Она быстро собрала кофейные чашки на поднос, ее пальцы при этом дрожали.

— У меня есть посудомоечная машина, — быстро проговорила она, — и я сумею загрузить ее самостоятельно.

— Хорошо. А то ведь я никогда не был очень домовит, не умел управляться с хозяйством.

— Я помню, — пробормотала она, направляясь в кухню. Вспоминать было болезненно. Кончится ли это когда-нибудь? Она загремела чашками и блюдцами, нарочно производя слишком много шума, чтобы заглушить глупые мысли в своей голове. Вернее, голоса, которые настойчиво шептали ей: сделай так, чтобы он остался. — Увидимся завтра утром, — тряхнула она головой. — Хотя нет, ведь ты отправляешься в Барселону.

Сама она никогда не бывала в Барселоне, и если бы он пригласил ее поехать с ним… Отчаяние, Должно быть, отразилось в ее глазах, потому что он подошел к ней и сказал участливым тоном:

— А мы когда-то собирались совершить путешествие в Европу, побывать во Франции, Италии, Испании. Помнишь?

Лора закусила губу. Она подняла на него широко раскрытые, залитые слезами глаза, сердце ее колотилось так бурно, что перехватило дыхание.

— На ковре-самолете, — прошептала она. Как он мог подумать, что она забыла? Он хотел унести ее прочь в романтическое путешествие на волшебном ковре-самолете. — Кажется, у нас сегодня вечер воспоминаний, — грустно добавила она.

— Тяжелых, болезненных воспоминаний, ты хочешь сказать?

— Что было, то прошло, — подняв подбородок и беря себя в руки, сказала она. — И, кажется, воспоминания не слишком тебя угнетали. Все эти женщины…

— Их было не так уж много. Да и среди тех я искал лишь то, что потерял с тобой, Лора.

Ей не понравился высокомерный смысл этих слов.

— Ты ничего вовсе и не потерял, Джерри. Ты просто отбросил это. Надеюсь, что по прошествии стольких лет ты обращаешься с Мэри-Лу более справедливо, чем обошелся со мной.

Он прищурился.

— Ты все еще считаешь себя несправедливо обиженной, не так ли?

— Я и есть несправедливо обиженная! — вскричала она в порыве гнева. — Это ты еще способен вести нормальную жизнь и… — Она осеклась, почти проговорившись, что все еще любит его и не может вести нормальную жизнь.

Джералд схватил ее за руку и грубовато притянул к себе.

— Ты полагаешь, что я веду нормальную жизнь? Ты думаешь, Мэри-Лу может заменить мне тебя? Как мало, как плохо ты знаешь меня, Лора! — с презрением проговорил он. — Если я и женюсь на Мэри-Лу, то не по той же причине, по какой хотел жениться на тебе четыре года назад!

Он оттолкнул ее от себя и отвернулся. Лора видела, как он собирает разбросанные бумаги и запихивает их в портфель. Но ощущала она себя так, словно все происходило во сне, а не в реальности, — голова ее кружилась от его последних слов. Если он и женится на Мэри-Лу… Так он не любит ее! Если он и женится на ней, то не по любви, а из-за чего-то другого. Из-за чего же тогда?

— Ты… ты женишься на ней, чтобы наказать меня? — спросила она едва слышным шепотом, сжав кулаки и с бешено бьющимся пульсом, до того участившимся, что ей едва не стало дурно. Эта мысль была чудовищна. Если это правда, то как же он должен ненавидеть ее!..

Держа в руке портфель, Джералд повернулся и посмотрел на нее своими загадочными и угрожающими глазами. Прежде она умела читать его настроение во взгляде; теперь же он был тайной для нее.

— А это будет тебе наказанием, если я поступлю так? — спросил он.

Лора быстро зажмурила глаза. Как он мог задать такой вопрос? Ведь его брак похоронил бы всякую надежду в ее жизни. Джералд был порядочным человеком; однажды приняв решение, он бы не отказался от него. Любя или нет, но он бы исполнял свой супружеский долг. И она ответила как можно решительнее и спокойнее:

— Твоя женитьба на ком бы то ни было явилась бы для меня желанным освобождением, — холодно сказала она. И добавила про себя: как смерть после долгой, мучительной болезни.

