— То есть ты хочешь сказать, что тебя это совсем не расстроило? — поинтересовалась Моника.

— Все именно так, — сказала Надин, — хотя будь на то моя воля, то я не выбрала бы вас, а также это место и время, чтобы сказать ему о Кэтлин.

— Я думаю, что он блефует, — сказала Моника. — Он никогда в этом не признается, но мне кажется, я сделала ему больнее, чем он мне.

— А мне кажется, что ты восхитительна, — ответил ей я.

— Что?

— Мне нравится в тебе абсолютно все. У тебя офигительное тело, и готов поспорить, что ты просто ураган в койке.

Ее лицо стало просто вишневым, как тлеющие угли.

— Это с какой-то радости, черт возьми, ты набрался нахальства говорить со мной таким образом?

— А что ты от меня ждала? Я уже три года не трахался. И вдруг вплываешь ты, в боевой раскраске и в брюках, которые просто кричат: «Потрогайте мою крепкую попку!»

— Да как ты смеешь!

— Доброе слово и кошке приятно, — пожал я плечами.

— А это еще что должно значить? — выкрикнула Моника и вылетела из комнаты прежде, чем я смог ответить.

— Думаю, тебе стоит догнать ее, — сказал я Хьюго. — Ей не понравится, когда охрана прижмет ее к стене.

Он убежал, а Виктор произнес:

— Это… все ка…са…лось толь…ко… вас.

— Что именно?

— Экс…пе…ри…мент.

— Эксперимент, — повторил я.

— Мы хо…те…ли по…смо…треть, до че…го… вы… смо…же…те дой…ти.

Я подумал о семи кредитах, которые Калли, по поручению Виктора, выдала четырем замужним парам и трем одиночкам, о кредитах, которые состояли из одиннадцати человеческих жизней и восьмисот штук наличными — деньги были заплачены, а жизни взяты только из-за этих двух карликов.

— Ты заставлял меня убивать всех этих людей только потому, что хотел посмотреть, как долго я соглашусь это делать? А почему?

— Вы ви…де…ли… фильм… Их по…ме…ня…ли мес…та…ми?

— Ну.

— Мы по…спо…ри…ли, я… и… Хью…го.

— И кто выиграл?

— Он.

— И сколько же он выиграл? — спросил я, тупо глядя на парализованного.

— Как… в ки…но.

— Что, один доллар?

— Да, но… ва…жен… прин…цип, а… не… день…ги.

Хьюго поклонился, вынул из кармана бумажку в один доллар, высоко поднял ее и исполнил какой-то странный победный танец.

— Он… очень гор…дит…ся сво…ей по…бе…дой, — пояснил Виктор.

Мы с Надин посмотрели друг на друга.

— Кажется, что мы услышали достаточно, — сказала она.

Когда мы остались с ней вдвоем, я спросил:

— И когда же вы собирались мне сказать?

— Я готовилась к этому.

— А ведь вы с Лу сказали, что с Кэтлин и Эдди все в порядке.

— Хотите знать правду? — спросила она, немного помолчав.

— Да давайте, чего уж там. В крайнем случае мы всегда сможем отказаться от вашей ерунды.

— Доктор Говард запретил говорить вам что-нибудь, что может повлиять на ваше выздоровление.

— Но она помолвлена.

— Да.

Все это было почти невозможно перенести.

— Я думал, что все это нелегко далось Кэтлин, — сказал я. — Да и Эдди тоже.

— Но у Кэтлин не было причин не верить в вашу смерть. Не забывайте, что она была на ваших похоронах.

— Она была убита горем?

— Меня там не было, но, насколько я понимаю, ей было тяжело.

— Вы думаете, ее кто-то сопровождал?

— Я думаю, что этот разговор нас ни к чему не приведет. Как вам кажется?

— Вы действительно хотите знать, что мне кажется?

— Да, — ответила она. — Ведь это моя работа.

— Я знаю, что она очень хотела замуж и что для Эдди это только лучше. И все-таки я думаю, что все это произошло слишком быстро, вам так не кажется?

— Я воздержусь от комментариев, — услышал я ответ Надин.

Глава 48

— Привет, Сал, — сказал я в трубку.

— Что? Это кто? Откуда у тебя этот номер?

— Прислушайся, ведь ты же знаешь, кто говорит.

— Какого черта?

— У тебя есть для меня работа?

В абсолютной тишине, повисшей в трубке, я практически слышал, как ворочаются его мысли.

— Это что — как это называится? — старая запись? Кто-то хочет пошутить? Правда, шутка плохая.

— Это я, Крид.

— Ерунда.

— Ну, спроси меня о чем-нибудь, что могу знать только я, — предложил я.

— Боже милостивый, это действительно ты!

— Но ведь ты еще ничего не спросил.

— А никто, кроме тебя, не мог предложить ничего подобного. Боже ж ты мой! Чертов чердачный обитатель встает из могилы!

А потом, как будто это только что пришло ему в голову, он заявил:

— Прошу вернуть деньги за — как это называится? — погребальный венок.

— Вычтешь из моего следующего гонорара, — рассмеялся я.

