— Вы неплохо маскируетесь. Детектив Керник несколько часов вас искал.
— Да-да, не привлекая излишнего внимания. В бумере.
— Извините. Сотрудники Особого отдела лучше ориентируются в благополучных кварталах.
— А я — в неблагополучных.
— Поэтому вы и здесь…
— Я не вправе обсуждать Карвера, пока не поговорю с суперинтендантом Паррсом.
Росситер пристально посмотрел на меня, достал из кармана пиджака телефон и протянул мне.
— Лучше вы сами, — сказал я.
Он улыбнулся, отыскал номер в списке контактов и нажал «вызов». По своему обыкновению Паррс ответил сразу же.
— Ваш человек у меня, — сказал Росситер. — Выглядит соответствующе. Ведет себя очень убедительно. При исполнении, но от выпивки не отказался. Однако не желает обсуждать дела, пока не переговорит с вами. — Он снова протянул мне телефон.
— Сэр.
— Уэйтс, — глухо рыкнул суперинтендант Паррс и с раскатистым шотландским акцентом продолжил: — Окажите министру всяческое содействие. Поговорим завтра.
Он повесил трубку, и я вернул телефон Росситеру.
— Итак, Зейн Карвер, — напомнил министр.
— Наркодилер.
— Зачем он вам?
— Чтобы выйти на остальных, если повезет.
— Вам велено подобраться к нему поближе?
— По-моему, задание вот-вот изменится.
Росситер промолчал.
— Карвер преуспевает потому, что он такой один. Бизнесмен среди отморозков. Моя задача — сыграть на этом.
— И как же?
— Есть три способа. Если грамотно надавить на него, он может сдать других дилеров. Он не самый влиятельный и не самый умный из них, но может подставить кого-нибудь покрупнее. Или сообщить, кто из полицейских работает на него. И самое интересное: возможно, он просто крышует.
— Кого?
— За ним могут стоять еще человек десять, о которых мы даже не слышали.
— Интересно, ради чего вы на это согласились? В смысле, теперь, когда ваше имя запятнано…
— Мое имя изначально мало что стоило. Итак, зачем я здесь, мистер Росситер?
Он снова сделал глоток, клацнув зубами о край бокала.
— Что вам известно о моей дочери? Младшей, Изабель?
— Хорошенькая, совсем юная. Восемнадцать, девятнадцать?
— Семнадцать, — поправил он. — И связалась с этим типом, Карвером.
— Так она же несовершеннолетняя. Вызовите патрульную машину, пусть привезут ее домой.
— Суперинтендант Паррс предложил то же самое. Боюсь, тут надо действовать тоньше.
В панорамные окна ударили крупные капли. Сначала единичные, они становились все тяжелее, стучали все чаще, и вскоре комнату окутала пелена дождя. Я ждал.
— Такой начитанный человек, как вы, скорее всего, помнит, в связи с чем Изабель в последний раз упоминали в новостях.
— Она упала в обморок, — сказал я. — От переутомления.
Росситер не шелохнулся.
— Попытка самоубийства?
Он кивнул.
— Изабель страдает депрессией. В какой-то степени это наследственное, по материнской линии. Попытки самоубийства были и раньше, но такая серьезная — впервые. Много крови, много шума. Разумеется, газетчики пронюхали. Мы скормили им версию переутомления. — Он смотрел куда-то в сторону, видимо заново переживая случившееся. — Я лично встречался с главными редакторами, умолял их.
— Представляю, как это тяжело, — сказал я.
— Правда? — Он посмотрел на меня, переформулировал вопрос: — А знаете, что самое страшное? Страшнее того, что ваша дочь ножом пропорола себе шею?
Я покачал головой.
— Самое страшное — когда дочь возвращается домой из больницы и ненавидит вас за то, что вы спасли ей жизнь. — Он допил коньяк. — Мы с ней тогда поговорили, Уэйтс. Она сказала, что понимает свое состояние, понимает, что ее ждут тяжелые дни. И очень спокойно объяснила, что этот день был не из таких. Она все прекрасно осознавала и не могла простить мне, что я вызвал «скорую».
— Долгой же была та извилистая дорожка, которая привела дочь министра к Зейну Карверу.
— Да, дорожка была и долгой, и извилистой, — кивнул Росситер. — Моя дочь познакомилась с ним через кого-то из друзей. Насколько мне известно, она уже месяц живет в Фэйрвью.
— Месяц?
Он промолчал.
Фэйрвью — так называлась резиденция Карвера. Большой викторианский особняк в южном пригороде, полном молодежи и студентов. Дом Карвера приобрел скандальную известность благодаря вечеринкам, куда стремились попасть все, от университетских сердцеедов до местных знаменитостей.
— Не знаю, что обещал вам Паррс, но мне даны указания не лезть в гущу событий. Я слежу, как передают деньги за товар, выпиваю с дилерами помельче…
— Оно и видно, — сказал он. — Но с сегодняшнего дня ваша задача изменилась. Придется перейти черту. Еще больше запятнать себя. Вступить в контакт с ключевыми фигурами.
— И с вашей дочерью?
— Нет, нельзя, чтобы домой ее вернула полиция. Слишком рискованно.
— При всем уважении, сэр, если газетчики однажды уважили ваши просьбы, то проявят понимание и в этот раз. Да и вообще, что значит скандал по сравнению с тем, что она вернется?
