Колесо скрипнуло, когда Блажка и Колпак прошагали под ним. Сидевший на нем псих продолжал бормотать свой гортанный бред. Когда они оказались на расстоянии детского броска от перемычки, оттуда вынырнул Костолыб.

Блажка видела его второй раз в жизни и второй раз почувствовала уверенность, что он — хиляк, приходившийся отцом Колпаку. Пергаментная кожа туго обтягивала лысый череп с глубоко запавшими глазницами, а скулами, казалось, можно порезаться. Высокий и худой, он двигался плавно, будто хищник. Он был старше, хотя определить его возраст представлялось сложной задачей, потому что он был проворен и обладал зоркими глазами и ясным взглядом. Не слишком мускулистый, он все же был человеком — а люди, даже самые грозные, часто слабели после среднего возраста. Тем не менее было легко представить, как он охмуряет женщину-полукровку, и тогда перед мысленным взором является Колпак. Несмотря на то что Костолыб обладал тем, что на лице Колпака не проявлялось никогда.

Костолыб улыбнулся. Зрелище это было отвратительное.

Зубы у него были вставные и чересчур крупные. Когда они показывались из-за натянутых губ, весь рот превращался в леденящую душу пасть. Из каких бы костей их ни вырезали, те, должно быть, имели разный возраст, потому что, все разных цветов, они образовывали мешанину из тонов от белого до черного, в которой преобладали отвратительные бурые оттенки. При их лошадином размере, вся система была плохо подогнана и, когда он говорил, зубы скользили друг по дружке. Ему приходилось чрезмерно шевелить губами, чтобы усмирить неприглядный щелкающий ряд зубов, бесконечно при этом прихлебывая и подсасывая.

— Вождь Реальных… хлюп… ублюдков. Вернулась… ссик.

Сзади человек на колесе издал протяжный стон.

Костолыб занес руку за перемычку, и оттуда послышался звук плещущейся воды. Затем рука вернулась с тонким стержнем, к концу которого была прикреплена влажная тряпка. Он прошел мимо Блажки и Колпака, остановился в нескольких шагах от шеста и вытянул стержень, поднеся тряпку к лицу убогого. Тот ее проигнорировал, но Костолыб терпеливо простоял несколько мгновений, двигая стержень таким образом, чтобы при движении колеса тряпка оставалась у безумца перед губами. Но пить он не стал.

Наконец Костолыб опустил руки.

— Может, потом.

Обернувшись к гостям, он оглядел их.

— Жалобы те же?.. Ссст.

Блажка сперва задумалась. Затем кивнула.

— Врешь. Стало… фшк… хуже. — Он снова прошел мимо них. — Заходите… шлюп… Оружие оставить на улице.

И, нырнув в нору, исчез. Сделав глубокий вдох, Блажка отстегнула тренчало, сняла пояс с мечом и передала их Колпаку. Тот указал на ее ботинок. Она, покачав головой, вынула оттуда кинжал и также передала ему. Она попыталась скрыть мандраж, но не сумела и молча проследовала за мужчиной в темноту прохода.

Грот был так же тесен и неприветлив, как и в прошлый раз. Даже хуже — потому что больше не таил для нее загадок. В центре возвышался высокий древний стол из дерева, по бокам стояли обветшалые шкафы. Свет проникал снаружи только через вход, но Костолыб уже подносил фитиль к многочисленным сальным свечам, расставленным по всему помещению. В теплом пламени показался низенький табурет и целое изобилие трав и инструментов, летучими мышами свисающих с низкого гнетущего потолка.

Блажка встала перед столом, стараясь не попадаться мужчине под ноги, пока тот передвигался вдоль всего периметра. Он достал из шкафа стеклянный сосуд с широким горлышком и, не останавливаясь, протянул его Блажке. В прошлый раз это вызвало некоторое замешательство, а затем, когда последовало пояснение, и немалое количество ругани. Сейчас она больше не была так несведуща, но смущения от этого не убавилось.

Одной рукой расшнуровав штаны, она спустила их ниже колен, слегка присела и подставила сосуд. Костолыб занимался своими приготовлениями, ни игнорируя писающую Блажку, ни наблюдая за ней. Закончив, она поставила сосуд на стол, и едва он коснулся поверхности, его снова подхватили. Костолыб лавировал в пространстве между столом и шкафами. Блажка принялась натягивать штаны.

— Оставь так.

Блажка застыла, чувствуя себя дурой с голой задницей. Она избегала смотреть в сторону занятого делом Костолыба, помня об отвращении, которое испытала в прошлый раз, когда он попробовал ее мочу на вкус.

Пока он занимался своими делами, Блажка слышала булькающее шипение, несомненно, вызванное посыпанием ее мочи каким-нибудь из его многочисленных порошков.

