Джудит О'Брайан

Твой нежный взгляд

Пролог

Ночь, тишина. Прозрачный весенний воздух напоен ароматом бледно-зеленых клейких листиков и полураспустившихся бутонов. На черном полотне ночного неба сияет месяц и мерцают россыпи звезд. Света вполне достаточно — фонарь ему не понадобится.

Он держит путь к особняку на окраине города, в стороне от ярко освещенных многолюдных улиц южнее Гранда, по которым проносятся экипажи и снуют прохожие. Надо подняться чуть выше Шестьдесят первой улицы — дом расположен рядом со старой фермой «Тредуэлл-Фарм», где гнездятся лачуги и пасется скот. Особняк виден издалека — он подсвечен газовыми фонарями и ставшими теперь модными переливчатыми струями фонтана. Идея этого новшества принадлежит домовладельцу: резервуар с газом спрятан за беседкой, а водопроводная труба подсоединена к колодцу.

Несмотря на всю серьезность своей задачи, он не может не восхищаться строгой и благородной красотой здания. В доме насчитывается более двенадцати комнат довольно внушительных размеров, и тем не менее в его архитектуре присутствуют ясность и четкость линий, что приятно ласкает глаз. Это и в самом деле прелестный дом, и ночной полумрак подчеркивает его классический силуэт.

Как и ожидалось, на втором этаже горит свет. Это ее спальня — спальня юной невесты из Лондона.

И она в спальне одна, совсем одна.

Холщовая сумка вдруг показалась ужасно тяжелой, и он вцепился в ручку так, что костяшки пальцев побелели.

Он знает, что должен сделать. Надо поторапливаться. Ему никто не помешает — об этом позаботились заранее. Немногочисленные соседи покинули окрестности. Он сам помогал рассылать им подложные письма якобы от родственников, проживающих за несколько десятков миль отсюда. И уловка удалась, чем он очень гордится.

Осталось прикрепить к двери записку с грозным предупреждением. Вот так. А теперь вытащить из сумки...

Взрыв... Его сбивает с ног. Грохот и звон разбитого стекла, жарко полыхнули окна.

Что случилось? Он поднимается с земли и смотрит, как огонь пожирает сумку.

Языки пламени, словно гигантские змеи, лижут оконные рамы.

Он стоит, пригвожденный к месту, не в силах шевельнуться от ужаса. И тут до него доносится леденящий душу вопль — предсмертный крик женщины.

Что же делать? Он никак не предполагал, что это произойдет на самом деле! Угрожать — угрожал, но не более!

Ее силуэт возникает на фоне полыхающего окна — она корчится от боли, в отчаянии хватает руками воздух, а волосы, охваченные пламенем, извиваются в каком-то жутком танце, точно русалочья грива в глубинах океана. В следующий миг видение исчезает, и только яростный огонь продолжает плясать в окне. Крики смолкли.

Надо бежать. Скорее прочь от этого места! Но ноги вросли в землю, и он не может сделать ни шагу...

Он хочет закричать, но не может выдавить ни звука. Из комнат доносятся только треск пламени, скрип деревянных перекрытий и звон лопнувшей посуды и стекла.

Он задыхается, ему не хватает воздуха...

И просыпается — как всегда в поту. Сердце стучало так, что готово было выпрыгнуть из груди.

Он в своей постели, на мягкой перине и подушках, на душистых простынях.

Ловя ртом воздух, он не спешит зажигать свет. Сон скоро снова сомкнет его веки. Так повторяется каждую ночь с прошлой весны.

Точнее, с той самой ночи, когда он убил Аманду О'Нил Стивенс.

Глава 1

Нью-Йорк, 1849 год

Они занавесили окна и стали ждать, когда к ним явится дух умершего.

— Вы готовы к встрече с мужем?

Вдова кивнула, смущенно теребя серебряное обручальное кольцо.

— Странно все это, — прошептала она, грустно улыбнувшись. — Мы прожили вместе восемь лет, а теперь... словом, не знаю, что и сказать.

Селия Томасон мягко коснулась руки молодой женщины.

— Понимаю, миссис Дженсон. Но муж предстанет перед вами в точности таким, каким был при жизни. Так что вам нечего волноваться.

— А разве душа не меняется? — робко спросила она. — Неужели после смерти люди не становятся добрее, милосерднее?

