— Вы неплохо маскируетесь. Детектив Керник несколько часов вас искал.

— Да-да, не привлекая излишнего внимания. В бумере.

— Извините. Сотрудники Особого отдела лучше ориентируются в благополучных кварталах.

— А я — в неблагополучных.

— Поэтому вы и здесь…

— Я не вправе обсуждать Карвера, пока не поговорю с суперинтендантом Паррсом.

Росситер пристально посмотрел на меня, достал из кармана пиджака телефон и протянул мне.

— Лучше вы сами, — сказал я.

Он улыбнулся, отыскал номер в списке контактов и нажал «вызов». По своему обыкновению Паррс ответил сразу же.

— Ваш человек у меня, — сказал Росситер. — Выглядит соответствующе. Ведет себя очень убедительно. При исполнении, но от выпивки не отказался. Однако не желает обсуждать дела, пока не переговорит с вами. — Он снова протянул мне телефон.

— Сэр.

— Уэйтс, — глухо рыкнул суперинтендант Паррс и с раскатистым шотландским акцентом продолжил: — Окажите министру всяческое содействие. Поговорим завтра.

Он повесил трубку, и я вернул телефон Росситеру.

— Итак, Зейн Карвер, — напомнил министр.

— Наркодилер.

— Зачем он вам?

— Чтобы выйти на остальных, если повезет.

— Вам велено подобраться к нему поближе?

— По-моему, задание вот-вот изменится.

Росситер промолчал.

— Карвер преуспевает потому, что он такой один. Бизнесмен среди отморозков. Моя задача — сыграть на этом.

— И как же?

— Есть три способа. Если грамотно надавить на него, он может сдать других дилеров. Он не самый влиятельный и не самый умный из них, но может подставить кого-нибудь покрупнее. Или сообщить, кто из полицейских работает на него. И самое интересное: возможно, он просто крышует.

— Кого?

— За ним могут стоять еще человек десять, о которых мы даже не слышали.

— Интересно, ради чего вы на это согласились? В смысле, теперь, когда ваше имя запятнано…

— Мое имя изначально мало что стоило. Итак, зачем я здесь, мистер Росситер?

Он снова сделал глоток, клацнув зубами о край бокала.

— Что вам известно о моей дочери? Младшей, Изабель?

— Хорошенькая, совсем юная. Восемнадцать, девятнадцать?

— Семнадцать, — поправил он. — И связалась с этим типом, Карвером.

— Так она же несовершеннолетняя. Вызовите патрульную машину, пусть привезут ее домой.

— Суперинтендант Паррс предложил то же самое. Боюсь, тут надо действовать тоньше.

В панорамные окна ударили крупные капли. Сначала единичные, они становились все тяжелее, стучали все чаще, и вскоре комнату окутала пелена дождя. Я ждал.

— Такой начитанный человек, как вы, скорее всего, помнит, в связи с чем Изабель в последний раз упоминали в новостях.

— Она упала в обморок, — сказал я. — От переутомления.

Росситер не шелохнулся.

— Попытка самоубийства?

Он кивнул.

— Изабель страдает депрессией. В какой-то степени это наследственное, по материнской линии. Попытки самоубийства были и раньше, но такая серьезная — впервые. Много крови, много шума. Разумеется, газетчики пронюхали. Мы скормили им версию переутомления. — Он смотрел куда-то в сторону, видимо заново переживая случившееся. — Я лично встречался с главными редакторами, умолял их.

— Представляю, как это тяжело, — сказал я.

— Правда? — Он посмотрел на меня, переформулировал вопрос: — А знаете, что самое страшное? Страшнее того, что ваша дочь ножом пропорола себе шею?

Я покачал головой.

— Самое страшное — когда дочь возвращается домой из больницы и ненавидит вас за то, что вы спасли ей жизнь. — Он допил коньяк. — Мы с ней тогда поговорили, Уэйтс. Она сказала, что понимает свое состояние, понимает, что ее ждут тяжелые дни. И очень спокойно объяснила, что этот день был не из таких. Она все прекрасно осознавала и не могла простить мне, что я вызвал «скорую».

— Долгой же была та извилистая дорожка, которая привела дочь министра к Зейну Карверу.

— Да, дорожка была и долгой, и извилистой, — кивнул Росситер. — Моя дочь познакомилась с ним через кого-то из друзей. Насколько мне известно, она уже месяц живет в Фэйрвью.

— Месяц?

Он промолчал.

Фэйрвью — так называлась резиденция Карвера. Большой викторианский особняк в южном пригороде, полном молодежи и студентов. Дом Карвера приобрел скандальную известность благодаря вечеринкам, куда стремились попасть все, от университетских сердцеедов до местных знаменитостей.

— Не знаю, что обещал вам Паррс, но мне даны указания не лезть в гущу событий. Я слежу, как передают деньги за товар, выпиваю с дилерами помельче…

— Оно и видно, — сказал он. — Но с сегодняшнего дня ваша задача изменилась. Придется перейти черту. Еще больше запятнать себя. Вступить в контакт с ключевыми фигурами.

— И с вашей дочерью?

— Нет, нельзя, чтобы домой ее вернула полиция. Слишком рискованно.

— При всем уважении, сэр, если газетчики однажды уважили ваши просьбы, то проявят понимание и в этот раз. Да и вообще, что значит скандал по сравнению с тем, что она вернется?

