— Хесс-не, — произнес он.

Злобно шипя, тени рассеялись, сгинули прочь в бесконечности Священного Царства. Богоугодная агония выпустила тело апостола из своих когтей, и он поклонился, благодаря за это благословение. Закончив все приготовления, Лайак повернулся и подошел к стене, где с оружейной стойки на него смотрел шлем-маска. Морда-забрало скалилась, застыв в гримасе ярости. На бронзовых щеках располагались глаза, похожие на горящие угли, — по два ряда из трех штук на каждой щеке. Огромную пасть усеивали серебряные зубы. Над бровями торчали рога из двух осколков обсидиана. Этот шлем был подарком первого из Гал Ворбак, и Лайак практически никогда не снимал его, за исключением тех недолгих минут, когда медитировал в одиночестве.

Апостол снял шлем со стойки, и злость, пропитавшая артефакт, откликнулась вкусом крови на языке.

Он осторожно надел шлем, чувствуя, как внутренние крепления вонзились в щеки. Дыхательные трубки самостоятельно подключились к броне, и первый же вдох наполнил легкие апостола дымом ладана. Потоки колхидских рун завертелись у него перед глазами, и стены вокруг приняли форму и цвет, невидимые для смертных.

«Он здесь», — промелькнула мысль в голове Лайака. Он развернулся и опустился на колени — и двери в святилище башни распахнулись. Алые покровы сгорбленных существ, стоящих у дверей, всколыхнулись — фигуры повторили жест апостола. Закутанные в плащи прислужники не могли ни услышать скрипа дверей, ни увидеть вошедшего, но одного его присутствия оказалось достаточно, чтобы они пали ниц.

Лоргар Аврелиан на миг остановился у порога. Его кожу покрывала золотая пыль. Щеки, виски, макушку и затылок пересекали вертикальные линии клинописи. Доспехов на нем не было, лишь кроваво-красная ряса. Не считая роста, он походил на жреца пустынной планеты, где провел детство.

От Лоргара веяло силой — но не той яростью, что исходила от Принца Крови, ставшего изгнанником, и не чистой потусторонней энергией, что окутывала Магнуса. Каждый, кто оказывался рядом с Лоргаром Аврелианом, испытывал желание внимать его речам, преисполнялся страхом и восторгом, ощущая в каждом жесте примарха глубокие эмоции.

Но сейчас Лайак не почувствовал ничего, кроме боли от креплений, вонзавшихся в его лицо.

— Ваше блаженство, — проговорил он.

— Поднимись, сын мой, — велел Лоргар. — И прости меня за то, что я отвлек тебя от выполнения ритуала.

— Там, где ступает ваша нога, рождаются истина и неземная возвышенность, — ответил Лайак, — и ваше появление не отвлекло меня, но лишь сменило один священный долг на другой, более великий.

Лоргар благодарно кивнул и на мгновение прикрыл глаза.

— Через два часа мы достигнем границы Бета-Гармона. Мы должны встретить там магистра войны. Уста благорожденного изрекают сообщения для остальных моих братьев. Он созывает нас, чтобы мы в последний раз встали плечом к плечу, как вставали когда-то у ног нашего отца.

Аврелиан умолк. Он подошел к хрустальному иллюминатору, за которым танцевали головокружительно-яркие потоки варпа. Лайак невольно задумался, что видят глаза его примарха в этом танце. Сам апостол видел только призраков и уже давно перестал задаваться вопросом почему.

— Мы отвечаем на призыв магистра войны и благословлены на исполнение его приказов, — проговорил Лайак.

— Нет, — возразил Лоргар, — мы еще не получили сообщения. И не получим, пока не приблизимся к Хору-су вплотную. Но это не имеет значения. Мы направляемся к Бета-Гармону не из-за его призыва. Нас ждет суровое испытание, сын мой. Отсюда начинается заключительный акт нашей пьесы. Время и судьба пересеклись в одной точке, и колесо Вселенной вот-вот начнет вращаться вокруг нее. Именно так было предсказано голосами бури и написано кровью умирающих. Всеобщий рок вот-вот обрушится. Нас, все человечество, ждет божественная победа. — Лоргар перевел взгляд на Лайака. В его глазах танцевали отражения вопящих призраков. — Ты понимаешь это, сын?

Лайак склонил голову, чувствуя, как путаются его мысли.

— Святейший из владык, чем я могу услужить?

Лоргар снова отвернулся к иллюминатору, и апостол ощутил, как потускнело сияние, расходившееся от примарха, словно на солнце набежала туча.

— Я слышу музыку вечности, сын мой. Хорус… — медленно начал Лоргар. — Что-то… что-то случилось с Хорусом.

Фольк

— Командор, флот готов выполнять заключительные приготовления к высадке.

