— Мне кажется, он берёг свою вишенку для тебя.

Мама смотрит на папу, и отвращенная гримаса медленно появляется на её лице.

— Сомневаюсь, — морщится она.

— Это мужской организм, Лиз. Мы оба это понимаем, — вступает отец.

— Да, но это вовсе не означает то, что я желаю знать об успехах своего сына.

Отец уже было открыл рот, как мама резко его перебивает:

— И о твоём прошлом тоже.

В ответ, она получает самодовольную ухмылку.

— Но о дочери ты знаешь.

— Это совершенно другое.

Папа жмёт плечами, и его лицо искажается. Кажется, он не хочет знать ничего о подобном, когда дело касается Мэди. Наверно, я его понимаю. Растить сына проще, чем дочь. Сомневаюсь, что сам мог охотно интересоваться сексуальной жизнью дочери, в то время как с сыном это вполне нормальное явление. Эту теорию подтверждает то, что я не стремлюсь знать что-то по части своей сестры, всякое упоминание секса от неё — становится тошнотворным. Особенно, когда я понимаю, что всё происходит с моим другом. Да, это жизненно и реально, но я мирюсь с трудом.

Мама моет кружку и покидает кухню.

— И? — спрашивает отец, тут же поворачиваясь ко мне.

Перевожу взгляд на него.

— Что?

— Ничего, — говорит он, скрестив руки под грудью и упав на спинку стула.

Пройдясь по мне взглядом, он поднимает брови, словно я что-то должен сказать. Смотрю на него ответным взглядом. И такая тупая игра длится в течение минуты.

— Дай угадаю: ты упиваешься своей свободой.

— К чему это?

— В твоём возрасте, я уже стал твоим отцом.

— И что ты хочешь этим сказать? Чтобы я обрюхатил первую попавшуюся девчонку?

— Нет, но в двадцать я уже познакомился с твоей мамой.

— Тебе просто повезло.

— Не спорю, — кивает он.

— Да, я кайфую, никому ничего не обязан и беру то, что хочу. С каких пор у нас нужно обзаводиться семьей в каком-то определённом возрасте?

— Никто не обязывает тебя плодить внуков.

— Ты стареешь.

Отец хмурится и проводит пятерней по волосам.

— Я вроде прокрашиваю седину.

— Я заеду тебе, если ты скажешь, что красил волосы.

Смеясь, он встряхивает головой. Но его взгляд меняется.

— Я серьёзно.

— Что именно?

— Возьмись за голову, — говорит он.

— За какую? — усмехаюсь я.

Закатив глаза, отец не сдерживает улыбку.

— Тебя не исправить.

— Странно, а я слышал, что ты неисправим, — смеюсь я.

— Нет, обычно я делаю, а потом думаю.

— Твои таланты передались по наследству мне. Не хочу быть неблагодарным, но не мог бы ты забрать их обратно?

— Нет, спасибо, — улыбается отец.

Вытягиваю ноги и создаю замок из пальцев на затылке, раскинув локти в сторону. Папа выпускает воздух из лёгких и поджимает губы, смотря в телевизор.

— И как ты понял это? — спрашиваю я.

— Что? — получаю секундный взгляд, и он вновь устремляет внимание в экран.

— Что любишь маму.

Брови моментально поднимаются вверх, и теперь его проницательные глаза сканируют меня. Снова.

— У тебя нет такого человека, иначе ты бы не задавал такой вопрос.

— С какой стати? Может, я просто сбит с толку.

— Потому что не надо знать, надо чувствовать.

— Говоришь, как будто мы в сраной мелодраме.

— Нет, так и есть. Ты уже миллион раз слышал эту историю.

— Я слышал её от мамы, но не от тебя.

Отец поднимает один уголок губ и встаёт со стула.

— Я расскажу тебе её от своего лица, когда ты признаешься в том, что у тебя кто-то появился.

— У меня никого нет, — возражаю я, скрывая внутреннее смятение, — мне просто интересно.

— Мы оба знаем, что это не так.

С этими словами, он скрывается за поворотом, а я недовольно бурчу себе под нос. Мой отец один из лучших засранцев знающих, когда нужно свалить и не попасть под обстрел.

Я никогда не думал, что один человек способен зажечь тот огонь, о котором ты никогда не подозревал. Конечно, у меня есть родители, как опорная точка и аргументы «за» на этот счёт, но я — реалист, и найти что-то стоящее в нашем мире не так легко, как кажется. Цепляясь за каждую вновь обретённую «любовь», мы подпитываем себя иллюзиями. Каждый раз, встречая нового человека на своём пути, мы думаем — вот он, это точно он. Но это не так. Да, я согласен с утверждением о том, что каждый уходящий и приходящий человек приносит в нашу жизнь что-то своё, но я тот, кто легко прощается.