В небольшой гостиной царил прохладный полумрак. Тяжелые зеленые портьеры закрывали окна, не пропуская в комнату послеполуденное солнце и приглушая торопливые шаги прохожих, грохот экипажей и цоканье копыт по мостовой. В полутьме в волосах вдовы отчетливо виднелись седые пряди. И в то же время ей наверняка было не больше тридцати — возможно, она младше самой Селии.

Взгляд потухших серых глаз из-под полей шляпки с траурным крепом казался очень усталым. Молодость ее увяла до срока — жизнь никогда особенно ее не баловала, а теперь и подавно.

Несколько месяцев назад у нее погиб муж. Он работал грузчиком в порту — таскал мешки с кофе, по нескольку сотен фунтов каждый. В тот злополучный день он случайно споткнулся, и вся эта груда мешков повалилась на него и придавила насмерть, оставив жену и троих детей почти без гроша.

Собрав последние деньги, миссис Дженсон отправилась к Селии Томасон, известному медиуму, чтобы спросить совета у покойного супруга. Селию Томасон знает весь город. Конечно, есть и другие, кроме нее, да только они берут деньги, а потом их днем с огнем не сыщешь. А Селия вот уже без малого четыре месяца принимает посетителей в доме своей тетушки, что на площади Вашингтона. Потому-то вдова и решила обратиться именно к ней.

— И такое случается. А теперь закройте глаза, миссис Дженсон, — приказала Селия. Вдова повиновалась. — Думайте о вашем муже, вспоминайте только хорошее. Представьте, что он улыбается вам.

Женщина задумалась, потом покачала головой.

— Сказать по правде, Хайрам редко улыбался. А если и улыбался, я точно знала, что он под хмельком.

— Понятно. — Селия ободряюще похлопала ее по рук«. — Тогда вспомните, как он любил детей. Ведь он был примерным семьянином?

Вдова нахмурилась и снова глубоко задумалась. Секунды плавно перетекли в минуты, наконец она вздохнула.

— Мисс Томасон, ничего подобного не припоминаю. Бедный Хайрам страдал разлитием желчи и страшно сердился, когда дети поднимали шум — от их криков и возни ему становилось только хуже.

— Вот как? Ну вспомните, каким он был нежным и заботливым мужем. Подумайте о том времени, когда он ухаживал за вами — влюбленный молодой человек...

Вдова снова покачала головой, по-прежнему не открывая глаз.

— Никогда он не был особенно ласков со мной, мисс Томасон. Да и нежностей от него не дождешься. Я думала, после свадьбы... но что теперь говорить. Родила от него троих детей, вот и все. Нет, Хайрам был очень хорошим человеком, но нежным и заботливым его не назовешь.

— Тогда думайте о тех его качествах, которые достойны уважения. Итак, называйте их по порядку.

Миссис Дженсон послушно закивала, но тут же сникла.

— Так сразу и не вспомнить, — пробормотала она.

— Он ведь обеспечивал семью, не так ли?

— Да, зарабатывал он неплохо, да только деньгами распоряжаться не умел, — ответила женщина. — Я частенько обшаривала его карманы, когда он возвращался поздно ночью... — Щеки ее покрылись румянцем. — Он говорил, что после тяжелого трудового дня не мешает пропустить стаканчик-другой. На те гроши, что мне удавалось извлечь из его карманов, я закупала яйца и торговала ими на рынке. Случалось и маслом торговать. В последнее время мы и жили на те деньги, что я получала от продажи.

— Хорошо, тогда представьте его в церкви рядом с детьми и... Что такое?

— Мисс Томасон, в последний раз я видела Хайрама в церкви несколько месяцев назад.

— Ну вот видите! — подхватила Селия. — Вспомните, как...

— Это было в день его похорон.

— Простите...

— Его было не узнать — такой строгий, красивый, во всем чистом...

— Вот как. Значит, вам хочется вспоминать его именно таким?

— Да, наверное... — Вдова прикусила губу. — Он лежал в белоснежной рубашке, гладко выбритый. Его ногти были чистыми.

— Что ж, попробуем представить вашего Хайрама. Вдова кивнула и еще крепче зажмурила глаза, стараясь сосредоточиться.

