— И что, машину повредили? — спросил Хокин, вновь повернувшись к Филипу.

— Да нет, мне повезло. Ни царапины. Но пришлось посидеть с полчаса, пока дорогу не расчистили… А вас, как я понял, задержали трейниты.

— Да, в Уилшире.

Профессиональная улыбка на физиономии Хокина уступила место угрюмой усмешке.

— Вшивые пройдохи, — продолжил он. — Если бы я знал, что парился ради них… Вы ведь тоже хлебнули горюшка в свое время, верно?

— Конечно. В Маниле.

— А я тянул лямку во Вьетнаме и Лаосе, — покачал головой Хокин.

Кабинка лифта замедлила движение, и они посмотрели на цифры, светящиеся на панели управления. Как оказалось, они были на пятом, а не на седьмом. Двери раскрылись, и за ними оказалась женщина с лицом в пятнах.

— О черт! — пробормотала она, но тем не менее вошла в лифт.

— Я поеду с вами, а потом вернусь вниз, — сказала она более громко. — А то в этом вонючем здании лифта можно ждать до судного дня.


Тусклый свет в конференц-зал лился сквозь широкие желто-серые окна. Двоих опоздавших не стали ждать, и совещание уже началось. Филип был рад, что входит в зал не один. Человек восемь-девять сидели в удобных креслах с откидными столиками, на которых лежали книги, блокноты, записывающие устройства. Напротив них, за столом, сидел вице-президент компании, отвечающий за работу отделений, расположенных в разных штатах. Черноволосый, чуть меньше пятидесяти, он отрастил себе брюшко, которое никак не хотело мириться с обтягивающим фигуру костюмом хозяина. Войдя, Филип Мейсон и Хокинг прервали речь Томаса Грея, старшего менеджера по управлению рисками, лысого пятидесятилетнего человека, который носил очки с такими толстыми стеклами, что, казалось, именно их весу хозяин очков должен быть благодарен за свою сутулость. Грей недовольно посмотрел на вошедших, ограничившись сухим кивком. Чалмерс же, напротив, приветствовал опоздавших вполне радушно, махнул рукой, когда те принялись извиняться, и указал им на свободные места — конечно, в переднем ряду. Настенные часы показывали начало двенадцатого, в то время как совещание было назначено на десять тридцать. Филип постарался не зацикливаться на этом обстоятельстве, сел в предназначенное для него кресло, убрав оттуда папку с документами, и быстро обменялся механической улыбкой с коллегами, чьи физиономии показались ему отдаленно знакомыми.


Отдаленно…

Не думать о Лауре. Денни! Я люблю тебя! Я люблю Джози, я люблю Гарольда. Я люблю свою семью. Но если бы ты только не настаивала на моем…

О, заткнись! Прекрати делать из мухи слона!


Но, в конце концов, ситуация действительно складывалась рисковая. Так уж получилось, что он был на семь лет моложе всех региональных менеджеров страховой компании «Город Ангела», которые сидели и в самом Лос-Анджелесе, и в Орегоне, и в Юте, и в Аризоне, и в Нью-Мексико, и в Техасе, и в Колорадо. Поговаривали, что на следующий год его переведут в Техас — главой подразделения, но пока этого не произошло. А что все это означало? А то, что ему в затылок дышат безработные толпы квалифицированных управленцев, да еще и с университетскими степенями. У него в Денвере шестеро обычных агентов — доктора философии! Долго оставаться на одном месте…

— Я могу продолжать? — недовольно произнес Грей. Филип устроился поудобнее. Когда он впервые встретил менеджера по управлению рисками, то решил, что тот является простым приложением к своему компьютеру и единственная реальность для него — это цифры.

Вскоре, однако, Филип узнал, что именно Грею принадлежит идея использовать астрологическую символику в рекламных материалах «Города Ангела», предназначенных для людей моложе тридцати, и что их бизнес среди данного контингента растет пропорционально росту этого сегмента населения — успех, которым не могла похвастаться ни одна фирма. Именно поэтому Грея, как человека, безусловно, умного, следовало послушать.