Она двинулась, чтобы пройти мимо него и убрать со стола. Но Джералд не сделал движения посторониться. Она в нерешительности остановилась, и он снова взял ее за руку, но на этот раз мягче, без гнева. Его нежное прикосновение совершенно лишило Лору присутствия духа.

— А для меня — пожизненным заключением, — едва слышно проговорил он.

Сначала эти слова каким-то диссонансом отдались в ее мозгу, но постепенно смысл их сделался более ясным. Глаза ее широко раскрылись, когда он коснулся пальцами ее щеки, а потом взял лицо в ладони и притянул к себе. Его поцелуй был подтверждением верности этих слов, и в ее сердце вновь затеплилась надежда. Лора позволила, чтобы сладкое давление его губ продолжалось и усиливалось. Нет, он не любит Мэри-Лу, он все еще любит ее, Лору, и хочет ее. Он не мог удержаться, чтобы не ранить ее своей жестокостью и враждебностью. Но он и сам был глубоко ранен — он кусался от боли, от душевной муки.

Его губы стали более настойчивыми, а руки, обвившие ее спину, держали так крепко, что невозможно было высвободиться, да она и не хотела быть свободной. Она хотела того, что он предлагал, — еще одного шанса. Она хотела его самого, его любви, его сердца.

На мгновение Джералд отпрянул, чтобы посмотреть на ее вспухшие губы, и, скользнув рукой вниз, расстегнул пуговицы ее блузки. Его пальцы осторожно прошлись по ее обнаженной груди. Лора закрыла глаза и закусила нижнюю губу — сопротивляться этому не было сил. Потом она почувствовала его горячие губы на своих сосках, и дрожь желания пробежала у нее по спине. А удары сердца отдавались в ушах.

— Я думал, ты изменилась, — хрипло прошептал он, прямо в ее разгоряченную кожу. — Но ты все такая же — мягкая, теплая, влекущая. Ты влечешь, ты соблазняешь меня. Ты ведь и сама хочешь этого, дорогая?

Это прозвучало так просто, но было отягощено такими сложностями, что она не нашлась что ответить. Она только чувствовала сейчас, что ей хочется наплевать на все эти сложности и отдаться влечению сердца и плоти, отбросив в сторону все остальное.

— Джерри… Я знаю… — Растерянная, она попыталась отстраниться от него, чтобы навести порядок в своих мыслях и чувствах, но он не позволил ей этого. Он держал ее так крепко, искушая каждой клеточкой тела, что у нее не оставалось уже никаких сил бороться с этим искушением.

— Ты же видишь, что я хочу тебя, — прошептал он. — Страсть все еще здесь, с нами, после стольких лет, и…

— И было бы неправильно поддаться ей, милый, — слабо запротестовала она, но ноги у нее подкашивались, и поделать с этим она ничего не могла. — Я… я тоже хочу тебя, Джерри, но это не для нас.

— Из-за Мэри-Лу?.. А почему же четыре года назад…

Лора опустила кружащуюся голову. Одного упоминания этого имени было достаточно, чтобы ей стало стыдно, чтобы все, что их разделяло, воскресло вновь. Она вскинула руки и уперлась ему в грудь кулачками, маленькими и бессильными против его твердой силы. В ответ он только сжал ее еще сильнее.

— Ты все еще думаешь, что между мной и Эдвином что-то было, — сказала она сквозь сжатые губы, — и никогда не поверишь, что этого не было. Если бы так, я сейчас была бы за ним замужем. А предполагать, что я пойду в постель с тобой сейчас потому, что, якобы, изменяла тебе тогда, — это гадко и достойно презрения. — Она прерывисто вздохнула. — Да, я хочу тебя — как я могу отрицать, когда ты и сам прекрасно это знаешь, — и все же это невозможно, Джерри. У тебя теперь есть Мэри-Лу и…

— Она не носит моего кольца…

Лора попыталась высвободиться и вновь толкнула его в грудь слабым и тщетным движением.

— При чем тут это чертово кольцо? Ни при чем, Джерри. Ты с ней помолвлен, связан обязательством…

— Нет никакой помолвки, — бросил он почти сердито, как если бы именно она была в этом виновата. — Не было еще, — добавил он, прижимаясь к ней так, что она вновь оцепенела, а ее сжатые кулаки ослабели у его груди.