Несколько минут женщины сидели молча, и тишину нарушал отдаленный шум, доносившийся с улицы. Вдова сидела, не открывая глаз, но в позе ее уже не чувствовалось скованности: необычная обстановка, полумрак, плюшевый ковер под ногами и прохладная поверхность полированного стола из красного дерева — ко всему этому она успела немного привыкнуть.

— А теперь я вызову обитателей загробного мира, — произнесла Селия. — Они помогут вам общаться с духом умершего мужа. Вы готовы, миссис Дженсон?

Молодая женщина закивала:

— Да, да.

— Хорошо. Не открывайте глаза.

Женщины снова умолкли. Прошла не одна минута, прежде чем Селия заговорила. Голос ее изменился, зазвучал монотонно, бесстрастно, как будто принадлежал не живому человеку, а какому-то механизму.

— Духи откликнулись на мой зов. Они привели вашего мужа...

Вдова вздрогнула.

— Он здесь, в комнате?

— Да. Да. Так говорят духи, — подтвердила Селия и продолжала тем же странным тоном: — Он явился, чтобы помочь вам.

— Вы его видите! — воскликнула женщина. — А я могу на него посмотреть?

— Нет, сейчас нельзя. Но он рядом, и духи говорят, что он полон любви к вам.

— Хайрам?

— Да, Хайрам.

— Хайрам, прости меня! Я так переживаю из-за ботинок! — крикнула миссис Дженсон в пустоту, комкая в руках замусоленный носовой платок. — Не сердись на меня, пожалуйста! Поклянись, что ты не станешь мстить ни мне, ни детям. Мы же не виноваты, что так вышло!

— Он не сердится! — поспешила успокоить Селия и монотонно продолжала: — Нет. Он не сердится. Он просит передать, что... Подождите-ка. — Селия помолчала, словно прислушиваясь. — Да, ботинки ему понравились.

— Правда понравились? — с сомнением промолвила вдова и резко открыла глаза. — А где же он? Я его не вижу. Мы прожили вместе восемь лет, мисс Томасон. Почему я его не вижу?

Лицо Селии напоминало застывшую маску, широко распахнутые глаза смотрели прямо перед собой.

— Духи считают, что вы еще не готовы к тому, чтобы увидеть его в теперешнем обличье. Но не отчаивайтесь. Ваш муж скоро даст о себе знать.

Послышался тихий шорох.

— Что это?..

Женщина оглянулась, переводя испуганный взгляд с дивана на кресла и чайный столик. Красное дерево подчеркивало мрачный колорит комнаты. Вдова взглянула в сторону камина — несмотря на ноябрьский холод, огонь там не разжигали. Мисс Томасон объясняла посетителям, что пламя камина мешает ей общаться с потусторонним миром.

Наконец миссис Дженсон обнаружила источник таинственного шороха, стоявшая на каминной полке ваза из бело-голубого фарфора медленно раскачивалась из стороны в сторону, готовая вот-вот упасть. Женщина замерла от удивления.

— Что это?

— Это Хайрам.

Вдова испуганно ахнула.

— Что он делает? Зачем?.. — Губы ее задрожали, голос осекся.

— Хочет показать вам, что он здесь, в комнате.

Женщина судорожно глотнула, не отрывая глаз от каминной полки. Тут ваза упала и разбилась, ударившись о кирпичный выступ.

— Боже правый! — Вдова в ужасе вскочила.

В это же мгновение приподнялась скрипка, лежавшая в кресле, а смычок взлетел в воздух и принялся со скрежетом пилить по струнам. Женщина бросилась к двери, но Селия удержала ее за руку.

— Пустите меня, умоляю! — Вдова попыталась вырваться, но Селия еще крепче стиснула ее запястье.

Женщина замерла на секунду и прислушалась. Выражение ее лица смягчилось — она узнала мелодию.

— Мисс Томасон, да это же любимая песенка Хайрама! Вот только название забыла... Муж частенько насвистывал ее, когда возвращался домой навеселе.

— Он хочет вам что-то сказать, — прозвучал бесстрастный голос медиума, заглушая скрежет струн.

Миссис Дженсон отвела взгляд от скрипки и широко раскрытыми глазами уставилась в пустоту. Затем стала испуганно озираться, ожидая появления чего-то неведомого и жуткого.

