Джозеф Нокс

Сирены

Джоанне

Прошлое стало частью будущего, а настоящее вышло из-под контроля.

Joy Division. «Сердце и душа» [Joy Division — культовая британская постпанк-группа из Манчестера (1976–1980); «Сердце и душа» (англ. «Heart and Soul») — песня со второго, и последнего альбома «Closer» (1980).]

Потом я снова стал дежурить по ночам. При свете дня мне веры больше не было. Я выезжал на вызовы в четыре утра, ходил вверх-вниз по замершим эскалаторам и старался не думать. Когда-то у меня это хорошо получалось. Спустя несколько месяцев я ошеломленно заметил, что дыхание вырывается изо рта облачками пара. Вернулся ноябрь.

— Погода дрянь, — буркнул Сатти, отказываясь вылезать из машины.

С неба сыпало то градом, то слякотной моросью. Сегодня хлынул ливень. Струи сверкали в ночных огнях, смывали грязь с тротуаров. Очень кстати. Напарник протянул мне газету, и я вышел под дождь, держа ее над головой вместо зонта.

Мы приехали на вызов управляющего благотворительным секонд-хендом. Управляющий говорил, а я смотрел, как двигаются его губы. Он хотел, чтобы я отогнал от входа бомжей, прятавшихся от дождя. Какой в этом смысл, было не очень понятно, но я и не вникал. Из ноздрей управляющего торчала густая черная поросль, будто он решил отпустить гитлеровские усики. Я посмотрел на парочку, спящую под дверью, сказал управляющему, что он отнимает время у полиции, и под дождем вернулся к машине.

Там я первым делом вручил Сатти мокрую газету — за то, что не пошел со мной. Он одарил меня тем еще взглядом, а затем уставился на сложенную, насквозь промокшую страницу.

— Видел? — Он сунул газету мне под нос. — Врагу такой смерти не пожелаешь.

Фотографию размыло дождем, текст тоже, но девушку я узнал: одна из трех, с которыми я свел краткое знакомство в прошлом году. В заголовке говорилось, что погибшей было двадцать три года. Мы с ней встретились, когда ей было двадцать два. Я взглянул в окно, на очередной ноябрь. Она была последней. Сатти склонился над газетой, громыхнул замогильным кашлем и потребовал:

— Ну, выкладывай. Что на самом деле произошло?

Я пристально посмотрел на него:

— Не того спрашиваешь.

Я знал лишь то, с чего все началось год назад. Три моих прокола. Все те причины, которые не позволили мне отказаться. Я не мог объяснить, как эти девушки, эти женщины мимолетно вошли в мою жизнь. Мимолетно ее изменили. Сатти не понял бы, над чем они смеялись, чему возмущались, что скрывали. Остаток ночного дежурства я смотрел на прохожих, на женщин, на девушек, воображая, что вижу непрожитые жизни.

До дома я добрался под утро, налил себе выпить и сел. Переключал радиостанции, пока не понял, что дальше тянуть некуда. Снова прочел заметку в газете и впервые за много месяцев позволил себе задуматься по-настоящему.

«Ты меня убил», — сказала она тогда.

Что же на самом деле произошло?

I

Неизведанные удовольствия [«Unknown pleasures» (1979) — дебютный студийный альбом группы Joy Division.]

1

Какая-то парочка перешла на другую сторону дороги, подальше от меня; в чьем-то кармане звякнула мелочь.

Улица, которую видишь каждый день, выглядит незнакомой, если смотреть на нее, уткнувшись носом в тротуар. С минуту я соображал, где нахожусь. Слякоть подмерзла. Стелился густой туман, размывал очертания предметов, странным образом преображал все вокруг. Город утратил резкость, очередной пятничный вечер лишился ярких огней.

Левая рука занемела. Я перевернулся на бок и посмотрел на часы. Циферблат разбит. Скорее всего, часы остановились из-за удара при падении. Если прошло всего несколько минут, у меня еще есть время. Можно переодеться в сухое и прийти в бар задолго до передачи товара. Я поднялся, держась за стену. Физиономию перекосило от боли, мозги телепались в черепе, стирали ПИН-коды и имена друзей детства.

Парочка скрылась в тумане. Несмотря на соцсети, камеры наблюдения и бдительное государство, мы по-прежнему живем в мире, где можно исчезнуть, если захотеть. Или не захотеть. Пресса разнюхала обо всем месяц назад.

Вот уже месяц, как я исчез.

Я ощупал затылок. Били с размаху, сильно. Бумажник остался в кармане. Значит, меня не ограбили, а предупредили. Вокруг не было ни души, но я чувствовал, что за мной наблюдают.

Улица качнулась. Я ухватился за фонарный столб. Потом с закрытыми глазами побрел куда-то, ничуть не опасаясь на что-то наткнуться.