— Я… я не понимаю, — едва слышно прошептала она. Голова ее кружилась. Может, она не расслышала? Глаза Джерри потемнели, и он тут же закрыл их, словно не хотел, чтобы она проникла в его мысли.

— Ты и не должна понимать, Лора, — прошептал он страстно. — Все, что тебе нужно знать, это то, что я хочу заниматься с тобой любовью. Я бы не думал об этом, если бы был связан обязательством с другой женщиной.

— Да, но… — Она все еще не понимала, вернее, не совсем понимала, что он имеет в виду. Ведь он сказал, что помолвлен, — в тот первый раз, когда пришел к ней в кабинет. И вот теперь он говорит, что не помолвлен — «пока еще». Значит, если она ему откажет, он сделает предложение Мэри-Лу?

— Пожалуйста, отпусти меня, Джерри, — прошептала она, ощущая полную сумятицу в мыслях. Неужели он хочет, чтобы она сделала за него этот выбор: она или Мэри-Лу…

— Я не могу отпустить тебя на этот раз, — хрипло проговорил он.

Она попыталась отвернуть голову от него, но он не дал, задержав пальцами ее подбородок. Рыдание вырвалось у нее из горла, и слезы, затуманивая зрение, закипели на глазах.

— О дорогой, — слабо проговорила она. — Что с нами происходит? Что мы сделали и что мы делаем сейчас?

Ответом был его поцелуй, а руки обвились вокруг нее так, словно никогда не отпустят. И она поняла тогда, что в этом не было никакого притворства. Она чувствовала, как страсть поднимается в нем, и знала, что никакие отговорки больше не подействуют.

Лора крепко прижалась к нему, желая, чтобы ничего в мире не существовало, кроме них двоих. Она не будет больше думать о той роковой ночи четыре года назад. Она не будет больше думать о том страдании, которое они оба претерпели с тех пор. Джерри хотел ее, а она его — так что же им делать?..

Внезапно он поднял ее на руки, и она прильнула к нему, уткнувшись лицом в его шею. В полной покорности она прошептала его имя. И это было все, что она только и могла сказать.

7

Джералд нес ее, и Лоре казалось, будто она плывет по воздуху. Затем он мягко опустил ее в объятия постели. От предвкушения предстоящего мурашки побежали у нее по телу. Свет из маленького коридорчика был единственным, что освещало спальню, и Лоре очень хотелось, чтобы он погас. На нее вдруг нахлынула волна застенчивости, которой она никогда прежде не испытывала перед ним.

Он включил мягкий свет ночника, закрыл дверь и снова обнял ее. Его поцелуи были легкими и нежными, когда он касался губами ее бровей, лба, щек, — мягкие, теплые, ободряющие поцелуи.

— Ты дрожишь? — шептал он. — Не бойся, милая. Ничто не изменилось.

Но это было не так. Они оба так много страдали по вине друг друга, и это нелегко было забыть. Но все же верх в ее сердце взяла любовь, и, когда их губы плотно сомкнулись, Лора поняла, что бояться ей нечего. Когда вы любимы столь глубоко, не может быть места сомнениям.

Очень осторожно Джералд стянул с нее блузку и отбросил на пол. Она беспомощно простонала, когда он пробежал руками по ее голой груди, а в тот момент, когда он коснулся губами ее горячей ароматной кожи, экстаз охватил ее, и она вспыхнула, как сухой лист бумаги. Щекоча ее груди, дразня ее разгоряченные соски, его язык и губы причиняли ей такие сладкие муки любви, что она чувствовала, что вот-вот растает.

Отстранившись от нее, Джерри выпрямился и стал раздеваться. Она смотрела на него, и каждое его движение было столь плавным и соблазняющим, точно он практиковался в этом искусстве. Само тело его своими крепкими выразительными формами напоминало скульптуру — таким мускулистым, темным и таинственным оно было. Лора потянулась к нему, и его дыхание на мгновение прервалось, когда интимным прикосновением она дотронулась до него и наклонилась, чтобы поцеловать теплую шелковистую его кожу. Он нежно отстранил ее от себя, и сладостная дрожь пробежала по ее телу.

