Д-р Эффрон побеседовал также и с матерью Макгоуэна Женевьевой, которой в момент убийства не оказалось дома. Она сказала, что ее супруг, скончавшийся от сердечного приступа, когда Джозеф находился в университете, «был намного ближе к мальчику, чем она, и часто ходил с ним гулять». По окончании высшего учебного заведения Джо поселился в родительском доме вместе с ней и бабушкой.

В отчете Эффрона говорится:

«Макгоуэн не всегда показывает свои чувства, утаивает многие стороны своего сложного истинного “я”, свое самоотождествление и связанные с ним эмоциональные трудности. Он пытается скрывать свою неспособность по-настоящему утвердиться в роли мужчины. В обществе противоположного пола всегда испытывает напряжение. Это порождает тревожность, в свою очередь подпитывающую саму себя и выливающуюся в еще большую напряженность, которая должна сгладиться полной потерей самоконтроля или сексуальной разрядкой.

Ему удается контролировать скрытый психоз и непомерными интеллектуальными усилиями сдерживать свои первобытные импульсы, но, как показывают прошлый и трагический недавний опыт, он может сорваться снова».

Дискуссия о том, рождаются маньяками или становятся ими (так называемый вопрос «наследственности или воспитания»), не утихает. Берусь утверждать, что человек, не имеющий определенных врожденных склонностей к импульсивности, приступам ярости и/или проявлениям садизма, не станет маньяком в силу трудного детства. В то же время я нисколько не сомневаюсь в том, что плохое воспитание и негативные впечатления детства и юности могут подталкивать к этому людей, обладающих такими врожденными склонностями.

Кстати, одним из таких людей был Эд Кемпер.

Эдмунд Эмиль Кемпер III был первым, кого мы с Бобом опросили после того, как мне пришла в голову идея разговаривать с убийцами. Единственной проблемой было то, что мы толком не понимали, что делаем.

Работая агентами ФБР, мы научились опрашивать свидетелей и допрашивать подозреваемых. Но ни один из этих навыков в действительности не помогал нам в беседах с заключенными. Опрос в процессе следствия — встреча с человеком, который может обладать информацией в связи с преступлением или совершившим его преступником. Мы стараемся разузнать как можно больше о том, кто, что, когда, где, зачем и как. К этому человеку не относятся, как к подозреваемому.

В то же время допрос подразумевает, что вопросы задаются человеку, которого подозревают в совершении преступления. Такого человека обязаны проинформировать о его правах, а получение сведений ни в коем случае не должно нарушать установленные процессуальные рамки. Для допрашивающего это обычно становится чем-то вроде презентации, в ходе которой подозреваемый получает неопровержимые доказательства своей причастности к совершенному преступлению. Чтобы привести подозреваемого к сотрудничеству и признанию, вопросы задаются не в сослагательном, а в утвердительном наклонении.

Ни один из этих подходов для наших тюремных бесед не годился. Взаимодействие между агентом и особо опасным преступником должно было носить неформальный и не слишком структурированный характер. Нам нужны были не факты, которые уже установили до нас, а мотивы, картина поведения до и после преступления, описание процесса выбора жертвы и, главное, ответы на вопросы почему? и зачем? И все это нужно было получить без излишнего нажима, напора и подводок, то есть в манере, прямо обратной той, которую мы старались применять в допросах подозреваемых.

Как бы парадоксально это ни выглядело, но беседа в тюрьме должна была быть «естественной»: просто пара людей собралась поговорить и обменяться информацией.

Раз уж мы были в Калифорнии, то решили начать с местной «клиентуры». Один из тамошних агентов бюро был учеником Боба и согласился стать для нас связующим звеном с тюремной системой штата. Эд Кемпер — гигант под метр девяносто ростом и под полтора центнера весом — отбывал несколько пожизненных сроков в тюремной больнице штата Калифорния в Вакавилле, городке на полдороге между Сакраменто и Сан-Франциско. За серию убийств на территории Калифорнийского университета в Санта-Круз и вокруг нее, совершенных им в 1972–1973 годах, Кемпер получил прозвище Убийца студенток. До встречи мы ознакомились со всеми страшными деталями его досье. Впоследствии это стало обязательной частью нашего рабочего процесса: мы не хотели, чтобы нас сбивали с толку или обманывали большие специалисты по этой части. Но нам нужны были не столько факты, сколько то, что думали и чувствовали подобные Кемперу, когда замышляли и совершали свои преступления. Мы хотели понять, что ими двигало, какими приемами они пользовались и как они относились к каждому из своих нападений или убийств постфактум. Нам нужно было знать, как и где зарождались их фантазии, что именно было для них наиболее ценной эмоциональной составляющей преступления и действительно ли муки и страдания жертв были им так важны. Короче говоря, где проходит водораздел между «практическими» аспектами совершения преступления и его «эмоциональными» мотивами.

Конец ознакомительного фрагмента.