Глава четвертая

Марионетки

Поначалу Ной не собирался заходить в лавку игрушек. Ему просто хотелось заглянуть в окно, посмотреть, что там выставлено. Денег у него все равно не было, но ведь не повредит глянуть на то, что он не может себе позволить. А кроме того, не помешало бы проверить, не толкутся ли внутри покупатели, — вдруг поймут, что ему тут не место, и вызовут сельскую полицию.

Но его как будто всосало в лавку помимо воли, словно собой он вообще не распоряжался. Случилось все, конечно, совершенно неожиданно, но теперь Ной думал: раз уж он тут оказался, лучше всего хорошенько оглядеться, посмотреть, что же тут за лавка такая.

Первым делом он заметил, до чего тут тихо. Причем это не такая тишина, которую слышишь, проснувшись среди ночи, если тебе снится нехороший сон. Когда с Ноем такое бывало, в его комнату сквозь щели — там, где окна плохо закрыли, — вечно просачивались странные непонятные звуки. В такие моменты он точно знал: снаружи есть какая-то жизнь, хоть сейчас вся она и крепко спит. То было отнюдь не безмолвное безмолвие.

А тут, в лавке, все было совсем иначе. Здесь тишина выглядела не просто тихой — она была полным отсутствием звука.

Ной в жизни побывал во многих лавках игрушек. Когда они всей семьей отправлялись за покупками, он подчеркнуто вел себя примерно — знал, что если будет послушным, ему перед возвращением домой разрешат зайти в такую лавку. А если будет совсем паинькой, есть даже возможность, что родители купят ему какое-нибудь особое угощение — хоть он его съест не дома, а на улице, а у них нет денег на роскошь. Поэтому пускай мама заставляет его примерять все школьные брюки, что есть в магазине, а потом все же выбирает самую первую пару, снятую с вешалки семь часов назад. Он все равно будет радостно улыбаться, как будто для восьмилетнего мальчика покупать одежду — самое увлекательное занятие, и ему вовсе не хочется орать во весь голос, чтобы стены торгового центра рухнули, а всех и всё — покупателей, продавцов, кассы, вешалки, рубашки, галстуки, брюки и носки — унесло в дальние уголки Солнечной системы, и мы бы о них больше не услышали.

В этой же лавке все было совсем не так, как в прежних. Ной огляделся, стараясь понять, чем же она отличается, и поначалу ему это не удалось.

А потом он сообразил.

Эта лавка игрушек отличалась от всех прочих тем, что здесь нигде не было видно ничего пластмассового. Вообще все игрушки в ней были деревянные.

По полкам тянулись поезда, длинные, из угла в угол, но и вагоны, и рельсы были из дерева.

В новые страны и к новым приключениям по прилавкам маршировали армии — тоже все деревянные.

Дома и деревья, лодки и грузовики — всевозможные игрушки, о которых такой заинтересованный ум, как у Ноя, мог только мечтать, — все здесь было сделано из твердого темного дерева, которое вроде бы само густо светилось и… Да, откуда-то издалека оно даже как-то гудело.

Вообще-то все здесь совсем не походило на игрушки. Казалось, это что-то гораздо важнее. Все, что Ной видел, было очень новым и каким-то другим. Вполне возможно, подумал он, что это единственная лавка на свете, где могут продаваться такие игрушки.

Почти все в ней было тщательно раскрашено — и не просто какими-нибудь обычными красками, как игрушки у него дома, с которых краска слезала, даже если на игрушку просто долго смотреть. Таких красок, как здесь, Ной нигде раньше не видел; он и назвать-то их толком бы не сумел. Слева от него, к примеру, стояли деревянные часы, и покрашены они были… ну, не совсем в зеленый цвет, а в такой, каким зеленый бы мог стать, если б у него было воображение. А с другой стороны возле деревянного стаканчика для карандашей лежала деревянная игровая доска, и главным цветом в ней был не красный; на такой цвет красный смотрел бы с завистью и краснел бы от смущения за собственную тусклость. А деревянные азбуки… ну, кое-кто сказал бы, что они раскрашены желтым и синим, но сказали бы они это, прекрасно зная, что эти простые слова — несносное оскорбление тех цветов, которыми светились буквы.