Джералд опустился на постель рядом с ней, стянул с нее юбку и отбросил в сторону. Его губы вновь прильнули к ее груди, и жар его губ, страстный ритм его дыхания заставили ее еще сильнее обвить руками его спину, еще сильнее привлечь к себе. Так легко было потерять контроль над собой, позволить чисто физической потребности низвести любовь на уровень простой похоти. Но оба сознавали, сколь хрупок и драгоценен этот миг, и желание продлить его пересилило нетерпеливую потребность тела.

Это было похоже на волшебную сказку. Лора ласкала его великолепное тело, и слезы заполнили ее глаза, когда она подумала о тех страданиях, которые причинила ему. О том, как страдал этот красивый и сильный человек из-за своей гордости и упрямства, о том, как у нее не было сил помочь ему и самой себе тоже.

Но все это было в прошлом. Настоящее же было заполнено любовью и опьяняющей чувственностью. Они снова вместе, и ничто не имело значения теперь, кроме того, что происходило здесь и сейчас между ними. Они были как два огня, слившихся в одно пламя, и любовь уносила ее прочь из этого мира в какой-то иной, высший, который принадлежал только им одним. Любовь и эротика, чувственность тела и увлечение души — все смешалось, и Лора понимала сейчас только одно: Джералд любит ее, Джерри хочет ее, Джерри — это ее жизнь.

Но наступил момент, когда ни один из них уже не мог больше сдерживаться. Джерри простерся над ней, подобно великолепному зверю — мужественному, темному и сильному в своей неутолимой жажде слияния. Лора издала слабый вскрик и вся изогнулась, когда он властным и сильным движением вошел в ее лоно и слил себя с ее существом. Весь его внутренний жар вливался в нее, властвуя над ее сердцем, над ее хрупким телом. Одной рукой он поддерживал ее бедра, двигаясь внутри нее длинными скользящими движениями, которые вызывали такое сладостное чувство, волнами пронизывавшее ее, что она задыхалась.

— Ты снова моя, — прошептал он разъяренно.

На один краткий болезненный миг эти слова кольнули ее — не говорил ли он о каком-то реванше? — но вслед за тем все это улетучилось, и сомнения исчезли до конца. Был только Джерри, страстно любящий ее и любивший ее всегда!..

Лора вскрикнула и впилась пальцами в плечи Джерри, когда у них одновременно наступила разрядка. Огонь пронизал их тела, освобождающиеся от невыносимого напряжения. Одна за другой волны страсти сотрясали их. Они извивались, цеплялись друг за друга, как если бы неслись, увлекаемые бешеным потоком. Потом эти Любовные конвульсии затихли постепенно, и только сладкая ровная нежность связала их воедино. Они одно, Лора и Джерри — и так будет всегда.

Обессилевшие, они лежали в объятиях друг друга, стараясь выровнять свое дыхание и успокоиться хотя бы для того, чтобы быть в состоянии говорить. Но никакие слова уже были не нужны — все было сказано недавними объятиями и поцелуями: они не могли жить друг без друга.

— Я должен идти, — сквозь сон услышала Лора, и слова эти резанули ее по самому сердцу.

Как пружина, она выпрямилась на постели и отбросила свои перепутавшиеся волосы с лица. Еще ослепшая ото сна, чувствуя скованность во всем теле, она сосредоточила свой туманный взгляд на Джералде, и… О Боже, умытый, причесанный и одетый, он уже собирался уходить. Сердце у нее заколотилось.

— Джерри, — хрипло произнесла она, и горло перехватила боль тревоги.

Он посмотрел на нее сверху вниз спокойным непроницаемым взглядом.

— Барселона. Ты помнишь? Я должен лететь в Испанию.

Отчетливая нотка отчуждения слышалась в его низком голосе. Никакого тепла он уже не излучал. Лора ожидала, что проснется в его объятиях, что он вновь будет ласкать и целовать ее. Она надеялась, что он захочет поговорить — и разговор этот будет о любви, об их любви, которая выжила в атмосфере четырех лет враждебности. Но ничего этого не было, было лишь холодное отчуждение в его тоне и недоверие в его темных обвиняющих глазах.

