— Да, мы все еще нормально с нею ладим, — сказал я. — Не хуже обычного, как бы то ни было.

— Ты с ней уже переспал?

Его это, разумеется, совершенно не касалось, но я не возмутился в ответ.

— Мы считаем, что с таким важно не торопиться слишком.

— Ну, уж в этом тебя обвинить никто не сможет. Я б на твоем месте все равно постарался успеть до ее менопаузы.

— В общем, знаешь, в ней это католическое.

— А тебя не раздражает?

— Пытаюсь чем-то другим компенсировать. Наверное, секс мне заменяет музыка.

— В самом деле? Ну, на моем фортепиано ты больше не будешь играть, не вымыв рук. А ты с ней об этом разговаривал? Вы вообще о таком говорите?

— Дожидаюсь подходящего момента.

— Но уже полгода прошло, Уильям. Да и свидания с такой девушкой, как Мэделин, должны обходиться недешево. Ты куда ее сегодня водил?

Я сказал.

— Что, серьезно?

— Она сама предложила. Ей уже сто лет хотелось посмотреть.

— И сколько за билеты заплатил?

Я сказал.

— Сколько-сколько? Уильям, тебе такие вещи не по карману.

— Я много сверхурочных набрал. Мне по карману, только… ну, не всегда. В общем, я еще написал кое в какие журналы, и мне кажется. Думаю, это просто вопрос времени — какой-нибудь из них предложит мне работу. Отправил образцы рецензий и свое резюме. Поговорил с одним парнем по телефону, показалось, многообещающе.

— Журналисты те еще трепачи. Сколько раз тебе это говорить? То есть возможно — возможно, — тебе и повезет, но на таких людей нельзя полагаться.

— Ну, рано или поздно я непременно сделаю какую-то карьеру — или, наверное, просто сойду с ума. Не продержусь я долго в этой лавке.

— Уильям, ты еще молод. Расслабься, делай, что делаешь, старайся побольше репетировать. Ты одаренный исполнитель, я тебе это уже говорил, нипочем не скажешь заранее, что тебе может обломиться, если не будешь бросать. Незачем тебе в данный момент думать о будущей карьере.

— Ну а предположим, мне захочется жениться.

— Жениться, в твоем-то возрасте? Да ты смеешься. На ком тебе жениться?

Я воздел брови и долил нам вина. Тони покачал головой:

— Прости, Уильям, мне кажется, это неумная мысль.

— Тебе же нравится с женой, разве нет? Когда есть дом, ребенок, все вот это вот.

— Да, но к такому нужно быть готовым. Да господи, ты ведь уже был разок обручен, а тебе всего сколько — двадцать три? Остынь немного. Лишь то, что ты время от времени встречаешься с женщиной, вовсе не значит, что тебе с ней нужно провести весь остаток жизни. Относись попроще. — Он глянул на часы: — Мне опять играть пора, мои двадцать минут истекли.

— Давай. Мы еще посидим, послушаем немного.

— Слушай, ты мне кое о чем напомнил — можешь мне услугу оказать?

— А что такое?

— Да тут Бен. Скажи мне, ты чем-нибудь занят одиннадцатого? Это в воскресенье через две недели.

— Сомневаюсь. А что?

— Начальство Джудит позвало ее на какой-то торжественный обед в Кембридж, и она хочет, чтобы я с ней поехал, но Бена мы на такие мероприятия вообще-то не очень можем брать. Так ты б не мог посидеть с ним в этот день? Уверен, к вечеру мы вернемся.

— Меня устраивает.

Мне понравилась мысль провести день дома у Тони: на его пианино можно будет поиграть.

— Тогда не занимай ничем, ладно? Очень благодарен буду. — Тони встал и размял пальцы. — Заказы есть?

Вдали, на другом краю зала, я видел, что Мэделин уже возвращается из дамской комнаты.

— Как насчет «Мне не свезло, и это скверно»? [«I Got It Bad (and That Ain't Good)» (1941) — популярный джазовый стандарт Дьюка Эллингтона на слова Пола Фрэнсиса Уэбстера.]

Он проследил за моим взглядом и улыбнулся:

— Сей момент.