Но сколь любопытным бы все это ни было, каким бы удивительным и необычайным ни представало глазам Ноя, все это не шло ни в какое сравнение с теми игрушками, которые в огромных количествах увешивали все стены лавки.

С марионетками.

Их здесь были десятки. Нет, не десятки, больше. И не просто больше, а сотни, — в общем, может, за день и не сосчитать, даже на разноцветных деревянных счетах, лежавших на прилавке рядом. Марионетки были разных форм и размеров, разного роста и ширины, непохожих расцветок и силуэтов, но все до единой сделаны из дерева и раскрашены так ярко, что в них чувствовались жизнь и энергия. Все они казались очень живыми.

«Они совсем не похожи на кукол, — подумал Ной. — Слишком настоящие».

Рядами они висели на стенах лавки — на проволоках, прикрепленных к спинам, чтобы не упали. И были там не только люди — Ной видел и животных, и машины, и всякие неожиданные штуки. Но все — на проволоках, за которые можно было двигать их разными частями.

— Как необычайно! — пробормотал Ной себе под нос. Озираясь, он поймал себя на странном ощущении. Ему показалось, что все марионетки следят за ним взглядами, куда бы он ни пошел, как бы ни шевельнулся, — вдруг он что-нибудь потрогает и сломает. Или попробует сбежать с чужой игрушкой в заднем кармане.

Ровно такое случилось несколько месяцев назад, когда мама взяла его с собой на свою очередную неожиданную вылазку из дома. Она звала его с такой настойчивостью — говорила, что им больше времени нужно проводить вместе, что Ноя это как-то сбивало с толку. В тот раз, когда они шли вместе по магазину, в его карман неким таинственным манером забралась колода волшебных карт, и как ей это удалось, можно только гадать, потому что сам Ной карты эти совершенно точно не крал. Он вообще не помнил их на витрине. Но когда они выходили из магазина, их остановил довольно крупный, довольно неповоротливый и довольный потный дядька в голубом мундире и очень серьезно попросил их, пожалуйста, пройти с ним.

— Зачем? — спросила мама Ноя. — В чем дело?

— Мадам, — ответил охранник, употребив слово, от которого Ной засомневался, не переехали ли они вдруг жить во Францию, — у меня есть основания полагать, что ваш малыш выходит из магазина с предметом, за который не уплачено.

Ной поднял голову и посмотрел на дядьку со смесью негодования и презрения. Негодования — потому что он кто угодно — очень много кто, — но не воришка. А презрения — из-за того что больше всего на свете его раздражало, когда взрослые называют его малышом, в особенности если он стоит тут же, у них под носом.

— Это нелепица, — сказала мама, решительно покачав головой. — Мой сын такого ни за что не сделает.

— Мадам, тогда будьте добры сами проверить, что у него в заднем кармане, — сказал охранник. Ну и само собой, как только Ной сунул в этот карман руку, туда как-то забралась колода волшебных карт.

Я их точно не крал, — упорствовал Ной, удивленно разглядывая их. Портрет на пачке — Туз Пик — ехидно ему подмигнул.

— Тогда, быть может, ты объяснишь, что они у тебя делают? — вздохнул охранник.

— Если у вас есть вопросы, можете задать их мне, — отрезала мама Ноя, сердито глядя на охранника. Ее голос звенел от негодования. — Мой сын ни за что не станет красть колоду карт. У нас таких дома десятки. Я учу его мухлевать в покере, чтобы он еще до восемнадцати лет заработал себе состояние.

Охранник вытаращился на нее. Он привык к тому, что родители в такие моменты обрушиваются на детей, трясут их, пока зубы не застучат, чтобы добиться правды. Мама Ноя же совсем не походила на женщину, которая станет так поступать. Она выглядела мамой, которая, задав сыну вопрос, скорее поверит ребенку. А такое увидишь не каждый день.

— Ты же не крал эти карты, — спросила она, повернувшись к мальчику, и вопрос этот задала так, что он прозвучал утверждением.

