Однако ее слова о жизни и смерти никак не давали мне покоя.
Глава 19
Считалось, что постановка цирка дю Солей «О» была столь важна для отеля «Белладжио», что сначала была построена сцена для этого представления, а уж сам отель и казино строились вокруг этой сцены. Сцена действительно потрясала! Она вмещала в себя бассейн с полутора миллионами галлонов воды! [Шесть миллионов семьсот пятьдесят тысяч литров воды.] В бассейне плавала платформа с десятками тысяч крохотных отверстий, которые позволяли ей всплывать и уходить под воду за считаные секунды, не вызывая при этом никаких волн. Это позволяло участникам представления нырять в воду с большой высоты, а уже через минуту бегать по поверхности на ногах.
Все билеты были распроданы на месяцы вперед. Я не стал спрашивать Калли, как ей удалось достать билеты на первый ряд балкона, да в этом не было никакого смысла. Калли всегда получала то, что хотела.
Само шоу очень трудно описать, но говоря общими словами — это был праздник воды. Никакого содержания, как такового, не было, да оно и не было нужно. «О» — это потрясающий дивертисмент атлетов, акробатов, синхронных пловцов и всяких сказочных персонажей, которые все выступают на «жидкой сцене».
Музыкальное сопровождение описывали как запоминающееся и лиричное, легкое и меланхоличное — и в этом не было ни слова лжи: музыка была великолепна. По мне, так соединение музыки и хореографии подчеркивало красоту и зрелищность происходящего на сцене. Естественно, что это был не первый цирк в моей жизни, который произвел на меня впечатление. Но никогда раньше у меня не возникало такой эмоциональной связи с артистами на сцене. Сидя рядом с Калли и наблюдая «О», я вдруг почувствовал, что полностью захвачен грацией, силой и искусством актеров. Я наслаждался каждой минутой перформанса.
В представление входило семнадцать номеров, которые шли без всякого перерыва. Несколько раз я украдкой поглядывал на Калли, но на ее лице было не больше эмоций, чем на лице Джоан Риверс [Американская комедийная актриса, известная своими многочисленными косметическими операциями.] после курса уколов ботокса.
Так было до семнадцатого номера: «Соло на трапеции».
Именно тогда я заметил, что правая рука Калли напряглась, совсем чуть-чуть. Я внимательнее посмотрел на нее и увидел, что она не плачет, но находится на грани эмоционального срыва. Удивительно, но одна-единственная слеза появилась на кончиках ее ресниц и медленно стекла до середины ее щеки. Она не чувствовала, что я смотрю на нее, и не попыталась ее вытереть. В этом театре «О» посмотрели более девяти миллионов зрителей, но ни один из них не был тронут так, как Калли. Я знаю, что говорю, потому что наблюдал за ней в ситуациях, в которых разрыдался бы самый «крепкий орешек». Так вот, если сложить вместе все те ситуации и это представление, за все время она пролила всего только одну слезинку.
Я открыл программку и заметил, что сегодня на трапеции выступала девушка из второго состава. В ее имени было что-то знакомое.
А потом меня как обухом по голове ударило.
Это была Эва Ле Саж.
Сам я ее никогда не встречал, но знал, что Калли, по поручению «Сенсори ресорсез», контролировала Эву в Атланте. Обычно вы привязываетесь к людям, которых контролируете и хотите, чтобы они добились успеха в жизни. Оказывается, Калли была гораздо более сентиментальна, чем можно было подумать. А с другой стороны, когда она убивала Чарли и его дружков несколько дней назад, то лишь слегка нахмурилась, поэтому матерью Терезой ее никак нельзя было назвать.
— Цирк дю Солей выступает в Вегасе одновременно на шести площадках, — заметил я после окончания представления.
— И что?
— А то, что сегодня вечером на Стрип [Главная улица Лас-Вегаса, на которой расположены все основные казино.] выйдут пятьсот их артистов, и все настолько голодные, что будут готовы заняться самоудовлетворением.
— Любой может заняться самоудовлетворением. — Она как-то странно посмотрела на меня.
— Я совсем не это имею в виду.
— Тогда спасибо, что предупредил.
Мы сели в ожидавший нас лимузин и направились в отель «Энкор». У нас был забронирован столик в ресторане «Свитч».
— А что-нибудь еще ты в этом шоу заметил? — спросила Калли. — Я сейчас не имею в виду сексуальную сноровку выступавших.
— Думаю, что это лучшее шоу, которое мне довелось видеть в жизни. Синхронные пловцы, акробаты, солдаты в красных мундирах и напудренных париках, которые катаются на карусели, сидя верхом на лошадях, ныряльщики мирового уровня, и этот мужик, который был настолько поглощен своей газетой, что продолжал читать ее даже после того, как превратился в факел…
— А еще что?
— И особое впечатление на меня произвела акробатка на одиночной трапеции, дебют которой мы сегодня увидели. Твоя знакомая по Атланте. Эва Ле Саж.