О чем мы с Мэделин разговаривали весь остаток того вечера? Оглядываясь сейчас на наши с нею встречи, я ловлю себя на том, что почти не могу вспомнить сути наших бесед. Возникает жуткое подозрение, что почти все время мы с ней проводили в молчании — или за разговорами до того банальными, что я намеренно вытеснил их из памяти. Знаю, что больше в тот вечер мы не ссорились, и уверен, что спектакль больше не обсуждали. Возможно, мы и впрямь задержались там ровно настолько, чтобы допить вино. Дальше я наверняка помню только, как мы стояли в глубине станции подземки «Тоттнэм-Корт-роуд», в той точке, где расходились дорожки наших различных жизней, а я обнимал ее и тянулся поцеловать в лоб.

— Ну, спокойной ночи, — сказал я.

— Спасибо, что сводил меня. Жалко, что тебе не понравилось.

Я пожал плечами и спросил:

— Когда тебя можно опять увидеть? — Внезапно боль разлуки с нею стала неотвратима и так же груба, как бывала обычно.

Она тоже пожала плечами.

— Как насчет. — день я выбрал наугад, вроде бы — в разумном отдалении, — вторника?

— Ладно.

(Она бы сказала то же самое, предложи я завтра или через полгода.)

Мы назначили время и место, затем поцеловались на прощанье. Неплохой вышел поцелуй.

Длился он четыре или пять секунд, но губы наши были слегка раздвинуты. На самом деле он превзошел мои ожидания.

Но по пути домой никакого приподнятого настроения у меня вообще-то не было. На поезде Северной ветки я доехал до Набережной, оттуда пересел на Круговую к востоку до Тауэрского холма. Поезд был, по-моему, последним. На свежий воздух я вышел точно за полночь и пустился в получасовой пеший поход до квартиры. Человек у билетного барьера меня узнал, устало кивнул и предъявить билет не попросил. На этой станции и в этот час я оказывался так регулярно, что он, вероятно, считал, будто я где-то работаю в позднюю смену. Тауэрский холм. Мне вдруг пришло в голову, что это уместное название для фортепианной пьесы, которую я как раз сочинял. Звучать она должна была устало и меланхолически — как чувствуешь себя в конце долгого дня, когда остается, быть может, лишь слабая надежда на будущее. Пара первых фраз взбрела мне на ум достаточно самопроизвольно, когда я импровизировал, и уже больше недели я с ними возился, пытаясь как-то выстроить. Возможно, тут название поможет.

Вернувшись в квартиру, я сразу зашел в спальню, включил клавишные и усилитель и сыграл то, что пока сочинил:



Дальше я не продвинулся. У меня имелись кое-какие мысли насчет средней части, но я пока не был готов начать с ней работать. Что здесь должно быть дальше? Септаккорд до мажор подразумевал фа минор, это-то вполне легко; как вдруг, замыслив кое-что покрепче для передачи того настроения, к какому я стремился, я взял и написал следующие четыре такта:



Сыграл все восемь тактов подряд и остался ими доволен; однако я по-прежнему не мог придумать, как начать проигрыш. Попробовал тринадцать разных аккордов, и ни один не звучал как надо, поэтому я сдался. Пошел на кухню и заварил себе чашку чая.

Тема два

неотесанный любовник-горлопан, ты с ней подобрее

(хотя ты нужен ей сильней, чем она тебя любит)

Моррисси. «Я знаю, все кончено» [Песня «I Know It's Over» (1986) входила в третий студийный альбом группы «The Queen is Dead».]

Пока ждал, когда закипит чайник, я поискал, не написала ли мне Тина записку, перед тем как уйти на работу. Она работала в ночную смену в машинописном бюро крупной юридической конторы в Сити; смена у нее была с семи вечера до двух часов ночи. Это значило, что, когда я приходил вечером, дома ее не бывало. Иными словами, мы с ней никогда не виделись. Сомневаюсь, что вообще видел Тину дольше двух-трех часов с тех пор, как вселился к ней в квартиру. Даже по выходным она весь день спала, а всю ночь бодрствовала, да и кроме того, я старательно избегал оставаться по выходным дома — это нагоняло слишком глубокую тоску. Стало быть, почти все, что о ней знал, я почерпнул либо от Тони и Джудит, либо из тех записок, которые она мне обычно оставляла перед уходом на работу. Знал я, к примеру, что она лет на пять меня старше и встречается с испанцем по имени Педро, который живет в Хэкни и работает в таком же графике, как она, водителем мини-такси. Она ему выдала ключ от квартиры, и он обычно каждую ночь часа в три приходил, только чтобы с нею спать. Вообще-то не знаю, с чего я взял, будто он скользкий тип. Я с ним ни разу не встречался или как-то. До той ночи я и голоса-то его не слышал.