— Нет, конечно, — ответил Ной, и это было правдой, потому что он их не крал.

— Ну тогда, — сказала мама, снова обращаясь к охраннику и пожимая плечами, — тут не о чем больше и говорить. Пока нам будет довольно извинения, но я считаю, вы должны сделать благотворительный взнос организации по моему выбору — как компенсацию за ваши облыжные обвинения. Скажем, на охрану каких-нибудь животных. Маленьких и пушистых, их я люблю больше.

— Боюсь, все не так просто, мадам, — стоял на своем охранник. — Факт остается фактом: карты оказались в кармане у вашего сына. И кто-то их туда наверняка положил.

— Ах да, — ответила ему мама, взяла у Ноя карты и отдала с улыбкой охраннику. — Но это же волшебные карты, нет? Вероятно, они туда сами запрыгнули.

Еще одно счастливое воспоминание. О таких вот Ной и старался не думать. Но тот магазин был совсем не похож на лавку, в которой он стоял сейчас. Во-первых, здесь не было никаких охранников. Никто бы не обвинил его в том, чего он не делал. Ной закусил губу и нервно огляделся: может, лучше выйти и двигаться к следующей деревне? Но не успел и шевельнуться, как его отвлек стук. Стук этот приближался.

Стук шагов.

Тяжелых и медленных.

Ной затаил дыхание и хорошенько прислушался — даже сощурился, как будто так можно лучше расслышать. Шаги на миг вроде прекратились. Ной облегченно перевел дух, но обернуться не успел — они зазвучали снова, и мальчик замер на месте, пытаясь определить, откуда же они доносятся.

«Снизу!» — подумал он и посмотрел под ноги.

И само собой — кто-то поднимался наверх из подпола: тяжелые сапоги грохотали вверх по лестнице, с каждым шагом — все ближе и ближе. Ной обвел взглядом лавку — не один же он их слышит — и тут понял, что один: в магазине игрушек больше никого не было, а он этого сначала даже не понял.

Кроме, ну, марионеток.

— Эй? — боязливо прошептал Ной, и эхо немного полетало вокруг. — Эй, тут есть кто-нибудь?

Шаги замерли, снова зазвучали, помедлили, опять замерли — и зазвучали еще громче и ближе.

— Эй? — опять спросил Ной — уже громче. Все нервы у него натянулись сильнее. Он сглотнул. Непонятно, почему он чувствует эту странную смесь — одновременно страха и какой-то надежности. Когда он заблудился на всю ночь в лесу, ему было совсем не так. Родителям тогда пришлось идти его спасать, пока не съели волки. Вот это было страшно. Или в тот день, когда он не смог выбраться из погреба, а там не было света. Защелка упала, и дверь не открывалась. Тогда была просто досада. А тут — что-то совсем другое. Ной чувствовал, что здесь он и должен быть, только ему лучше приготовиться к тому, что произойдет дальше.

Мальчик повернулся и посмотрел на выход из лавки. Вот только — и это всем сюрпризам сюрприз — двери на месте больше не было. Наверное, он просто зашел так глубоко, что ее уже не видно. Хоть он не помнил, что как-то слишком уж далеко заходил, да и сама лавка поначалу казалась не очень велика. Во всяком случае, не настолько, чтобы в ней потеряться. Более того, если обернуться, из лавки вообще никакого выхода не видно, не горят никакие стрелочки. За спиной у Ноя — лишь сотни деревянных марионеток, и каждая нахально смотрит на него, улыбается, смеется, хмурится, грозит. На лицах у них всевозможные чувства, какие только можно себе представить, и добрые, и злые. Все выражения. Ной вдруг почувствовал: все эти куклы никакие ему не друзья, они подступают к нему все ближе, окружают его, стягивают вокруг него кольцо.

«Кто он вообще такой?» — перешептываются они.

«Чужак».

«Чужаков мы не любим».

«Да и нелепый он какой-то, нет?»

«Не по годам коротышка».

«Может, в рост еще просто не пошел».

«Но шевелюра ничего так».