— И я не забуду, не надейся. Так кого же убили и выдали за тебя? И где ты сам, черт возьми, пропадал?

— Сал, ты же знаешь правила. Это закрытая информация.

— И после этого все вы, правительственные ублюдки, удивляетесь, что у меня — как это называится? — кризис доверия?

— Так есть у тебя для меня работа или нет?

— Да хоть десять штук.

— Для начала дай ту, что попроще. Я пока готов только на пятьдесят процентов своей мощности.

— А это значит, что ты самый лучший из всех, кого я знаю.

— Прекрати, — прервал я его. — Ты заставляешь меня краснеть.

— Так тебе нужно что попроще? — уточнил он. — Хорошо. Эту я хотел выполнить сам.

— А что это? Какая-то девчонка-скаут, которая забыла подать тебе пирожные?

— Столько лет тебя знаю, а ты становишься только мудрее.

— А я и не знал, что у мудрых людей принято кого-нибудь хвалить.

— Я могу книгу написать о том, чего ты не знаешь. Так ты берешься за эту конфетку, а не работу, или как?

— Слушаю тебя, мой повелитель.

— Ты чего несешь?

— Сначала мне нужна простая работа, а об остальных поговорим позже.

— Ну вот и умница.

— Итак, почему ты считаешь, что эта работа такая простая?

— Потому что ублюдок сам хочет умереть.

Я не знал, кто такой этот ублюдок, но хорошо представлял себе, что он может чувствовать.

Глава 49

— Калли, это я.

Сначала в трубке помолчали, а потом раздался взрыв.

— Боже мой! Боже мой! О БОЖЕ МОЙ! — визжала Калли.

— Я вернулся.

— О, Донован! Слава тебе господи!

Мы прошлись по всем вопросам, как будто отмечали их в опросном листе, и договорились об обеде.

— Я с нетерпением жду встречи с Эвой, — заметил я.

— А ты не боишься, что тебя увидят в компании двух лесбиянок? — рассмеялась Калли.

— Дай подумать. Нет, не боюсь.

— Отлично. Не могу дождаться, когда вы двое встретитесь. А ты уже знаешь? Она ведь теперь в первом составе.

— Я в этом ни минуты не сомневался. А сейчас серьезно — ты сказала ей, чем занимаешься?

— Ну конечно. Я декоратор. Клиентура только класса А.

— Работа, которая требует частых разъездов.

— Вот именно.

Мы немного помолчали.

— А как ты насчет взрывчатки? — спросил я.

— Не так, чтобы совсем плохо. А что, уже есть работа?

Я в деталях рассказал, что мне будет от нее нужно, а она задала мне несколько уточняющих вопросов. Когда на все вопросы были даны ответы, мы еще помолчали.

— Скажи, ты когда-нибудь думала о том, чтобы завязать? — спросил я.

— Каждый день. Но потом разум берет верх. А ты?

— То же самое.

Во многих вещах мы с Калли были очень похожи: оба верили, что убийства, которые мы совершаем по приказу правительства, необходимы, и еще оба любили это ощущение опасности. В то же время мы оба мечтали о том, что когда-нибудь заживем нормальной жизнью, окруженные людьми, которым мы не безразличны.

Ну и, кроме этого, мы с ней оба любили красивых женщин.

— Здорово, что ты вернулся, Донован. А то я уже думала, что потеряла тебя навсегда. Не дождусь, когда увижу тебя.

Я только отключил мобильный, как в мой кабинет с папкой в руках зашел Лу.

— По-моему, ты уже проделывал это однажды, — сказал я.

— Да, но результат был другой.

— Так что, новый жених чист?

— Как эмблема отряда бойскаутов. Мне жаль, Коннер.

Я бесцельно смотрел прямо перед собой.

— Ну оно и к лучшему, — сказал я. — Знаешь, Лу?

Келли посмотрел на меня.

— Прекрати называть меня Коннер. Мне больше нравится Крид.

— Дарвину это не понравится, — нахмурился мой зам.

— Да пошел он к черту.

— Ну это он всегда успеет. — Лу еще больше помрачнел. — А что по поводу людей Тары? Ты что, не боишься, что они могут взяться за Кэтлин?

— С какой стати? Мы больше не вместе.

— А что, если Кэтлин узнает, что Донован Крид все еще топчет эту землю?

— Не вижу, как это может случиться. Но даже если и так — я просто незнакомый мужчина с таким же именем. Если не обращать внимания на рост, то с контактными линзами меня не узнает ни одна живая душа.

— Должен сознаться, мне имя Коннер Пэйн никогда не нравилось.

— Но документы сохрани. Вдруг имя понадобится для работы.

— А как быть с «Джо Лесли»?

— От него тоже не будем отказываться.

— Я передам Дарвину, — сказал Лу и повернулся, чтобы уйти.

— Подожди секунду, Лу.

Он остановился и повернулся ко мне.

— Мне кое-что надо от Дарвина, — сказал я. — И для меня это очень важно.

Он склонил голову набок, как будто говорил: «ну-говори-же-скорей-не-томи-душу».

— Эта пластика, которую мне сделали… Классно, правда?