Чтобы оставлять друг другу записки, на кухонном столе имелся линованный блокнот формата А4.

Это представлялось более удовлетворительным, нежели просто писать на клочках бумаги. Так у нас с ней мог происходить настоящий диалог. Я выбрал самый свежий листок и прочел всю нашу переписку за последнюю неделю. Начиналось все сравнительно скромно — посланием от Тины:

...

Дорогой У, я вижу, ты еще не вымыл посуду. Почти все грязные черепки — твои, и вдуть мне, если стану все это делать за тебя. Как, по-твоему, я должна днем готовить приличный завтрак для П, если я даже к мойке подойти не могу? Днем тебе звонил какой-то мужчина. С любовью, Т.

...

Т — Причина того, что я не мыл посуду, попросту в том, что НЕТ ЖИДКОСТИ, а я точно знаю, что покупать ее — твоя очередь. Ты обратила внимание на влажные пятна на стенах ванной, и что, по-твоему, нам нужно с ними делать? Сообщать мне, что «звонил мужчина», совсем без толку, если не собираешься говорить, в чем там было дело. У него был валлийский акцент? У.

...

Дорогой У, ты ослеп или как, я поставила жидкость для мытья в буфет, рядом с шоколадным печеньем. Извини за пятна в ванной на стене, там ничего серьезного. Мы с П мылись вместе вчера днем, и он слегка возбудился, только и всего. Он такой милый. С акцентами у меня не очень хорошо — мне показалось, что он откуда-то с Юго-Запада. Сегодня звонил кто-то еще, только я не уверена, что человек тот же самый, меня с постели подняли, и я не очень соображала. Ты намерен доедать этот сыр или пусть плесневеет? С любовью, Т.

...

Т — Я почти все вымыл, как ты заметишь, но не успел закончить, потому что проспал. Почему я проспал? Потому что в четыре утра меня разбудил чертов телефон, вот почему! Полагаю, то снова был старый добрый Тореадор Томми. Да и говорила ты с ним отнюдь не шепотом. Трещали вы, должно быть, с полчаса. Кстати, не могла б ты в будущем записывать звонки по всей форме, потому что те, кто мне звонит, могут предлагать РАБОТУ. Да, сыр я доем. На мой взгляд, он в совершенно нормальном состоянии. У.

...

Дорогой У, а мне, по-твоему, каково СНИМАТЬ ТРУБКУ в четыре утра? Меня просто расплющило, когда П позвонил в такой час. Со мной он так раньше никогда не поступал. Никакой причины тому, что не приехал, он не сообщил, но я слышала, как где-то за ним играет музыка, значит, он был в каком-то клубе, или на вечеринке, или еще где-то. И мы и БЛИЗКО полчаса не разговаривали. На самом деле он со мной был очень краток. И голос мне пришлось повысить потому, что он меня почти не слышал. В общем, будь здоров приятно было ему все высказать, если он намерен так и дальше со мной обращаться. Прости, что потревожила твой сон, но что делать с МОИМИ ЧУВСТВАМИ? Я вообще ГЛАЗ не сомкнула в ту ночь, как ты можешь себе представить.

Твой сыр я выбросила. Он весь холодильник завонял. С любовью, Т.

P. S. Раз тебе звонят по делу, а мне П в любое время дня и ночи, что скажешь насчет того, чтоб нам пополам купить автоответчик?

...

Т — Мне жаль, что Педро тебя расстроил и ты провела беспокойную ночь, но, мне кажется, как-то мелочно вымещать это на безобидном куске сыра. В кухне до сих пор воняет, и, если заглянешь в холодильник, сдается мне, ты обнаружишь, что виновник здесь — твоя банка тарамасалаты, которая давно перевалила за свой срок хранения. Да, поставить автоответчик — прекрасная мысль, и я буду очень рад уплатить за него свою половину. У.

