Америка XIX века — богатая, пустынная земля, располагающаяся в стороне от мировых событий, земля, которую не преследует двойной кошмар почти любого современника, — кошмар безработицы и кошмар государственного вмешательства в частную жизнь. Там существовали классовые разграничения, выраженные более четко, чем сегодня, там была нищета (в «Маленьких женщинах», уместно напомнить, семья пребывает в столь тяжелом положении, что одной из дочерей приходится продавать парикмахеру волосы), но никто тогда не испытывал всеподавляющего чувства беспомощности, характерного для дня сегодняшнего. Места хватало всем, и, если упорно трудиться, можно быть уверенным в том, что проживешь — и даже разбогатеешь; это было общее верование, а для преобладающей части населения и того больше — истина. Иными словами, американская цивилизация XIX века была капиталистической цивилизацией в ее лучших проявлениях. Вскоре после Гражданской войны начался неизбежный упадок. Тем не менее на протяжении еще как минимум нескольких десятилетий жизнь в Америке была гораздо веселее, чем жизнь в Европе, — тут было больше событий, больше красок, больше разнообразия, больше возможностей, а книги и песни отличались большей свежестью и какой-то детской непосредственностью. Этим, на мой взгляд, и объясняется популярность «Детей Элен» и вообще «легкой» литературы, сделавшей естественным такое положение, при котором английские дети, появившиеся на свет тридцать-сорок лет назад, росли, имея теоретическое представление о енотах, сурках, бурундуках, сусликах, деревьях гикори, арбузах и иных не известных им чертах американского ландшафта.

«Трибьюн», 22 ноября 1946 г.

В защиту романа

Сегодня вряд ли есть нужда специально оговаривать, что престиж романа упал чрезвычайно низко, настолько низко, что замечание типа «я никогда не читаю романов», которое всего десять лет назад звучало в тоне некоторого смущения, сегодня неизменно звучит вполне горделиво. Верно, есть и нынче несколько современных или более или менее современных романистов, которых интеллигенция находит возможным читать; но дело в том, что хороший — плохой роман обычно остается незамеченным, а заурядная хорошая — плохая книга стихов или критических статей по-прежнему воспринимается всерьез. Это означает, что, если вы пишете романы, аудитория ваша автоматически окажется ниже уровнем, чем оказалась бы, выбери вы иную литературную форму. Имеются две вполне очевидные причины, отчего в таких обстоятельствах написать хороший роман скоро станет совершенно невозможно. Даже сейчас роман на наших глазах хиреет, и хирел бы намного быстрее, будь у большинства романистов представление о том, кто читает их книги. Легко сказать, конечно (см., например, ехидную статью Беллока), что роман — это презренная форма искусства и что его судьба вообще не имеет никакого значения. Сомневаюсь, что такая точка зрения стоит полемики. Лично я, по крайней мере, считаю само собою разумеющимся, что роман заслуживает спасения и, чтобы спасти его, надо убедить интеллигентных людей относиться к нему всерьез. Именно поэтому имеет смысл задуматься об одной из главных причин (а с моей точки зрения, самой главной) падения престижа романа.

Конец ознакомительного фрагмента