Селия сохраняла хладнокровие, делая вид, что ничего не замечает, но застывшее выражение ужаса на бледном лице посетительницы и остановившийся взгляд были ей хорошо знакомы. Ей не раз приходилось видеть подобное выражение на лицах многих женщин — старых и молодых, аристократок и обитательниц предместий. Воспитание и положение не имели тут никакого значения. Ужас сковывал их всех, независимо от того, кем они были и какую жизнь вели.

Умерший муж, как и живой, заставлял бедную женщину трепетать от страха, и этим она нисколько не отличалась от своих предшественниц.

— Что он говорит? — Рука миссис Дженсон, шершавая и огрубевшая от работы, дрожала, как в лихорадке.

Селия улыбнулась и промолвила чуть мягче:

— Он хочет, чтобы вы были счастливы.

— Хайрам? А вы уверены, что этот дух принадлежит моему мужу?

— Он просит у вас прощения за все зло, что вам причинил, — продолжала Селия.

— Правда? — еле слышно переспросила женщина.

— Хайрам очень любил и вас, и детей, хотя редко говорил об этом. И гордился, что вам удалось наладить торговлю яйцами и маслом.

— Гордился? — Вдова без сил опустилась в кресло. — Ни разу не слышала от него ни слова похвалы.

— Он хочет, чтобы вы знали о его сокровенных мыслях и чувствах. И вот еще что... Он разрешает вам снова выйти замуж и говорит, что есть один человек...

— Неправда! Я всегда была верна Хайраму!

— Ну конечно же! Ему это известно, миссис Дженсон! Он всегда вам верил. Но ему кажется, что вы могли бы найти счастье в браке с... — Селия на минуту прикрыла большие выразительные глаза, точно прислушиваясь к потустороннему голосу, который вот-вот назовет имя. Затем, медленно подняв веки, внимательно посмотрела в лицо вдове. — Он хочет, чтобы вы вышли замуж за человека по имени Джон Тадлоу.

Миссис Дженсон побледнела как полотно и прижала к щекам трясущиеся пальцы. Неужели все это происходит с ней наяву?

— Мистер Тадлоу — хозяин молочной фермы в Бруклине, — прошептала она. — Он был очень добр к нам, покупал у меня яйца и платил за них гораздо дороже, чем они стоили на самом деле. А Сета, моего старшего сына, научил вырезать ножичком по дереву. — Она говорила сама с собой, ни к кому не обращаясь. — Да, он был очень добр...

— И ваш муж считает, что вы должны связать с ним свою судьбу. Мистер Тадлоу позаботится о вас и ваших детях.

Миссис Дженсон молчала. Она постепенно приходила в себя. Наконец на ее щеках снова заиграл румянец, и она улыбнулась впервые за этот день, а может, и за многие годы.

— А Хайрам не рассердится?

— Нет, конечно. Он мечтает, чтобы и вы, и дети жили безбедно и счастливо. Это его самое заветное желание.

— Мистер Тадлоу, — задумчиво промолвила вдова. Она улыбнулась, но тут же смутилась и зарделась, как девочка. — Он очень хороший человек — спокойный, добрый. И почти не пьет, а виски просто на дух не переносит.

— На дух? Тогда лучше не говорите ему, что были у меня.

Скрипка снова улеглась в кресло, и в комнате стало тихо. Миссис Дженсон оторопело уставилась на Селию и вдруг рассмеялась.

— Поняла! Это шутка, дух и «дух»-привидение!

— Миссис Дженсон, я уверена, что теперь у вас все наладится, — сказала Селия, не скрывая своей радости.

Вдова поднялась и окинула взглядом комнату.

— Мне очень нравится ваша гостиная, мисс Томасон. Я и у себя хотела бы повесить гардины. Непременно так и сделаю. — Она сняла с руки кошелек и развязала шнурок. — Денег у меня немного, но это все, что осталось после...

— Нет, — решительно перебила ее Селия, понизив голос. — Не стоит, миссис Дженсон. Денег я у вас не возьму.

— Как же так?

— Оставьте их себе и детям. Купите хорошенькую шляпку или гардины на окна.

— Но я думала...

— Ни слова больше. — Селия затянула тесемки сумочки и вернула ее вдове. — Помните, что вы заслужили счастье, и если у вас все сложится хорошо, это будет лучшей наградой и мне, и вашему покойному супругу.