— Благодарю вас, — произнес Грей, не дождавшись ответа. — Я как раз объяснял цель вашего приезда.


Полуприкрытые безумные глаза, дыхание, хрипло вырывающееся из груди! Бессмысленно отрицать — ни с одной из женщин я не чувствовал себя до такой степени мужчиной!

Филип дотронулся кончиком языка до внутренней стенки щеки. Она наотмашь ударила его по лицу и, яростно сверкнув глазами, выбежала из номера в мотеле — как он посмел предложить ей деньги! Щеку она ему поранила, и кровь текла минут пять. Ранка была как раз напротив правого верхнего клыка, самого острого из его зубов.


— Просто с первого января мы повышаем премиальные выплаты по договорам страхования жизни. До этого, как известно, мы исходили из предположений, что средняя продолжительность жизни в Соединенных Штатах будет неуклонно расти. Но, как оказалось, в последние три года наблюдается ее неуклонный спад.

Насест для кур

Ровно в девять трейниты разбросали на улице кальтропы — сварные железяки с острыми концами, — чем спровоцировали монументальную пробку общей площадью в семь кварталов на двенадцать. Легавые, как обычно, были переброшены совсем в другое место — у трейнитов было множество сторонников, желающих совершить отвлекающий маневр и оттянуть полицию на себя. Невозможно даже предположить, где и сколько сторонников и противников имели сподвижники Трейна, но, грубо говоря, если в Нью-Йорке, Чикаго, Детройте, Лос-Анджелесе или Сан-Франциско любые выходки участников движения вызывали радостное одобрение, то в пригородах или в маленьких городках Среднего Запада, услышав об акциях трейнитов, люди готовы были, недолго думая, схватиться за оружие. Иными словами, меньше всего трейниты имели поддержки там, где люди голосовали за Президента.

Затормозив движение, трейниты стали травить стекла машин дешевым, но едким химикатом, а на дверях писать краской лозунги. Некоторые из них оказались достаточно длинными: «ЭТО ТРАНСПОРТНОЕ СРЕДСТВО ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!». Некоторые — покороче: «ВОНЮЧКА!». Но чаще всего трейниты выводили на машинах ставшее популярным «ОСТАНОВИСЬ! ТЫ МЕНЯ УБИВАЕШЬ!».

И в конце каждого лозунга они малевали яйцеподобный овал, а под ним косой крест — упрощенный идеограмматический вариант главного символа трейнитов, черепа со скрещенными внизу костями.

Затем, сверившись со своими записями, которые через некоторое время уже гонял по дороге и по сточным канавам ветер от проезжавших машин, трейниты отправлялись к ближайшим магазинам и писали свои лозунги на витринах, причем подходили они к каждому магазину и магазинчику строго индивидуально.

Сделать это было нетрудно.


Подростки, школьники старших классов, свободные от уроков, развлекались тем, что потешались над злыми автомобилистами и владельцами изуродованных витрин. Некоторые из них соображали достаточно туго и не успели сбежать, когда налетела вызванная по радио полиция. Хулиганам пришлось совершить свою первую прогулку в суд, разбиравший дела несовершеннолетних. Но что ни делается — все к лучшему. Им было уже достаточно лет, чтобы понять: срок означает освобождение от призыва в армию. Срок — спасение от преждевременной смерти.

Большинству водителей, однако, хватило ума все это время не вылезать из машин, где они сидели за утратившими прозрачность стеклами и подсчитывали убытки. Практически все они были вооружены, но никто и не подумал достать пистолет. В Сан-Франциско один попробовал было, ровно месяц назад. Девица, из нападавших, была застрелена, а ее приятели, совершенно неотличимые один от другого в своих масках и домотканых балахонах, вытащили стрелявшего из машины и тем же едким химикатом, которым травили стекла, вытравили на его коже слово «УБИЙЦА».

А просто опустить окно и поругаться с демонстрантами смысла не было: долго дышать в этом воздухе человек не в состоянии — глаза и горло режет.