— Бабушка, — спросила Алиана, — тебе не хочется в столицу?
— Да что ты! — Старушка, выдергивая и укладывая в корзинку еще один лист, легко рассмеялась. — Мне да в Окаяму? Алиана, мой мир здесь. Я счастлива с невесткой и внуками, я…
— Да. Я так и знала.
Бабушка помолчала, проводя ладонью по шелковистой траве, нащупывая скрытый в ней лист. А потом, вместо того чтобы сорвать папоротник, накрыла руку Алианы своей.
— Дорогая моя, — сказала бабушка Мари, — послушай меня хорошенько. Ты ведь это умеешь, это один из твоих талантов — слышать правду, видеть многое… во многое верить. Я написала тебе письмо, когда-нибудь ты его прочтешь. Я переписывала его раз за разом, все подбирала нужные слова. Но однажды ты его прочитаешь и, надеюсь, согласишься с ним. Я надеюсь, ты поймешь, как много можешь сделать в будущем.
Алиана, не в силах разгадать эту загадку, повернулась к бабушке лицом:
— О чем ты говоришь, бабушка Мари?
Старая женщина пожала ей руку:
— Ты… предназначена для большего. Загляни в себя.
В пожатии бабушкиной руки Алиане почудилось отчаяние. Старушка словно цеплялась за нее. Алиана нащупала в кармане платок. Тут слишком жарко. Ей бы выпить ледяного ячменного чая, и все наладится…
Бабушка Мари осеклась, голос странно изменился, сорвался:
— Ты предназначена…
Девочка несмело рассмеялась, промокая платком морщинистый лоб старушки: та вспотела на предвечерней жаре.
— Бабушка…
Голос ее заглох, руки задрожали.
Бабушка Мари смотрела мимо нее, на что-то невероятно далекое.
— Алиана, — прошептала она. — Моя семья… позаботься… о моих родных.
— Бабушка… — торопливо, отрывисто забормотала Алиана. — Давай я отведу тебя в гостиницу. Принесу ломтик свежей дыни, присыплю солью, и ты станешь как огурчик. Я…
— Алиана…
А потом…
Алиана хотела ее поддержать, но старая женщина выскользнула из рук.
Из нее словно выпустили воздух, и у Алианы гулко ударило сердце.
Не может быть!
Где-то за спиной визжала Рейна:
— Бабушка умерла! Умерла! Умерла!
И другой голос выкрикивал: «Нет, нет, нет!..» Только прокусив язык так, что рот наполнился металлическим вкусом крови, Алиана узнала в этом чужом задыхающемся голосе свой. «Нет, она не может умереть!»
Но бабушка Мари — что бы ни выкрикивала Алиана, пока они с Рейной почти волоком тащили ее в гостиницу — не просыпалась, не открывала глаз, и живчик у нее на запястье еле бился.
Как будто… как будто бабушка уже ушла.
У Алианы горели плечи, но она не давала себе отдыха, даже когда Рейна сдалась и села на обочине. Алиана взвалила старую женщину себе на спину и поспешила унести ее на чердак, в ее любимую комнатку.
Бережно уложив бабушку Мари на кровать, Алиана подняла глаза на мачеху. Нести бабушку Рейна не сумела, зато позвала брата и мать.
Мачеха и Рейцо не поднимали глаз. Даже Алиана сквозь разливающуюся по жилам боль понимала, что бабушкино тело сморщилось, как будто уменьшилось. Бабушка была теперь бесцветной, как лунный свет, и в сердце у Алианы стало пусто, как на окрестных равнинах.
Рейцо встал рядом с бабушкой на колени, пощупал пульс. И тут же поднялся, вытер руку о штаны, словно стирая прикосновение к старушечьей коже. Он повернулся к стоявшим за спиной мачехе и Рейне.
— Всё, — сказала мачеха. — Умерла бабка.
Холод ее слов ударил Алиану, как пощечина. Она осела на пол, царапая коленки холодной циновкой-татами. Она заливалась слезами, еще не веря… пока не коснулась холодной как лед бабушкиной руки.
Не стало единственного человека, который по-настоящему о ней заботился.
Глава 5
Последняя воля
Алиана осталась стоять на коленях у бабушкиной постели, сердце у нее переполнилось печалью, такой глубокой, неизмеримой, будто она падала в пропасть, не видя света перед собой. «Вернись. Вернись. Вернись!»
Но бабушка ее не слышала. Больше не слышала.
Мачеха заставила ее вздрогнуть, хлопнув в ладоши.
— Ну так вот. Свое я забираю. Рейцо, Рейна, ищите хрустальное ожерелье. Тот камень стоит не меньше десяти золотых. А если переплавить цепочку, серебра наберется еще на целую монету. Само ожерелье, вот беда, совсем вышло из моды. И ты, Алиана. Если найдешь, я вычту из твоего долга. Разве я не добрая?
Она принялась шарить у бабушки по карманам.
«Ожерелье — в огонь?» Жаркий, раскаленный гнев пронзил Алиану, словно мачеха разворошила угли в камине. Голос у нее задрожал, но сразу окреп, распаленный яростью:
— Она едва отошла! Как вы смеете ее обыскивать?