Отпустить? Без проблем. Конечно, отпустить, а лучше сказать, выкинуть из своей жизни грязь — проще. Это как избавление от ненужного хлама, наполняющего наши жизни, даже если эта грязь впиталась в сердце. Тяжело, но оно того стоит. Становится легче. Или нет, это спорный вопрос. Но есть тот ряд людей, которые вносят в нашу судьбу возможности, рост и развитие, с такими всегда сложнее. Как бы тяжело не было, мы всё равно отпускаем, потому что должны идти вперёд, потому что нельзя гнаться за тем, кто хочет уйти. И я вовсе не тот, кто побежит вслед, я тот, кто даже не обернётся на прощанье. Мне удаётся ускользнуть от засранца Купидона, который пытается нацелиться в мой зад или голову. Пока я показываю ему средний палец — очередная стрела пролетает мимо.

У меня есть живые примеры любви — это мои родители. Моя семья. И я чертов счастливчик, как говорит про себя отец. У меня родители, которые любят друг друга и любят нас. Я слышал их историю больше полумиллиона раз, но не по своей инициативе. Отчасти, я благодарен, что у меня есть сестра, которая когда-то донимала маму с этими вопросами. Фактически, это была её сказка на ночь, менялись лишь имена. Не буду врать, я слушал с тем же упоением, что и она, но не показывал виду, притворяясь спящим. И я вижу не единственный пример. Их несколько, но мой пример — моя семья. Кто, если не они?

У меня своя жизнь. Своя судьба. Свой выбор. И сейчас я выбираю свободу. Смешно, но линия на ладони готовит свои планы на меня. И в этот раз на сторону Купидона встают все предыдущие пункты, из-за которых я чувствую себя слабым и не способным бороться. Это моя погибель. Она — моя погибель.

Глава 1

Сентябрь

Мэйсон

Очередной раз слушаю гундёж друга.

— Чёрт, Картер, ты нахрен прикалываешься? Тебя где носит? — бурчит Ди, на что я закатываю глаза и убираю мобильник в сторону. Парочка зануд. Друг не останавливается, он продолжает свою триаду, и я слышу всё, даже когда кладу мобильник на скамейку. — Твоя сестра в ярости.

— Дай мне надеть трусы, придурок, я не могу сверкать яйцами в коридорах. Она перебесится, дай ей шоколадку.

— Она уже съела, ей не помогло. Я передаю ей трубку.

Смеясь, скидываю вызов, когда в динамике начинаются шорохи.

— Ты всё? — спрашиваю я, когда девчонка поправляет блузку, словно только что не терлась ей о стену.

— Мы не можем выйти вместе? — хнычет она.

— Нет, сваливай уже.

Фыркнув, она вскидывает подбородок и шагает к двери. Провожаю её выгнутой бровью и радуюсь, когда чёрные, как смола волосы, больше не мелькают на горизонте. Натягиваю футболку и, словно по хреновому волшебству, перед глазами возникает какая-то блондинка.

Скинув сумку на пол, она снимает кофту и смотрит на меня. Карие глаза скользят по мне без всяких эмоций, и я чувствую себя пустышкой. Соблазнительные пухлые губки в форме сердечка сомкнуты в прямой линии, но как только она открывает рот, внутри меня поднимается цунами негодования.

— Ты долго будешь пялиться? Одевайся и вали.

— Ты перепутала двери, — усмехаюсь я, — это мужская раздевалка.

Наградив меня смертоносным взглядом, она закатывает глаза и следом скидывает футболку, оставаясь в одном лифчике. Это уже что-то новое.

— Сделаем вид, что я ничего не видела, как и ты. Ок'ей?

— Не уверен, — улыбаюсь я, оперевшись локтем на дверцу шкафа и закинув её за голову.

— Тогда я скажу тренеру, что ты оскверняешь душевые.

— И что мне будет?

— Как минимум, исключат из команды, — говорит она и надевает спортивную майку.

— Она носится без лифчика.

— Я обязательно прислушаюсь к твоему совету, а сейчас свали, иначе пакуй манатки и вычеркивай имя из списка команды.

— Без проблем, — вскинув руки, усмехаюсь я.

По тупому, но я продолжаю стоять на месте, превратившись в дуб, который не вырубить топором и не свалить танком.

— Алло? — восклицает крошка. — Очнись и вали.

— Могу прикрыть твой тыл, — предлагаю я, с какого-то счастья оправдывая собственный ступор.

— Если ты не заметил, то я не нуждаюсь.

— Я всё равно прикрою.

— Хорошо, — без всякого энтузиазма выдаёт она, — раздевайся.

Брови моментально поднимаются вверх, как и уголки губ. Это охренительно: две с разницей в пять минут.

— Я шучу, придурок. Чисто теоретически, я могу переспать с тобой прямо тут. На лавочке или в душе. Не знаю, где ты только что это сделал, плевать. Но не буду.

Все бурные фантазии моментально растворяются, как будто вода сбежала в канализационные трубы и оставила сухой след.

— Мистер-неприятность, вали, — очередной раз, просит девчонка. — Ты слишком надоедливый, Картер.

— Мистер-неприятность? Картер? — усмехаюсь я, — с чего ты взяла что я — это он?

— Как часто ты получаешь в голову?

— Что?