Селия провела ошеломленную миссис Дженсон через холл к парадной двери, распахнула ее, и холодный осенний воздух дохнул им в лицо. Миссис Дженсон остановилась на пороге. Ветер рвал разноцветную листву с деревьев на площади Вашингтона, дети водили веселый хоровод вокруг клумбы с розами, звонко смеясь и распевая песенки. На другом конце площади стояли двое. Определить их возраст издалека было сложно. Мужчина склонился к женщине и поцеловал ей руку.

Вдова обернулась к Селии, испытующе посмотрела ей в лицо и улыбнулась:

— Благослови вас Бог, мисс Томасон. — Сказав так, женщина горячо сжала руку Селии и, чуть помедлив в нерешительности, порывисто обняла ее за плечи своей худенькой рукой. — Благослови вас Бог. — Затем, смущенно потупив глаза, сбежала по ступенькам крыльца и, не оглядываясь, зашагала по улице, закутавшись в черную шаль и распрямив плечи.

Селия смотрела ей вслед, гадая про себя, доведется ли еще встретиться с миссис Дженсон или же вдова переедет на ферму в Бруклине и начнет новую жизнь.

Некоторое время она стояла в задумчивости, невольно привлекая к себе внимание необычной, яркой внешностью, которая, к слову сказать, всерьез беспокоила тетю Пруденс. Тетушка надеялась, что племянница со временем станет очаровательной юной леди, разумеется, маленькой, пухленькой, с непременными округлостями там, где нужно, и золотистыми кудряшками. Словом, копией самой Пруденс в молодости.

Но Селия, которая жила у тети с восьмилетнего возраста, превратилась в высокую стройную девушку с густыми каштановыми волосами и огромными карими глазами, чей взгляд казался слишком проницательным для двадцатишестилетней незамужней леди. Тетя расценила эту перемену во внешности Селии как самое настоящее предательство. Впрочем, все еще можно поправить. Чтобы хоть как-то сгладить наиболее заметные изъяны в чертах любимой племянницы, тетя Пру пыталась заставить Селию спать в папильотках, чуть-чуть сутулиться, чтобы казаться пониже, и пришивать под платье подушечки и турнюры из конского волоса, а еще лучше — накладные «бедра» из каучука.

— Такая тонкая талия, — вздыхала тетя Пру. — Надо бы ее подчеркнуть, иначе кто заметит? Считай, что подкладки под платье — вроде указателей для джентльменов, чтобы те знали, на что обратить внимание.

— Ах, тетя Пру, если они сами не знают, куда смотреть, чем же я им помогу? А так я стану похожа на карту местности.

По мнению тетушки Пруденс, худая долговязая девица обречена остаться в старых девах. Но не знала тетя, что Селия и не собиралась замуж. За последние несколько месяцев она окончательно убедилась в том, что всегда подозревала, счастливые браки редки. И если такая, как есть, она никому не нужна, — что ж, тем лучше.

Однако, несмотря на все свои недостатки, Селия все же получила несколько предложений руки и сердца. Это были в большинстве своем вдовцы с кучей капризных, избалованных отпрысков. Селия прекрасно понимала, что жена обходится гораздо дешевле, чем экономка или гувернантка. Кроме того, связав себя узами брака, супруга никуда не денется в отличие от той, кому платят деньги за ту же работу. Нет, замужество совершенно не привлекало девушку. Для других это предел мечтаний, но только не для нее.

Селия вернулась в дом и притворила дверь, потирая озябшие плечи. День прошел не зря, подумалось ей. Бедная вдова обрела надежду на счастье. И Селии было приятно, что и она к этому причастна.

Пройдя в гостиную, она отдернула гардины, и в окна проник мягкий свет. Полумрак рассеялся, и комната стала уютной и приветливой.

В камине что-то зашуршало, но Селия как раз возилась с гардинами и не стала оглядываться. Из каминной трубы высунулась сначала одна нога в огромном сапоге, потом другая, и сверху посыпались пыль и сажа.

— Мисс Томасон! — Мужской голос звучал глухо, словно издалека. — Помогите мне вылезти!

Селия подвязала гардины и подошла к камину.

— Сейчас, Патрик.