Женщина только фыркнула. Совесть ее не мучила — хрустальное ожерелье куда важнее.
— В карманах нет. Рейна, поищи в тряпках. Ты, Рейцо, посмотри в ящиках.
— Нет! — вырвалось у Алианы, но мачеха ее не слышала.
— Вы только посмотрите! — Рейна подхватила корзину с обрезками тканей и стала перебирать, разбрасывая лоскутки по всей комнате. — Сколько разных цветов!
Рейцо доставал жестяные коробки и одну за другой сдергивал крышки. Драгоценные рисовые хлебцы заскакали по полу, рассыпались по подушкам.
— Пустяки, все это гроша не стоит.
— Это ее любимые! — Алиана оттолкнула брата.
— Знаешь что? Бабка-то умерла. Они ей больше не нужны, — ответил он и тоже толкнул де-вочку.
Алиана тяжело упала на пол, на глазах выступили слезы.
В дверях показалось озабоченное лицо Исао. Он принес корзину хлеба — мачеха заказывала его раз в неделю. Мальчик открыл было рот, но Алиана поспешно мотнула головой, прижала палец к губам, безмолвно умоляя: «Сходи за помощью!»
Самой ей не по силам помешать мачехе разорять бабушкину комнату. Но если она чему и научилась из бабушкиных сказок, так вот чему: герои никогда не бывают одинокими, даже если им так кажется. Правда, она не сказочный герой, но ради любимого человека должна постараться.
Она выхватила из-под ноги у Рейцо драгоценную вышивальную шкатулку.
— Там полно иголок! — крикнула она.
Раз Рейцо не понимает ее ценности, пусть хоть остережется топтать, чтобы себе не навредить.
Рейцо блестящими от удовольствия глазами смотрел, как мечется сводная сестра. Он выдернул маленький ящик, и обрезки лент запорхали по всей комнате.
— Думаю, надо это все разобрать, проверить, нет ли иголок — или ожерелья. Верно, Алиана?
Он занес палец над бортиком ящика.
— Стой! Стой! Стой! — выкрикивала Алиана, но Рейцо только ухмыльнулся до ушей и оторвал бортик.
Трреск! У Алианы сердце разорвалось от этого звука.
— Всем привет! — внезапно и громко прозвучало у двери, и Рейцо выронил ящик.
Алиана метнулась к нему, со слезами на глазах прижала обломки к груди.
На верхней площадке лестницы стояла высокая плечистая старательница и острым взглядом оглядывала происходящее.
— Я тут… за починкой зашла. — Ее взгляд добрался до тела бабушки. — Ох! Бабушка Мари, что с вами?
— Она умерла! — всхлипнула Алиана.
Женщина изумленно вскрикнула и с шумом ворвалась на чердак. Ранцем она оттолкнула рывшуюся в прикроватной тумбочке мачеху.
— Горе-то какое, да, хозяйка?
— Ну… ну… — растерялась мачеха, запихивая на место тонкие книжицы. — Я пока никого не ждала. Я… я тут прибиралась. Да. Такое горе, такое горе…
Она поспешно сгребла и прижала к себе родных детей.
Поднятый постоялицей шум привлек и других гостей. Люди собирались, чтобы выразить огорчение кончиной старой женщины. А снизу на Алиану встревоженно смотрел Исао.
— Спасибо тебе, — одними губами выговорила она.
По лестнице, отдуваясь, вскарабкался мастер Лео.
— Померла бабушка? — Он придвинулся поближе к мачехе. — Ужасно сочувствую, Фусако. Ужасно жаль. Тяжело тебе, должно быть, но я с тобой.
Мачеха забегала глазами, осматривая собравшихся отдать последнюю дань умершей. Старательно разрыдавшись, она вытащила яркий лиловый платок, весь в оборочках.
— Ох, — возопила она, — не верю, что моей милой свекрови больше нет!
Все гости, особенно мастер Лео, похлопывали ее по плечу, осыпая приторными соболезнованиями, хотя мачеха забывала о свекрови, едва та заканчивала с починкой одежды.
— Я помогу тебе всем распорядиться, — сказал мастер Лео. — Могу добраться до королевского советника, заполнить бумаги на выдачу ее завещания.
Глазки мачехи бусинками сверкнули из-за развернутого платка.
— Да и верно ведь! Завещание. Нечего тянуть, давайте этим и займемся.
— Надо ее кремировать и похоронить. К тому времени секретарь королевского советника успеет выслать завещание, а я помогу его прочесть. Постараюсь ускорить дело, чтобы вы могли скорей вернуться к нормальной жизни.
— Но я в таком отчаянии! Госпожа Сакамаки! Умерла!
Мачеха вновь разразилась рыданиями — видно, от огорчения, что завещание нельзя получить сразу. Пальцы ее так и тянулись к бабушкиной вышивальной шкатулке — заново все перещупать.
— Бедная мамочка! — воскликнула Рейна и, неправильно истолковав ее движение, сунула матери в руку два своих замурзанных платка.
Алиана ни на минуту не поверила в устроенное мачехой представление. Она видела, как шныряет по комнате ее взгляд — высматривает ожерелье, оценивает остальное бабушкино имущество, — а потом мачеха спрятала залитое притворными слезами лицо на плече мастера Лео.