетывает, и теперь, оставшись в одиночестве, ничем не отвлекаемый, я не смог не заметить, что корабль раскачивается — с носа на корму, с борта на борт, — и не вспомнить рассказов о людях, которых выворачивало наизнанку, пока они не привыкали к такой качке. Слабаки и дураки, всегда полагал я, потому как у меня-то желудок был ух какой крепкий. Я вошел в каюту и закрыл за собой дверь.

Вообще говоря, для того, чтобы залезть в сундучки, я ни в каких ключах не нуждался, мистер Льюис научил меня штучкам почище этой. Капитан уже разложил по своему столу кое-какие вещицы, которые можно было использовать как отмычки, я выбрал хорошо заостренное гусиное перо, вставил его без нажима в замок, дождался, когда щелкнет пружина, и, привычно надавив на перо, вскрыл первый из сундучков.

Ничего сверх ожидаемого мной он не содержал. Несколько разных мундиров, один наряднее другого, — я решил, что, когда мы доплывем, куда плывем, капитан воспользуется ими, чтобы поражать дикарей пышностью своего убранства. Была там и одежда попроще, и исподнее покрасивее любого, какое я носил в моей жизни, и, смею сказать, поудобнее тоже. Почти такое же мягкое, как у женщин, подумал я. Есть люди, которые получают удовольствие, копаясь в чужих вещах, но я не таков, и потому я быстро занялся делом, раскладывая все, что находил, по новым местам со всей возможной аккуратностью, стараясь не помять и не испачкать одежду, — в конце концов, это была моя новая работа, и я решил показать, что способен хорошо справляться с ней.

В самом маленьком из четырех сундучков я обнаружил множество книг — все больше поэтических и том «Трагедий» мистера Шекспира — плюс перевязанную красной шелковой лентой пачку писем, которую я сразу поместил на письменный стол капитана. И наконец, я извлек оттуда три портрета. Первый изображал джентльмена в белом парике и с острым красным носом. Глаза его сидели в черепе глубоко, а на портретиста он смотрел с чем-то близким к убийственному презрению; не хотелось бы мне разойтись с этим джентльменом во мнениях. Второй портрет больше пришелся мне по вкусу. Молодая леди — причудливые кудряшки, нос пуговкой, глаза, благодушно взирающие вверх, — я предположил, что это жена или нареченная капитана, и сердце мое слегка попрыгивало, пока я разглядывал ее, поскольку она меня взволновала. Третий изображал паренька лет восьми-девяти, кем он мог быть, я не знал. Пролетела не одна минута, прежде чем я подошел к столу и расставил по нему портреты — так, чтобы капитан видел их, заполняя судовой журнал, — а в то самое мгновение, когда я собрался отступить назад, корабль вдруг нырнул вниз и я едва успел выбросить вперед руку, ухватиться за край стола и тем уберечь себя от падения.