Я приехал на метро. В студии я чувствовал себя еще более неловко, чем на первой встрече. Стив меня презирал. Мы вместе поднялись вверх по ступенькам на второй этаж небольшого паба в Чисвике. Там не было звукоизоляции, просто казалось, что стены сделаны из картона, вокруг стоял запах несвежего пива. Первый день прошел ужасно, это было так неловко, у нас даже не было подходящей звуковой системы, мой голос исходил из гитарного усилителя. Я не мог удержать ноту своим тоскливым мертвым голоском. У меня не было понятия, как петь мелодии. Даже когда я играл дома записи, я никогда не пел вместе с ними. Я никогда не мог сравнить себя с Элвисом Пресли или The Beatles, так как мысль о том, что я могу стать певцом, никогда не приходила мне в голову. У меня было мало музыкальных героев. Однако идея погрузиться в атмосферу этой группы заинтриговала меня, поэтому я действительно настаивал на работе. Мы начали ежедневно репетировать, чтобы увидеть, как мы будем прогрессировать после недели репетиций.

В этот момент Глен Мэтлок уперся рогом и решил уйти. Пол тоже сдался — он не видел в этой затее никакой надежды. Стив вернулся, потому что я уже к тому времени писал тексты песен. И тогда он сказал: «Давайте дадим ему шанс!» Никто из них никогда не писал песен, поэтому они решили, что я могу быть им полезен.

Трудности начались, когда они попытались превратить меня в кого-то типа участников Bay City Rollers. Мол, будь милым, сладким и пой, пой старые песни, которые, конечно же, я петь не хотел. Я вцепился зубами в свою идею, а если я во что-то вцепился, то уже от этого не откажусь.

Даже если придется воевать. Мне кажется, моей основной мотивацией было именно презрение. Я решил не давать этим придуркам шанса командовать мной. Я мог доказать, что я лучше их. Я знал, что они не могли писать песни, потому что когда я попросил показать, что у них есть, они вообще ничего не могли мне предоставить, даже трех связных предложений. Это было грустно, ведь они говорили мне, что репетируют два года. Поэтому я стал предлагать собственную лирику. Почему бы не спеть об анархии? Возможно, это было связано с тем, что я много об этом читал, потому что других причин не было. «Деструктивный» элемент вписался довольно хорошо, многие люди и сейчас считают, что Sex Pistols — абсолютно отрицательные персонажи. Согласен, и что, черт возьми, с этим не так? Иногда самые позитивные вещи, которые происходят в скучном обществе, как раз и являются самыми негативными. Это помогает. Если ты не можешь выражать негатив, ты слаб, так что не лезь со своей точкой зрения. Всегда нужно придерживаться своих идеалов до конца.

ДЖУЛЬЕН ТЕМПЛ: Первоначально меня привлекли свирепость и оригинальность Pistols. Но не как музыкантов, скорее, они подкупили меня отношением, которое демонстрировали. Можно принимать лишь одну сторону, если вы говорите о Sex Pistols и их важности. Они были больше, чем просто группа. Это было театральное представление. Шокирующий, круто спроектированный театр. Невероятная злость, пробуждавшая силу, уходящую корнями в годы задолго до появления рок-н-ролла.

КЭРОЛАЙН КУН: То, что Джонни делал в Pistols, было драматической яростью, которую всегда неправильно понимали.

Я определяла Pistols как театр ярости. Сцена была прекрасным местом, чтобы выразить агрессивные эмоции, что, однако, привело к ошибочному представлению о том, что панк был жестоким. Но причина в том, что в панк-движении насилие кроется совсем в другом. Это не имеет ничего общего с сутью того, чем является панк. Джонни больше всего нравилось выражать ярость в формате рок-н-ролла.

ДЖОН ЛАЙДОН: В то время Ник Кент, британский журналист, время от времени играл с группой. Так сказал мне Стив. Они никогда не делали его участником коллектива, хотя он считал себя таковым. С той поры он не написал обо мне ни одного доброго слова. Когда я пришел в группу, я взглянул на него и сказал: «Нет, этот должен свалить!» Они ответили мне, что он и так не в группе, так или иначе, они никогда не писали ни одной песни вместе.

Я знаю, что окружающие часто говорили о Глене как парне с сочинительским талантом и мелодичностью, говорили, что без него нам не удастся написать ни одного хита. Черт возьми, кого волнуют хитовые синглы? Это неуместно и, кроме того, лживо. При всей мелодичности Глена, он не так уж и много успел сделать до того, как ушел, не правда ли? Я не думаю, что люди в полной мере понимают, что в группе все должно быть гармонично и целостно.

СТИВ ДЖОНС: Мэтлок определенно был неплохим музыкантом, было легче, чтобы Мэтлок был в группе, но им не нравился он как человек. Он был таким хорошим мальчиком, таким чистым, выглядел так, как будто никогда не выходил из дома, не поев. Его всегда кормили, за ним ухаживали, что в принципе нормально.

Но когда ты в группе с кем-то таким, он тебя раздражает. У него было такое помпезное лицо, по которому хотелось съездить. Глен постоянно пытался показать мне свои сложные аккорды, что бесило меня еще больше. Мне не были интересны его аккорды а-ля The Beatles. Я не мог играть то, что он пытался показать мне. Если бы мы играли эти аккорды, мы бы звучали как Dr. Feelgood или еще какая-нибудь из подобных групп.

ДЖОН ЛАЙДОН:Первая песня, которую я написал для группы, так и не была выпущена. Это была песня о Мэнди, которая хотела убить своих родителей. Название скучное, а сюжет потрясающий.

Едва ли я помню текст, но он звучал так, будто на ковре кровь… Кровь на лестнице, и у дорогуши Мэнди кровь на волосах! Это была такая чушь, что Глен не мог с этим справиться: «Почему нужно, чтобы все было так негативно?» Поэтому мы стали играть каверы типа What you gonna do about it?

Я был в очень смешанных чувствах, когда услышал свой голос из динамика. Это был просто мрак. Я думал, что обречен. Мне пришлось по-настоящему работать, однако было приятно, что группа все же решила продолжать. До сих пор не понимаю, как они могли быть настолько отчаянными, что решили мириться со мной. Ведь это было все равно, что пытаться научить глухого общаться с немым.

Конец ознакомительного фрагмента