Голосов становилось все больше, хотя ни один не звучал громче шепота, и вскоре Ной уже не мог разобрать никаких слов — все говорили одновременно, и слова сливались в язык, которого мальчик не понимал. И теперь марионетки смыкались вокруг него. От страха Ной выставил перед собой руки, зажмурился, повернулся на месте и досчитал до трех, думая, что такого быть никак не может, а когда он опустит руки и откроет глаза, лучше будет завопить во всю глотку, тогда уж точно кто-нибудь прибежит и спасет его.

Раз,

Два,

Три…

— Здравствуй, — тут же произнес мужской голос. В лавке прозвучал только он, потому что хор марионеток немедленно стих. — И кто же ты такой?

Глава пятая

Старик

Ной открыл глаза. Марионетки больше не окружали его так, будто сейчас погребут под своими деревянными телами. Бормотание стихло. Шепотки растворились в воздухе. Все, казалось, вернулись на свои места на полках, и Ной понял, до чего нелепо было даже думать, будто они за ним наблюдают или говорят о нем. Они же, вообще-то, не настоящие — это всего-навсего марионетки. А настоящий тут — это пожилой человек, заговоривший с ним. Он теперь стоял в нескольких шагах и слегка улыбался, словно ждал этого визита очень долго и доволен, что он наконец состоялся. В руках у старика было небольшое полено, и он потихоньку ковырял его стамеской. Ной от волнения быстро сглотнул слюну, а от внезапности невольно вскрикнул.

— Ох, батюшки, — произнес старик, переводя взгляд на мальчика. — Ну вот такого точно не нужно.

— Но тут же только что никого не было, — ответил Ной, изумленно озираясь. Входной двери по-прежнему нигде не было видно, поэтому откуда возник старик — загадка. — И я не слышал, как вы зашли.

— Я не хотел тебя пугать, — ответил старик — действительно очень старый старик, даже старше Ноева дедушки. Шапка желтых волос у него походила на овсянку, в которую всыпали кукурузы. А глаза были очень яркие, и Ной поймал себя на том, что пристально в них смотрит. Но вот кожа на лице до того морщинистая, что Ной раньше такой и не видел, пожалуй. — Я работал внизу, только и всего. А потом услышал шаги. Поэтому решил, что лучше бы мне подняться, посмотреть, не помочь ли чем покупателю.

— Шаги и я слышал, — сказал Ной. — Только я был уверен, что они ваши, когда вы поднимались по лестнице.

— Батюшки, да нет же, — ответил старик, качая головой. — Я бы вряд ли услышал собственные шаги и пошел узнавать, в чем дело, правда? Должно быть, шаги были твоими.

— Но вы же были внизу. Сами так сказали.

— Правда? — переспросил старик и нахмурился, а подбородок в задумчивости почесал. — Не помню. Все это так давно было, верно? Боюсь, память у меня уже не та, что раньше. Вероятно, я услышал дверной колокольчик.

— Но на двери же нет колокольчика, — сказал Ной. И тут же, едва он это произнес, над дверью, словно вспомнив о службе, раздалось бодрое «дзынь». Да и сама дверь возникла в нескольких шагах за спиной мальчика.

— Он тоже старый, — пояснил старик, смущенно пожав плечами. — Если б ему не только этим весь день приходилось заниматься, еще ничего, но иногда он просто забывает. Может, он вообще не по тебе звонил, а по тому, кто заходил сюда в прошлом году.

Ной повернулся, разинув рот, и удивленно воззрился на колокольчик, а потом вновь глянул на старика и громко сглотнул. Он не знал, что тут можно сказать и как относиться ко всему этому.

— В общем, прости, что заставил тебя так долго ждать, — произнес старик, — но, боюсь, я нынче передвигаюсь как улитка. В молодости все было совсем не так. Только пятки сверкали. Дмитрию Капальди было за мной не угнаться!

— Это ничего, — пожал плечами Ной. — Я тут совсем недолго простоял. Когда вошел, еще одиннадцати не было, а… Ой! — Он глянул на часы, и те сообщили ему, что уже почти полдень. — Но такого не может быть!