— На стол… хихххт…

Она запрыгнула на столешницу, с болтающимися у лодыжек штанами, и стиснула зубы, когда он вскрыл ей вену на руке маленьким лезвием. Затем он сосредоточенно проследил за тем, как ее кровь стекает в неглубокий оловянный тазик, — его лицо находилось к нему так близко, что казалось, он вот-вот ткнется в кровь носом. Вручив Блажке льняную повязку, чтобы остановить кровотечение, он вернулся к шкафам.

Наконец он повернулся к ней и уставился куда-то между краем стола и полом.

— Расскажи мне, как это началось… фляп.

— Я уже расск…

— Расскажи! — Костолыб предупреждающе выставил руку. — Еще раз.

Блажка набрала воздуха в грудь, пытаясь таким образом набраться терпения.

— На наше копыто напал Меситель. Ему нужна была я, потому что во мне течет эльфийская кровь. Он собирался принести меня в жертву и исцелить Топи Старой девы или вроде того. Он был… неудержимым, мать его.

Блажка поймала себя на том, что пялится на свой шрам на внутренней стороне предплечья. Еще один был на плече, но его разглядеть было трудно, так что она протянула руку и провела пальцами по его бугорку. Оба достались ей от руки Штукаря. Еще три украшали бедро — их она видела и сейчас. Ими она была обязана себе самой. Это были далеко не единственные шрамы на ее теле, но только они остались от ран, которым надлежало ее защитить.

— С нами был чародей. Он сказал, что моя кровь защитит меня от прикосновений Месителя.

— Сссп… Его прикосновений?

— Месиво, — сказала Блажка. — От него теряешь сознание.

— Оно усыпляет. — Костолыб хмыкнул. — Продолжай.

— Штукарь… чародей, оказался прав. Он меня порезал. Я вошла в месиво, вытащила оттуда долбаного болотника, бросила его в печь, и теперь он мертв. Не знаю, что еще рассказывать.

В повисшей тишине Костолыб задумался. Он осмотрел шрамы у нее на бедре, проворно исследовал их пальцами.

— Раны позволили месиву просочиться внутрь. Пустить… хлоп… корни. Сколько уже прошло? Точно?

Блажка задумалась.

— Около шестнадцати месяцев.

— А когда… шляк… заболела?

— Четыре месяца назад… кажется.

— Кажется?

— Тогда был первый приступ. Первый раз, как я выхаркала это дерьмо.

— Ссск… Но слабость чувствовала и раньше?

Блажка кивнула, ненавидя признавать, что это так.

— Какими другими путями оно изгонялось?

— Чего?

— Кхлот… Ты его высирала? Выссывала? Высмаркивала через нос?

Блажка почувствовала укол паники.

— Нет, нахрен! А что, такое возможно?

Костолыб не ответил, только поднес длинные пальцы к своему напряженному лбу, чтобы его потереть.

— А что насчет крови из твоей утробы? В прошлый… хлюп… раз, как ты была здесь, у тебя не было крови после атаки.

Это было правдой, но тревоги не вызывало. В отличие от мужчин, женщины-полуорки не были бесплодны, но и не были слишком плодовиты. У Блажки кровь могла не идти годами, а потом появиться несколько месяцев кряду. Берил сказала им с Нежкой, что это так и будет происходить неожиданно, пока не перестанет совсем.

— С тех пор, как была здесь, кровь у меня была один раз, — сообщила она. — Два месяца назад. Там ничего не было.

Мужчина задумчиво кивнул.

— Оно выходит у тебя из легких. Живота… хляп… Но сейчас стало хуже. Что именно?

— Я… не могу дышать. Чувствую, как оно шевелится, переливается. И всегда грозит выйти. А когда выходит — будто душит. Мне кажется, я вот-вот умру, а потом оно выдавливается наружу.

— Очень хорошо. Ложись на спину.

Костолыб скрупулезно осмотрел Блажку, уделив особое внимание ее глазам и суставам. Она, как и прежде, перенесла все неудобства от его прощупываний — и ни разу его не ударила. Когда Костолыб закончил, то вернулся к своим шкафам. Она оперлась на край стола, вторгшись в тесное пространство аптекаря-затворника. Он посмотрел на нее, на его исхудалом лице не читалось никаких чувств.

— Когда я сделал тебе ту смесь, я будто бросил кости. Я удивлен… сыпп… что ты еще жива.

Блажке оставалось лишь мрачно усмехнуться.

— Я хотела то же сказать о твоем дружке снаружи.

Мужчина улыбнулся, заставив ее пожалеть о собственном остроумии.

— Он был здесь задолго до меня. Я лишь жилец в этом ските, а он вечно сторонится убежища… хлют… Он иногда падает. Но он как птица. Весит так мало, что падение едва ли причинит ему вред. Кости такие тонкие, что он чуть не парит. Хотя когда-нибудь это случится. И перелом шеи или трещина в черепе завершит поиск той истины, что он ищет… Сссслк.

— А что насчет моего поиска? Есть лекарство?

Костолыб посмотрел на нее с сожалением.

— Я не чародей. Может быть, тот, кто тебя порезал, сумеет помочь.