— Это Гомер, — шепнул мне в ухо Ли.

Как только он это произнес, я все поняла. Гомер пытался заманить солдата подальше, оставив дверь распахнутой. Мы с Ли вернулись на наблюдательный пункт. И были потрясены. Вместо того чтобы героически ринуться к деревьям, солдат рванул обратно. Он проскочил внутрь и с грохотом захлопнул дверь за собой. Даже с такого расстояния мы услышали, как он задвигает засов и щеколду, а потом и вторую.

— Чертов Гомер! — пробормотал Ли. — Ему все кажется, что это игра.

— Будем надеяться, у них нет огнестрельного оружия, — сказала я. — А если что, доставят его не сразу.

— Я-то думал, солдаты у них уверенные, хорошо обученные профессионалы.

— А ты помнишь, что мы уже слышали? Профессионалы у них есть, но есть и множество призывников. Новобранцев. Судя по всему, они вовсе не рады тому, что их призвали.

— Нам лучше уйти отсюда.

Мы отступили и через двадцать минут встретились с остальными у дома учителя музыки. Гомер выглядел немного смущенным. Он не мог, конечно, в одночасье стать человеком полностью зрелым и ответственным. В нем все еще таился слегка диковатый и безумный подросток.

— Ладно, вперед, валите все на меня, — пробурчал он, прежде чем я успела произнести хоть слово. — Но мне показалось это неплохой идеей, вот и все. Если б он пошел посмотреть, в чем дело, Ли с Элли могли бы проскочить внутрь, и вы целовали бы теперь меня в обе щеки и платили бы за мое пиво.

— Надо бы дать тебе пинка под зад, — пробормотал Ли.

— Это было глупо, — заявил Крис. — Будь у солдата оружие, он бы тебя застрелил. А безоружным он ни за что не полез бы посреди ночи в кусты разбираться, в чем дело. В любом случае это было глупо.

Добавить к этому было нечего. Мы все устали и пребывали в дурном настроении. Предоставив Гомеру первому встать на стражу, мы устроились спать на первом этаже дома. Это был самый безопасный дом из всех, что мы знали, потому что здесь было множество выходов с верхнего этажа — по толстым ветвям деревьев. И к тому же отсюда отлично просматривалась дорога, так что никто не мог подойти незамеченным.

На меня сильно подействовало то обстоятельство, что я очутилась в настоящей кровати, в спальной комнате. Это было прекрасно, спокойно, удобно — настоящая роскошь. Я отстояла на страже с шести до восьми, а потом проспала до самого обеда.

3

Весь день мы провели в безделье, пытаясь придумать какой-то идеальный способ проникнуть в госпиталь. Я почти все время сидела на полу, завернувшись в клетчатый плед. Помню, как я смеялась над Крисом, который делал вид, что смотрит телевизор. Он гримасничал перед плоским серым экраном, словно там шло какое-то шоу или комедия. Казалось странным, что телевизор раньше играл такую большую роль в нашей жизни, а теперь, при отсутствии электричества, этот ящик стал самой бесполезной вещью в доме.

В этот день я почти все время чувствовала себя счастливой. Это оттого, что мы вновь взялись за дело. Конечно, пока мы сделали мало, но даже такая малость стала для меня пищей, питьем, воздухом, жизнью. Другие думали, что я сурова и независима, но я нуждалась в этих пятерых куда больше, чем в ком-либо раньше.

Но мы пока что не могли придумать, как попасть в госпиталь. Приблизилась ночь, потом она сгустилась и наконец накрыла землю. А мы так ни до чего и не додумались. Я рассеянно думала о нелепой отвлекающей тактике Гомера. Мне вдруг показалось, что в этом что-то есть. Просто Гомер неправильно подошел к вопросу. Что-то копошилось в моем мозгу, будто там застряла крошечная мышка. И если бы я нашла ключ, то смогла бы ее выпустить.

Я заговорила, когда Ли вернулся с дежурства, где его сменила на посту Фай.

— Ли…

— Да, моя прекрасная сексуальная гусеница?

— Гусеница?

— Ты очень похожа на нее в этом пледе.

— Большое спасибо. Послушай, ты помнишь, о чем мы говорили там, за сараем, когда Гомер перестал завывать?

— И напугал бедного невинного солдатика до полусмерти? Да, помню.

— Что именно мы говорили? Что-то в том разговоре не дает мне покоя.

— Гусеницам всегда что-то не дает покоя. На то они и гусеницы.

— Очень смешно. Но я серьезно.

— Что именно мы говорили? Не знаю. Мы просто говорили о том, что это, скорее всего, Гомер там шумит.

— Да. А потом?

— Не могу вспомнить. Я просто смотрел, как тот парень рванулся к двери и запер ее за собой. Запер надежно.

— Да. И что-то о… О том, как именно он ее запер.

— Ты что-то сказала…

— Да, что-то сказала. — Я разочарованно уставилась на него.

— А это действительно важно? — спросил Ли.

— Не знаю. Может, это просто глупость. Но мне кажется, если я вспомню… Это как наблюдать за рождением теленка. Видишь голову, но что будет дальше, на что он будет похож…

Я встала и принялась бродить по комнате. Мы находились в верхней гостиной, которую мисс Лим, похоже, использовала как классную комнату. Здесь стояло прекрасное небольшое черное пианино, повернутое к окну. Гомер написал пальцем на его пыльной поверхности: «Тяжелый рок». Рядом с инструментом, подняв крышку, стоял Ли, его дрожащие пальцы порхали над клавишами… А на его лице отражалась такая страсть, какой не было, когда он смотрел на меня. Я остановилась в дверях, наблюдая. Заметив меня, Ли быстро, с почти виноватым видом опустил крышку и сказал:

— Надо бы сыграть воинственный гимн. Призвать наших солдат раздобыть пушки, как во время Первой мировой.