...

Дорогой У, вчера я провела еще одну скверную ночь и должна сказать, что мне отнюдь не помогло то, что ты сегодня утром грохотал, как стадо бизонов-мурадеров. Не мог бы ты впредь завтракать по утрам чуть тише? Тебе больше никто не звонил, но я не очень понимаю, работает ли у нас телефон, потому что, я уверена, П позвонил бы извиниться за то, что снова не приехал. Было ли у тебя намерение дать мне хоть сколько-то денег за квартиру? Уже прошло больше четырех недель, а я, как тебе известно, не состою из денег. Кстати, видела тебя сегодня в окно, ты шел на работу и выглядел очень худым. Ты хорошо кушаешь? В холодильнике есть немного холодного рагу, так что милости прошу. Я приготовила днем на двоих, но сам знаешь, кто так и не появился съесть свою долю.

...

Сегодня заскочила в «Таун» и купила машинку. Здорово, правда? Надеюсь, все настроила правильно. Можешь проверить и заодно посмотреть, не оставил ли кто уже сообщения. С любовью, Т.

Я открыл холодильник и нашел холодное рагу. Теперь оно выглядело довольно угрюмо, но на вкус нормальное. Следовало бы его разогреть, выложить на тарелку и все такое прочее, но среди ночи этого делать как-то не хочется. Я просто взял ложку и вынес все это хозяйство в гостиную.

Автоответчик был весь прилажен, и на нем мигала зеленая лампочка. Из инструкции (которую Тина оставила возле телефона) я понял, что это значит — есть сообщение. Интересно, не таинственный ли это мой абонент с юго-западным выговором, а то и кто-нибудь из журнала «Миди-мания» — сказать, что прочли мои рецензии и хотят, чтобы я им писал. Но выяснилось, что сообщение только одно, произнесенное голосом, вне всяких сомнений, испанским:

— Привет, Тина, голубка моя ненаглядная. Да, это Педро, Большой Мальчик, твой маленький колючий кактус, и я надеялся тебя застать, пока ты не ушла на работу. Ничего. Я собирался прислать тебе миллион цветов, чтобы извиниться за то, что снова с тобой не увиделся вчера вечером, но давай я лучше приеду сегодня, немножко ванны примем, а то и что-нибудь еще, если ты понимаешь, к чему я клоню. Я знаю, что могу рассчитывать, детка, — у тебя в окошке будет гореть свет. Увидимся чуть погодя, сладенькая.

Машина щелкнула и выключилась.

Остаток рагу я соскреб в педальное ведро. Пора было спать.

* * *

Микрорайон, в котором я жил, назывался «Поместье Херберта». Построили его в 1930-х, и мне говорили, что в нем до сих пор обитает кое-кто из первых жильцов — уже больше полувека. Я же тут пробыл месяцев пятнадцать и дождаться не мог, когда съеду из этого места. Не то чтоб я не любил соседей — я просто не чувствовал, что у меня с ними есть что-то общее. Стандартное облачение мужчин включало в себя татуировки на груди и руках и, предпочтительно, пару немецких овчарок или ротвейлеров на поводке. Женщины просто весь день таскали с собой младенцев — толкали в колясках или волокли в сбруях — или же просто ходили по магазинам с целой оравой малышей, бегавшей за ними следом кругами, вопя и визжа, постоянно куролеся. Чтобы успокоить всю эту детвору, матери покупали им сладости, хрустящую картошку, шоколадки и банки сладкой колы и лимонада, оттого-то все они были бледны, губы — такие красные, а зубы уже чернели. Женщины района всегда, похоже, были беременны. В квартире под нашей жило по меньшей мере шестеро детей и еще один был на подходе (по случайности, как мне удалось выяснить однажды ночью из особенно громкой ссоры, имевшей место в комнате под моей спальней). Многие мужчины сидели без работы, и заняться им весь день было нечем — они только бродили повсюду, навещали пабы и букмекерскую контору, поэтому трудно понять, как таким семьям удавалось сводить концы с концами.


Конец ознакомительного фрагмента

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и продолжить читать.