— Когда ты это понял? — спросила Калли, помолчав минуту.
— Только в самом конце.
— Как ты думаешь, она сможет войти в первый состав?
— Я в этом не специалист, — пожал я плечами.
Взглянув на Калли, я понял, что для нее важно услышать мое личное мнение, что-то, что будет идти от чистого сердца. И я решился.
— На мой взгляд, Эва обладает совершенно особенными качествами балерины, которые делают ее абсолютно фантастической. Сегодня она меня просто поразила. Это было все равно что наблюдать поэзию в движении.
— Поэзия в движении, — повторила за мной Калли. В голосе ее мне послышалась тоска. — Ты это сам придумал? — спросила она, подумав.
— Это старая песня из шестидесятых.
— Восемьсот шестидесятых? — усмехнулась девушка.
— Девятьсот, умник. Джонни Тиллотсон.
— Я серьезно, Донован. Откуда ты это знаешь? Ведь в шестидесятых ты еще даже не родился.
— Знаешь, на свете есть вещи, о которых стоит узнать побольше.
— И что, музыка шестидесятых — это одна из них?
— В те времена музыка была гораздо лучше.
— Если говорить о названиях песен, то, наверное, ты прав.
Какое-то время мы ехали молча, ощущая, как машина подрагивает на неровностях дороги.
— Прошу прощения — это все из-за строительства, — сказал водитель, обернувшись в нашу сторону.
— Все в порядке, — ответил я. Конечно, виновато строительство. В Вегасе строили всегда и на каждом шагу.
— Ты голодна? — спросил я.
Я хотел пообедать в «Свитч», потому что слышал, что там подавали какой-то фантастический салат с лобстерами на закуску и очень хорошие стейки. Уникальной особенностью этого ресторана было то, что каждые двадцать минут свет в зале гас, играла жутковатая музыка, а стены и потолок полностью меняли свой декор. Я даже слышал, что иногда официанты тоже быстренько переодеваются в другие костюмы. Приманки для туристов — я это хорошо понимал, — но мне хотелось рассказать об этом Кэтлин и Эдди, когда я вернусь.
— Я не очень большой ценитель еды, — ответила Калли, — но я закажу себе что-нибудь пожевать, пока мы будем обсуждать эту… ситуацию.
— А что, есть какие-то проблемы? С Эвой? — поинтересовался я.
— Думаю, что они на подходе, — ответила девушка.
Глава 20
«Свитч» меня не разочаровал. Этот ресторан был полон ярких цветов, венецианского цветного стекла и диковатых, но очень стильных тканей. А кроме того, в ресторане был виски-бар, в котором, помимо многих классических брендов бурбона [Американский виски, который готовится из ржи.], был мой самый любимый: «Паппи Ван Винкль», семейные запасы двадцатилетней выдержки. Я сразу же заказал нам по порции этого напитка.
— Я хочу шардоне, — попросила Калли.
Официант остановился в нерешительности.
— Принесите ей порцию «Паппи», — велел я, — и бокал вашего местного шардоне. На всякий случай.
После того как он ушел за напитками, я спросил:
— Ты помнишь Берта Ланкастера?
— Актера? — уточнила Калли и оглянулась. — Он что, где-то здесь?
— Разве что его дух, — ответил я.
— А-а-а… — Она на минуту задумалась, а потом продолжила: — Мне он понравился в том фильме с Кевином Костнером, о бейсбольном поле.
— «Поле его мечты», — уточнил я. — Его последний фильм.
— Так, и что с ним?
— Когда ему было шестнадцать лет, Берт Ланкастер убежал из дома и присоединился к цирковой труппе — хотел стать акробатом на трапеции.
В глазах у Калли появился интерес.
— И что, ему удалось?
— Да.
Официант принес напитки:
— Сделай глоток бурбона, — предложил я. — Не разочаруешься.
— Ну хорошо, — произнесла она со вздохом. — За твое здоровье.
Мы чокнулись, и я посоветовал:
— Подержи его на языке до тех пор, пока не почувствуешь вкус жженого сахара.
Калли сделала, как ей было сказано, скорчила гримасу и выплюнула весь бурбон в бокал для воды.
— Как ты только можешь это пить? — воскликнула она. — Это же настоящий бензин.
Я посмотрел на янтарную дымчатую жидкость в ее стакане, нахмурился и произнес:
— Не могу поверить, что ты это сделала. Это все равно что плеваться в церкви.
Я взял ее стакан и поставил рядом со своим.
Калли жадно пила воду из моего бокала. После того как выдержка к ней вернулась, она сделала глоток шардоне.
Я поднял свой стакан, сделал еще один глоток виски и попытался воспроизвести по памяти:
— «Мы делаем лучший в мире виски. Не для денег, а для того, чтобы все ценители пили его».
— А это еще откуда?
— Это девиз «Паппи Ван Винкль».