Фольк не ответил. Он уже знал об этом. Смертный серв лишь произнес формальные фразы, изученные командиром так хорошо, что их ритм, казалось, совпадал с ритмом биения его собственных сердец. Фольк не отрывал глаз от машины, покоящейся перед ним на скалобетонном постаменте. Полированный металлический корпус посверкивал в красном свете ламп подземного ангара. По хвостовым рулям и законцовкам крыльев шли черно-желтые полосы.

— Из железа рождается сила. Из силы рождается воля… — начал он. Слова вырывались изо рта вместе с белым паром.

Системы ударного корабля командора ожили, воздух задрожал.

— Из воли рождается вера…

Сервитор начал отсоединять кабели из разъемов на спине доспеха. Техножрец в пурпурно-медной мантии расхаживал по ударному истребителю, с его медных пальцев капало масло. За жрецом следовал адепт, взводя оружейные предохранители и закрывая панели доступа.

— Из веры рождается честь…

Фольк направился к кораблю. Каждый шаг в обесточенных доспехах требовал усилий. Командор забрался в кабину пилота, и его броня подключилась к системам истребителя через разъемы на спине.

— Из чести рождается железо…

Системы ударного истребителя ожили. Нейропровода в разъемах вдоль позвоночника Фолька завибрировали, железо и орудия тоже стали частью его существа, и все тело пронзила боль. Командор судорожно вдохнул и почувствовал, как его переполняет энергия двигателей, как покалывает пальцы соединение с орудиями. Будто встали на место недостающие детали.

Воздушным судам Железных Воинов присваивали только номера, в отличие от остальных легионов, где на самолеты навешивали имена, как дурачкам — бубенцы на колпаки. В IV легионе так не поступали. Фольк управлял «Молнией-Вороной» уже сорок лет, тем не менее ее единственным знаком отличия был личный номер, добавленный к наименованию части, — «786-1-1». Первый истребитель первой эскадрильи 786-го гранд-звена. По крайней мере того, что от него осталось.

— …Вот моя Нерушимая литания, и да будет так вечно.

Фольк отстегнул шлем от набедренного крепления и водрузил его на голову. Стекло кабины начало опускаться. Вдоль всего ангара замерцали желтые огни, взвыли сирены боевой тревоги, взревели двигатели.

Командир закрыл глаза. Круглый серебряный имплантат, последние тридцать лет занимавший правую глазницу, отобразил перед ним примитивную карту из зеленых линий. Фольк поднял веки, и зеленая проекция наложилась на окружающий мир, расцвечивая системы кабины иконками статуса.

— Всему подразделению — подготовка к запуску завершена, — сообщил он, включив вокс, — вылет по отсчету, братья.

На самом краю поля зрения командира вспыхнули и начали уменьшаться числа. Металлическая стена ангара поползла вниз, в пол, следом открылась наружная взрывоустойчивая дверь. В темноте проема заплясали алые вспышки — отблески идущего сражения. Взметнулись снег и пепел. Фольк направил энергию в двигатели истребителя, и «786-1-1» оторвался от дна пещеры. В бок тут же ударил ветер, и пилот машинальным движением выровнял траекторию.

Ангар наполнился ревом двигателей — в воздух поднялись остальные шестьдесят четыре самолета: тройки перехватчиков «Ксифон», «Огненных хищников» и «Молний-Ворон». Этих машин с неокрашенной стальной обшивкой все еще было достаточно, чтобы называться гранд-звеном. Ровно столько, сколько нужно. Но сейчас им предстояла битва с половиной необходимого боезапаса. Патронные ленты полупусты, аккумуляторы лазпушек почти на нуле, а топлива едва-едва хватит, чтобы выполнять задачу. Менее десяти лет назад отправиться в бой в таком состоянии было немыслимо. А теперь… А теперь воины IV легиона отчаянно нуждались в припасах.

— «Семь восемь шесть — один — два» к полету готов, — раздался голос Заррака из динамика вокса.

Фольк отправил напарнику автоматическое подтверждение.

— Не в духе сегодня, а, братец? — Металлический скрежет в испорченном голосе Заррака не мог скрыть плещущегося в словах веселья.

Командир проигнорировал вопрос, хотя уголки его губ едва уловимо дернулись в некоем подобии улыбки.

— Схемы вылета загружены, — сообщил он в вокс. — Оникс, говорит звено «семь восемь шесть», ждем разрешения на вылет.

Динамик разразился помехами. Отсчет времени подходил к концу.

— Звено «семь восемь шесть», вылет разрешаю, — сказал офицер.

Этот человек займется анализом информации, поступающей от звена Фолька, и сопоставлением ее с результатами множества других расчетов, ведущихся по всей крепости Оникс. И для него вся война за Крэйд будет выглядеть потоками цифр и сигналов, которые он увидит и услышит. Командир порой старался почувствовать хоть что-нибудь, кроме презрения к такому существованию.