— Скандал? — переспросил Росситер. — Да я, не задумываясь, ушел бы в отставку, если бы это помогло вернуть Изабель.

Я верил ему и пропустил первый тревожный звоночек. Таким тоном говорят о покойниках.

— Не хочу, чтобы из-за меня она наложила на себя руки, — сдержанно сказал он. — Понимаете?

Может быть, если бы я отчетливо видел его лицо, то понял бы, но нас окутывала тьма.

Я пожал плечами.

— Вы молоды. Вот погодите, на все будете готовы ради своих детей.

— И что же я должен сделать ради ваших?

Он помолчал, будто бы тщательно обдумывая ответ.

— Можете подобраться к ней? Проверить, все ли в порядке?

— Я могу ее лично спросить.

— В прямой контакт лучше не вступать.

— Не сказал бы, что вы облегчаете мне задачу, мистер Росситер.

— Я не хочу, чтобы дочь вернули домой насильно. И уж точно не с помощью полиции.

— Она и не поймет, что я полицейский, — возразил я. — Даже ваш особист в коридоре не сразу понял.

Росситер ничего не сказал.

— Послушайте, это опасные люди.

— В какие неприятности они ее втянули? Секс? — Он с запинкой произнес это слово.

— Вряд ли. Карвер считает себя джентльменом. Бизнесменом.

— Это ведь хорошо, да?

— Зависит от того, с какими бизнесменами вы общаетесь. Повторяю, этот человек очень опасен. Девушку с громкой фамилией можно втянуть во многое. В городе есть наркодилеры, которые обошлись бы с ней гораздо хуже. От них она бы быстро вернулась домой залечивать психологические травмы. И думать бы забыла, что вас ненавидит.

Он хотел ответить на мой выпад, но сдержался.

— А что Зейн Карвер?

— Он другой. Скорее всего, знает, кто она. Скорее всего, постарается ей понравиться. Он торгует «восьмеркой» [H — первая буква в слове heroin (героин) и восьмая буква английского алфавита. // Представьте, что настал кризис. Люди теряют работу. Денег у них мало. Какие же товары в условиях дефицита денег люди продолжат покупать, а от каких откажутся? // Понятно, что продолжат люди покупать товары первой необходимости — еду, лекарства, топливо, одежду, обувь, мыло, электроэнергию, лампочки. // А на что спрос резко упадёт? На предметы роскоши — ковры, бытовую технику (ничего, и старый телевизор посмотрим, когда починим), развлечения, путешествия. // Первая категория — товары неэластичного спроса. То есть количество денег у населения упало, а производители товаров первой необходимости этого почти не ощущают, потому что люди продолжают их товары покупать. Спрос на эти товары меняется неэластично, он довольно жёсткий. Хорошо быть в кризисные времена производителем хлеба и мыла! // А вот вторая категория товаров называется товарами эластичного спроса. Чуть денег у людей поубавилось, или цена на товар чуть выросла, и люди сразу стали покупать его меньше. Спрос на такие товары весьма гибок, эластичен.] и…

— Восьмеркой?

— Героином, — пояснил я. — Слово звучит вполне невинно, если произнести его на улице или в клубе.

— Это исключено. У Изабель есть проблемы, но она не станет употреблять…

— Поначалу все так думают. Пробуют, а потом втягиваются. Это университетский район. Вот уже несколько лет Карвер снабжает наркотиками молодежные вечеринки. Он знает, что Изабель — ваша дочь?

— Наверное. — Росситер сглотнул. — Хотя обычно она стыдится об этом упоминать.

— А если знает, то играет с огнем. Ему ведь не известно, что вы не отправите за ней полицию.

— Хм… — сказал он, задумчиво крутя на пальце обручальное кольцо.

— Она и раньше сбегала из дома?

— Только в пятизвездочные отели, с моей кредиткой.

— У вас есть ее фотография?

Росситер достал из нагрудного кармана фотокарточку и протянул мне, прикрыв ладонью, будто огонек свечи. Изабель была бледной, симпатичной девушкой с пепельно-русыми волосами и умными голубыми глазами. На фотографии она смотрела чуть выше линзы объектива. Наверное, на того, кто ее фотографировал.

— Послушайте… — Росситер подался вперед. — Простите мою неуместную шутку про то, что вы выпиваете с наркодилерами. Вам сейчас нелегко.

Какое-то время мы сидели в тишине.

— Вам нужна еще какая-нибудь информация? — спросил он.

— Кто познакомил ее с Карвером?

— Боюсь, я ее никогда не видел.

— Ее?

— Его, их, не знаю.

— Может, ваша жена знает?

— Алекса — больной человек. Не надо ее тревожить.

— Ясно. Почему же вы решили действовать именно сейчас?

Он изогнул бровь.

— Изабель отсутствует уже месяц.

— Верно подмечено. — На его скулах заиграли желваки. — Должен признаться, что я сейчас нахожусь между двух огней, Уэйтс. Алекса тоже страдает депрессией. Уже какое-то время между нами… все сложно. Изабель пропала в разгар наших семейных неурядиц.

— Как мне с вами связаться?

Он протянул мне визитку с рельефной печатью. Я провел пальцами по выпуклым буквам.

— Звоните по этому номеру в любое время дня и ночи.

— Спасибо за коньяк. Буду держать вас в курсе.

Когда я уходил, он все так же сидел на диване — усталый и поникший.