Я не ответила, пытаясь понять, почему Ли всегда обращает в шутку свои самые сильные чувства. Бывало, что меня просто мутило от этих его шуток.

Но теперь я прошла через комнату, опустила жалюзи, крутанула стул перед пианино, стерла надпись Гомера, поправила ноты, открыла дверцу напольных часов, снова закрыла…

— Давай устроим повторный показ, — предложил Ли, наблюдая за мной.

— Ну, не совсем повторный… — откликнулась я, садясь на стул перед инструментом и поворачиваясь к Ли. — Но давай.

— Хорошо. Не думаю, что мы много сказали до того, как солдат рванул к двери и закрыл ее. Мы немного рассердились на Гомера, и все.

— А потом мы говорили о том, как крепко он запирается.

— И о том, что должны быть профессиональные солдаты и призывники, как мы думаем. И что этот парень, скорее всего…

— Стоп! — Я сжала голову руками. Внезапно все прояснилось. Я встала. — Вспомнила. Пошли, найдем остальных.

В ту ночь, когда мы из нашего укрытия наблюдали за Гомером, мне вновь подумалось, что есть свои выгоды в положении самого неуправляемого парня в школе. Гомер знал много удивительных штук. Пока все остальные изучали тонкости экономических наук и всякое прочее, Гомер и его дружки учились быть городскими хулиганами. Интересно, откуда они узнали многое из того, что умели.

Гомер снова подкрадывался к амбулатории, но на этот раз за ним следовала Робин, с промежутком метров в пятьдесят, она была наблюдателем. Гомер добрался до двери в конце здания, до той, которую они с Робин проверяли и прежде. На этот раз Гомер не стал испытывать дверь, а вместо того подошел к дверце в подвал, в нижней части здания. Чтобы подобраться к ней, ему пришлось пролезть через кусты лаванды, но мы с нашего места хорошо его видели. Гомер подергал дверь, но она, как и ожидалось, тоже была заперта. Тогда он взялся за стамеску, пытаясь с ее помощью справиться со щеколдой, но ничего не получилось, хотя дверь и выглядела довольно хлипкой: это были просто четыре белые доски, соединенные двумя перекладинами.

Но Гомер хорошо подготовился и неудача его не остановила. Его рука снова нырнула в сумку с инструментами и выудила оттуда отвертку. Гомер принялся за дверные петли. Это заняло у него минут пять-шесть, а потом он крепко взялся за дверь и аккуратно снял ее. Даже не оглянувшись, Гомер червяком прополз — а он ведь крупный парень, этот Гомер, — в проем.

Мы теперь его не видели, но я точно знала, чем он там занимается. Мы с Ли напряженно ждали своей очереди вступить в игру. Я буквально видела Гомера, огромным червем пробиравшегося сквозь темный холодный подземный мир. Он как будто сразу преисполнился уверенности в том, что план удастся, стоило мне только подать ему идею. Но в конце концов, Гомер ведь просто повторял одну из своих самых нахальных школьных выходок.

Он должен был найти место, где удалось бы проделать дыру в полу. Та часть здания, куда он пробрался, была старой и ветхой, весьма подходившей для нашей затеи, а Гомер прихватил с собой еще узкую ножовку и коловорот. Мы все тщательно продумали. Не хотелось оставлять никаких следов нашего визита: именно поэтому мы и собирались действовать через дыру в полу, хотя значительно проще было бы разбить окно и швырнуть внутрь одну из бомб Гомера. В общем, мы наблюдали и ждали, дрожа и поглядывая на часы, потом друг на друга, а потом снова на амбулаторию.

Приступив к своей затее, мы не стали терять времени зря и вечером обшарили дом за домом на Баррабул-авеню в поисках шариков для пинг-понга. Гомер обещал нам достойный результат, заворачивая эти шарики в фольгу. Мы, не смея сомневаться, зачарованно наблюдали за ним, так как отлично помнили эвакуацию всей школы всего полгода назад. Тогда шарики точно сработали. Сработали они и нынче. С той стороны здания, где находился Гомер, ночной воздух внезапно прорезали предупреждающие окрики. На английском, и достаточно громко, чтобы мы их услышали. Похоже, голоса зазвучали по всему госпиталю — думаю, это была запись, которая включалась автоматически. Первым было: «Код два, код два, код два», и это повторялось каждые пятнадцать-двадцать секунд. Через минуту или около того зазвучало следующее сообщение: «Зона четыре, зона четыре, зона четыре». Потом: «Уровень три. Уровень три». К этому времени уже весь госпиталь ожил. Везде вспыхнули огни, мы слышали крики людей. Тревожное сообщение начало повторяться сначала, вроде бы точно таким же, только я уже не слушала. Мы с Ли поползли вперед, выжидая своего шанса. Я не видела, чтобы над амбулаторией действительно поднимался какой-то дым, но люди, выбегавшие из комнат для солдат, спешили именно в ту сторону. Там было двое солдат, бежавших бегом, за ними несколько мужчин и женщин в гражданской одежде, потом женщина в халате медсестры и еще три или четыре человека в пижамах. Их лиц я не видела, так что не могла бы сказать, друзья ли они нам. Но для двух часов ночи народу было многовато.