— Скандал? — переспросил Росситер. — Да я, не задумываясь, ушел бы в отставку, если бы это помогло вернуть Изабель.
Я верил ему и пропустил первый тревожный звоночек. Таким тоном говорят о покойниках.
— Не хочу, чтобы из-за меня она наложила на себя руки, — сдержанно сказал он. — Понимаете?
Может быть, если бы я отчетливо видел его лицо, то понял бы, но нас окутывала тьма.
Я пожал плечами.
— Вы молоды. Вот погодите, на все будете готовы ради своих детей.
— И что же я должен сделать ради ваших?
Он помолчал, будто бы тщательно обдумывая ответ.
— Можете подобраться к ней? Проверить, все ли в порядке?
— Я могу ее лично спросить.
— В прямой контакт лучше не вступать.
— Не сказал бы, что вы облегчаете мне задачу, мистер Росситер.
— Я не хочу, чтобы дочь вернули домой насильно. И уж точно не с помощью полиции.
— Она и не поймет, что я полицейский, — возразил я. — Даже ваш особист в коридоре не сразу понял.
Росситер ничего не сказал.
— Послушайте, это опасные люди.
— В какие неприятности они ее втянули? Секс? — Он с запинкой произнес это слово.
— Вряд ли. Карвер считает себя джентльменом. Бизнесменом.
— Это ведь хорошо, да?
— Зависит от того, с какими бизнесменами вы общаетесь. Повторяю, этот человек очень опасен. Девушку с громкой фамилией можно втянуть во многое. В городе есть наркодилеры, которые обошлись бы с ней гораздо хуже. От них она бы быстро вернулась домой залечивать психологические травмы. И думать бы забыла, что вас ненавидит.
Он хотел ответить на мой выпад, но сдержался.
— А что Зейн Карвер?
— Он другой. Скорее всего, знает, кто она. Скорее всего, постарается ей понравиться. Он торгует «восьмеркой» [H — первая буква в слове heroin (героин) и восьмая буква английского алфавита. // Представьте, что настал кризис. Люди теряют работу. Денег у них мало. Какие же товары в условиях дефицита денег люди продолжат покупать, а от каких откажутся? // Понятно, что продолжат люди покупать товары первой необходимости — еду, лекарства, топливо, одежду, обувь, мыло, электроэнергию, лампочки. // А на что спрос резко упадёт? На предметы роскоши — ковры, бытовую технику (ничего, и старый телевизор посмотрим, когда починим), развлечения, путешествия. // Первая категория — товары неэластичного спроса. То есть количество денег у населения упало, а производители товаров первой необходимости этого почти не ощущают, потому что люди продолжают их товары покупать. Спрос на эти товары меняется неэластично, он довольно жёсткий. Хорошо быть в кризисные времена производителем хлеба и мыла! // А вот вторая категория товаров называется товарами эластичного спроса. Чуть денег у людей поубавилось, или цена на товар чуть выросла, и люди сразу стали покупать его меньше. Спрос на такие товары весьма гибок, эластичен.] и…
— Восьмеркой?
— Героином, — пояснил я. — Слово звучит вполне невинно, если произнести его на улице или в клубе.
— Это исключено. У Изабель есть проблемы, но она не станет употреблять…
— Поначалу все так думают. Пробуют, а потом втягиваются. Это университетский район. Вот уже несколько лет Карвер снабжает наркотиками молодежные вечеринки. Он знает, что Изабель — ваша дочь?
— Наверное. — Росситер сглотнул. — Хотя обычно она стыдится об этом упоминать.
— А если знает, то играет с огнем. Ему ведь не известно, что вы не отправите за ней полицию.
— Хм… — сказал он, задумчиво крутя на пальце обручальное кольцо.
— Она и раньше сбегала из дома?
— Только в пятизвездочные отели, с моей кредиткой.
— У вас есть ее фотография?
Росситер достал из нагрудного кармана фотокарточку и протянул мне, прикрыв ладонью, будто огонек свечи. Изабель была бледной, симпатичной девушкой с пепельно-русыми волосами и умными голубыми глазами. На фотографии она смотрела чуть выше линзы объектива. Наверное, на того, кто ее фотографировал.
— Послушайте… — Росситер подался вперед. — Простите мою неуместную шутку про то, что вы выпиваете с наркодилерами. Вам сейчас нелегко.
Какое-то время мы сидели в тишине.
— Вам нужна еще какая-нибудь информация? — спросил он.
— Кто познакомил ее с Карвером?
— Боюсь, я ее никогда не видел.
— Ее?
— Его, их, не знаю.
— Может, ваша жена знает?
— Алекса — больной человек. Не надо ее тревожить.
— Ясно. Почему же вы решили действовать именно сейчас?
Он изогнул бровь.
— Изабель отсутствует уже месяц.
— Верно подмечено. — На его скулах заиграли желваки. — Должен признаться, что я сейчас нахожусь между двух огней, Уэйтс. Алекса тоже страдает депрессией. Уже какое-то время между нами… все сложно. Изабель пропала в разгар наших семейных неурядиц.
— Как мне с вами связаться?
Он протянул мне визитку с рельефной печатью. Я провел пальцами по выпуклым буквам.
— Звоните по этому номеру в любое время дня и ночи.
— Спасибо за коньяк. Буду держать вас в курсе.
Когда я уходил, он все так же сидел на диване — усталый и поникший.