— Ты сердишься? — пробормотала Лора, выпростав ноги из-под одеяла, чтобы встать. Но это оказалось не так-то просто — она была как бы парализована страхом и смятением, и ноги не слушались ее.

— Если и сердит, то лишь на себя самого, — бросил он холодно.

— Джерри!.. — Она почти выкрикнула его имя. Остатки сна мигом улетучились, и она выскочила из постели, не в состоянии понять и принять все это. Что же случилось? Что случилось после этой их ночи… Зубы стучали у нее точно от озноба, и она потянулась к одежде, лежащей в ногах кровати.

Джерри не любил ее. Он наказал ее, использовал, чтобы взять реванш. Он не мог простить и забыть. Образ Мэри-Лу возник перед ней, переполнив ее чувством вины. О Боже, что же случилось с ней?!.

— Джерри, мы… мы должны поговорить, — беспомощно пробормотала она.

Он взглянул на часы, и сердце ее забилось так сильно и болезненно, что она зашаталась. Он не хотел даже просто взглянуть ей в глаза. Гнев заклокотал у нее в груди, а ощущение горечи заполнило рот. Ей хотелось броситься на пол и рыдать, но рыдания будто застряли в ее сведенном горле. Беспомощная и униженная, стояла она около постели, внутренне дрожа и чувствуя, что сама позволила довести себя до такого состояния.

Он мельком посмотрел на нее, и его враждебный взгляд вызвал у нее почти иррациональную надежду: если бы он занимался с ней любовью исключительно ради мести, он выглядел бы сейчас торжествующим, а не враждебным, о нет… Но он не был торжествующим, вовсе не был. Только холодным и, может быть, злым. На кого он злился? На нее или на себя — за то, что позволил своим чувствам зайти слишком далеко? Если так, то был еще шанс, но она не в состоянии была ничего сказать — слова просто не шли с ее побелевших губ.

— Я позвоню из Барселоны, — сказал он, и это были его последние слова.

Он повернулся, сгорбив свои окаменевшие от напряжения плечи, и вышел из комнаты. Дверь захлопнулась за ним, и Лора вздрогнула от боли. Ей казалось, что стены давят на нее, заставляя хватать пересохшим ртом воздух. Джерри ушел… Он ушел, не произнеся ни слова любви. Он ушел из ее жизни вновь.

В голове ее стучало, а кожа покрылась мурашками. Она заставила себя выйти из спальни, точно ища разгадку случившегося в холле. Что произошло с Джерри? Почему из пылкого любовника, каким был ночью, он к утру превратился в дьявольски холодного и враждебного человека?

И вдруг она увидела нечто, на что не обратила внимания вчера вечером, нечто, что ей следовало бы раньше заметить. На спинке стула в углу висела матерчатая сумка, сумка для химчистки, с четко выведенной на ней фамилией «Неррит». Теперь она поняла, что случилось. Джерри видел эту сумку. И заключил, что Эдвин живет здесь, что он расположился у нее как дома. Но увидел ли он сумку еще накануне вечером или же заметил лишь сегодня утром? Быть может, он пришел к такому заключению уже вчера и занимался с ней любовью, только чтобы отомстить? Сердце ее сжалось при этой мысли.

Лора до боли закусила губу. А может, Джерри увидел сумку утром и почувствовал себя уязвленным и обманутым в очередной раз? Да, это было еще хуже, еще тяжелее для Джерри, ведь он имел теперь право думать, что она не стала лучше, чем была четыре года назад.

Она всхлипнула и прокляла в душе Хиллари, не убравшую вещи в шкаф. Потом Эдвина, ставшего несчастьем всей ее жизни. И, наконец, обругала себя за то, что сразу же не рассказала все Джерри. Как могла она совершить ту же ошибку второй раз?

В припадке негодования и смятения Лора побежала в комнату Эдвина и распахнула дверь. Было очевидно, что эту комнату занимал мужчина, и Джерри увидел бы это, даже чуть приоткрыв дверь. А раз так, то он вполне мог подумать, что Эдвин, деля с ней жилье, делил и постель. И все это после их ночи, когда, казалось бы, стало яснее ясного, что именно он, Джералд Костес, был единственной любовью в ее жизни и прежде и теперь.