Завернув за угол, я сообразил, что попал на Бэк-Пиккадилли. Закопченные временем кирпичные дома, наружные пожарные лестницы. Здания стеной высились по обе стороны узкого проулка, создавая клаустрофобический проход. Вечерняя морось сияла в лунном свете. Ностальгия подталкивала меня дальше. В конце проулка виднелась круглосуточная кофейня. Я захаживал в нее в той, другой жизни, но уже много лет там не появлялся. Город так изменился, что знакомых я бы точно не встретил.

Я прошел несколько шагов по проулку. За спиной заурчал автомобильный мотор, будто разминаясь, прежде чем ровно зарокотать. Проулок залило светом, из-под ног скользнула кривая тень.

Она была тоньше, чем помнилось.

Я обернулся на слепящий свет фар. Машина стояла в самом начале проулка, будто проверяя, нет ли тут чего интересного. Я зашагал дальше. Дошел почти до середины, и лучи света дрогнули. Поползли вслед за мной.

Мотор взревел, машина подъехала совсем близко. Судя по звуку, между нами оставалось несколько шагов. Я вдруг понял, что для некоторых никуда не исчезал. Свет фар опалял спину. Не хотелось оборачиваться и смотреть на водителя. Я боялся его узнать.

Я вжался в нишу в стене, пропуская машину. Несколько секунд она оставалась на месте. Щурясь от света, я разглядел черный «БМВ», сверкающий хромом. Ночь заполняла легкие. Кровь пела в венах. Стекло в машине опустилось, но кто внутри, я не разглядел.

— Детектив-констебль Уэйтс? — произнес мужской голос.

— Кто спрашивает?

С пассажирского места послышался женский смех:

— Тут вопросы задаем мы, красавчик. Садись.

2

Капли дождя стучали по лобовому стеклу, строили мне рожицы. Я обмяк на заднем сиденье. Чувствовал, как истончаются и слабеют вены. То и дело сжимал руку в кулак, больше для развлечения. Мечтал о спидах в кармане куртки.

— Правду, значит, говорят? — спросил водитель, будто читая мои мысли.

На вид ему было около пятидесяти. Всякий раз, поворачивая руль, он поводил широкими плечами, будто штангист, берущий вес. Угольно-серый приталенный пиджак, в тон темной шевелюре. Время от времени водитель поглядывал в зеркало заднего вида, куда-то сквозь меня. У женщины были светло-русые волосы, деловито собранные в хвост.

Я ничего не ответил.

Мне стало зябко в промокшей одежде. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не стучали. Единственной вещью, которая не вязалась с новехоньким автомобилем, был полицейский сканер с выключенным звуком. Пахло дорогими духами с ноткой ванили, но какими именно, я не мог вспомнить. Они не подходили ни одному из людей, сидящих впереди. От аромата веяло деньгами, веяло молодостью.

Мы целенаправленно удалялись от того места, где я только что был. От ночной жизни, от ярких огней. Мимо пустых магазинов и местных лавчонок, то ли прогорающих, то ли прогоревших. Огромные пустующие здания. Умирающий центр города.

— Чего он хочет? — спросил я.

Водитель глянул на меня в зеркало:

— Не спрашивал.

Мы выехали на Динсгейт.

Длинная — больше мили — улица пересекает город из конца в конец. На ней есть все: от ресторанов, в которые пускают только по приглашению, до дешевых столовок и всевозможных вариантов, пролегающих между этими крайностями.

— А где он?

— В Битхэм-Тауэр.

Я невольно чертыхнулся.

— Похоже, ты там бывал, — сказала женщина.

Башня Битхэм-Тауэр, самое высокое здание за пределами столицы. Городские планировщики задумали возвести в городе комплекс высоток. По замыслу градостроителей, каждый следующий небоскреб должен был на несколько метров возвышаться над предыдущим, что создавало бы некое подобие гигантской серо-стальной диаграммы, символа нескончаемого роста. Застройщики надеялись заработать миллионы на продаже крошечных, непомерно дорогих квартир одиноким людям — нашему главному национальному достоянию. Однако архитекторы витали в облаках. Экономика обрушилась, владельцы, инвесторы и строительные компании разорились. Уровень самоубийств среди мужчин вырос, в остальном жизнь шла своим чередом.

С заброшенных строительных площадок разворовывали металлолом, недостроенные каркасы ветшали, в котлованах скапливалась дождевая вода. Ржавчина коркой запекшейся крови покрывала остовы. Битхэм-Тауэр возводили три года. Все считали, что здание не достроят. Однако, несмотря ни на что, оно высится над городом, будто показывая ему средний палец.

Мы свернули с Динсгейта и въехали в подземный гараж. В окошко заглянул приветливый парковщик, щеголеватый, как Фрэнк Синатра. Он сразу узнал водителя, перестал улыбаться и махнул, чтобы мы проезжали на нижний уровень.