— Я уверен, что может, — сказал старик. — Ты просто потерял счет времени, только и всего.

— Целый час?

— Бывает. Я однажды так потерял целый год, поверишь ли. Куда-то засунул, а когда пошел искать потом — нигде не нашел. Но всегда такое чувство, что он однажды где-нибудь возникнет, когда его меньше всего ждешь.

Ной нахмурился: верно ли он все расслышал?

— Как же можно целый год потерять? — спросил он.

— О, гораздо легче, чем кажется, — сказал старик и отложил полено, которое держал в левой руке, и стамеску, которую держал в правой. Потом снял очки и протер стекла радужным носовым платком. — Хотя, может, то был совсем не год, — может, то был рот. — Он слегка пощипал себя за губы. — Нет, вроде на месте, — с удовлетворением заключил он. — Явно то был год. Не стоит волноваться.

Ной рассматривал старика во все глаза и пытался понять, о чем он толкует. Смысла в его речах он никакого не улавливал, но подозревал, что если задавать вопросы, все может запутаться еще сильнее.

— Должно быть, это всё игрушки, — сказал мальчик и обвел рукой стены. — Наверное, я их слишком долго рассматривал. И все эти марионетки. Их здесь столько, что они меня отвлекли.

— Все верно, — вздохнул старик. — Во всем они виноваты! Все люди так считают.

— Ну я же их не обвиняю, — не согласился Ной. — Я просто хотел сказать, что увлекся, их разглядывая, только и всего. Они совсем как живые. И время само собой убежало.

— Самое главное — что ты сейчас здесь, — произнес старик, и по его лицу расплылась широкая улыбка. — Понимаешь, ко мне так давно не заходили покупатели, что я даже не знаю толком, что мне с ними делать. Боюсь, у нас теперь даже нет штатного зазывалы.

— Все в порядке, — ответил Ной, которому всегда было очень жаль людей, которым приходилось стоять у магазинов и целыми днями и твердить: «Добро пожаловать… Заходите… Заходите…» Как-то обидно тратить на это время.

— Конечно, если б я поднялся быстрее, я бы пригласил тебя на обед, но теперь уже поздно.

Лицо у Ноя вытянулось. В животе у него уже громко урчало — пришлось даже кашлянуть, чтобы заглушить такие неприличные звуки. А потом он передумал кашлять дальше: вдруг старик услышит урчание и сам передумает. И все-таки его накормит.

— В общем, раз ты сейчас здесь, — продолжал старик, — я уверен, этому должна быть некая причина. Ты хотел что-то купить?

— Наверное, нет, — ответил Ной, глядя в пол. Ему было немного стыдно. — Боюсь, у меня совсем нет денег.

У ног мальчика сидела деревянная мышка, раскрашенная в серый и розовый, и обнюхивала носы его ботинок. Но едва она перехватила взгляд Ноя, как подпрыгнула, негромко пискнула и побежала прятаться между ног деревянного жирафа, стоявшего в углу.

— Тогда могу ли я поинтересоваться, что привело тебя сюда? Тебе разве не надо быть в школе?

— Нет, я в школу больше не хожу, — ответил Ной.

— Но ты же еще мальчик, — сказал старик. — А мальчикам полагается ходить в школу. Или они поменяли законы с тех пор, как я сам туда ходил? Не мне, конечно, судить. Сам я в школе особо не задерживался — сбегал с уроков постоянно. Не рассказать, сколько неприятностей у меня из-за этого было.

— Каких неприятностей? — спросил Ной. Ему стало ужасно интересно — он любил слушать о чужих неприятностях.

— О, я никогда не вспоминаю прошлое на голодный желудок, — ответил старик. — Я ведь даже еще не обедал.

— Но вы сказали…

— Как бы то ни было, расскажи-ка мне, что привело тебя сюда.

— Ну, сначала — дерево, — ответил мальчик. — У вашей двери. Я стоял через дорогу и просто смотрел на него — по-моему, это самое внушительное дерево, которое я в жизни видел. Даже не знаю почему. Просто у меня было такое чувство, вот и все.