— Понятно. Довольно часто. У тебя на лбу неоновая вывеска и розовые дневники девочек-братц пестрят твоими фото топлес.

— Твой тоже?

— Сотри с лица эту самодовольную ухмылку и исчезни. Умоляю. Либо я захочу поговорить с тренером.

— Когда я стал неприятностью? — последнее спрашиваю я.

— Серьёзно? Ты не знаешь, что говорят у тебя за спиной?

Провожу языком по нижней губе, и прикусываю язык, чтобы не болтнуть лишнего. Но, кажется, желаемого я не получил. Ей действительно не интересно, и это бесит меня.

— Коротышка, ты думаешь, что я интересуюсь мнением других?

Я вновь не получаю ничего. На моё нелепое название — ей плевать. Где я промахиваюсь? Что делаю не так? Она всего лишь закатила глаза и склонилась над сумкой, достав спортивные шорты чёрного цвета.

— Долго будешь тут стоять?

— Хочу досмотреть до конца, — улыбаюсь я, ожидая того, когда она наконец-то сдастся и выпнет меня силой.

Смотря в мои глаза, она вынимает пуговицу из петли и снимает джинсы, не отводя взгляда. На лице девчонки нет и капли смущения, словно скидывать одежду перед незнакомцем — привычное для неё дело. Проглатываю слюну, чтобы смочить горло, в котором пересохло. В итоге, джинсы повисают на крючке шкафчика, а их владелица вопросительно выгибает бровь. Мои глаза скользят по идеальным ножкам, над которыми явно усердно работали. Чёрные трусики без всяких кружков, бантиков и прочей херни. Ничего лишнего. Стоя передо мной практически голой, на её щеках нет румянца, она не переминается с ноги на ногу, нет смущения. Она гордо вскинула подбородок с абсолютно непроницаемым лицом.

— Ты посмотрел, теперь можешь быть свободным, иначе номер тренера будет добавлен в быстрый набор.

Подхватываю сумку и, оставляю на ней последний взгляд.

— Думаешь, он сможет тебе помочь?

— Давай, скажи, что я тебя не возбуждаю и сострой морду тяпкой. А потом, выйди отсюда, думая, что ты соврал себе.

— Я этого не говорил. Я бы трахнул тебя прямо тут, но дела ждут. Можешь поиграться одна, думая обо мне.

С этими словами, покидаю стены раздевалки. Смешно, что она угрожает мне вылетом из команды, ведь я даже не в ней. Кого это волнует? Было смешно подчиняться её условиям. И я не врал. Я охренеть, как захотел её. Правда вылетает из моего рта сама собой.

Почему мой радар не засёк её раньше? Она же не могла три года прятаться от меня, и я не слепой. Ту, с кем можно развлечься — я вижу издалека. И она одна из таких. У меня только два варианта: она избегала меня или перевелась в этом году. Есть третий: у неё кто-то есть. Но почему-то он сразу мне не нравится. Если это так, то мне придётся нехотя отступить. Я уже был тем, с кем скоротали время, и повторять не хочу. От мысли того сюрприза — тошнота подступает к горлу. Она была первой и единственной, кому я поверил. На ней всё началось, ей же закончилось.

Подмигиваю девочкам и получаю аханье, улыбки и шептания, когда прохожу мимо.

— Не прошло и года, — иронично восклицает друг, когда я появляюсь у машины.

— Моя сестра заразила тебя занудством, — говорю я, запрыгнув в салон.

— Это не занудство, — морщится Мэди, — это уважение к чужому времени.

— Ну, так поехала бы одна.

Получаю холодный взгляд, из-за чего сразу сожалею о сказанном. Протягиваю руку и кладу ладонь на её плечо, а то время как сестрёнка упрямо сверлит дорогу впереди себя, никак не реагируя на меня.

— Я не хотел.

— Мне плевать.

— Прости, Мэ, — тихо выдыхаю я, называя её детским прозвищем, которое объединяло нас и наши имена в одно.

— Не называй меня так!

С этими словами, она скидывает мою руку, а я огорчённо падаю на спинку сидения. Дерьмо. Я определённо должен следить за языком, особенно когда дело касается Мэди.

День быстро сменяется вечером, как и путь к залу. Мы доезжаем буквально за тридцать минут, хотя обычно не меньше сорока, при этом, успеваем закинуть домой Мэди. Парочка часов в зале не способны вымотать меня до конца, это лишь лёгкий разогрев. Мне нужно больше, гораздо больше. Эта чертова батарейка в моей заднице, не способна на разряжение. Она только закаляется.

Я стучу по груше, рассекаю воздух, тягаю всё, что попадается в руки, встаю на спарринги. И только тогда, когда на ринг выходит Ди, я расслабляюсь, позволяя телу получить должную усталость.

— Зачем ты это делаешь? — спрашивает он, когда я уворачиваюсь от удара вправо.

— Что? Не получаю в пятак?

— Нет. Обижаешь её.

— Я не хотел, вырвалось случайно.

— Ты считаешь себя правым?

— Нет.

— Тогда извинись, потому что ты был не прав. Мы ждали тебя, пока ты развлекался.

— Я был на тренировке.

— Ты трахался в душе, кому ты рассказываешь.

Выдыхаю и опускаю руки. Конечно, он знает меня. По крайней мере, часть меня или моей натуры.

— Дерьмо.

— В следующий раз предупреждай, — говорит Ди, сняв перчатки и медленно разматывая бинты.

Молча киваю и принимаю его слова, которые не имеют схожести с упрёками. Слегка стукаю его в плечо, и один уголок губ друга поднимается. Он опустил это, и я получил своё успокоение. Он важный человек для меня. Но главное, что он очень важен для Мэди, я не имею права ломать их отношения.

Переодеваюсь и покидаю раздевалку вслед за Ди. И когда прохожу мимо приоткрытой двери, улавливаю знакомый голос, тут же останавливаясь у порога. Смех отца разносится по полупустому залу, в котором обычно бегают по кругу или проходят групповые тренировки. Желудок сворачивается, когда в голову врезается самая хреновая мысль за всё то время, которое я его знаю. То есть, за всю жизнь. Чуть приоткрываю преграду в виде двери и нахожу глазами отца и его друга. Внутри всё с облегчением обваливается.

— Привет, мелкий, — улыбается Люк, найдя меня глазами.

Отец разворачивается и окидывает меня взглядом.

— Пока принесу бумаги, — кивает его тренер, удаляясь из зала, и похлопав меня по плечу. — Как жизнь парни?

— В самом соку, — отвечает за нас Ди. В принципе, я не могу отрицать. Друг глаголет истину.

Люк улыбается и его спина скрывается за поворотом, а я обращаю взгляд к отцу. Поверить не могу, что подумал о всяком дерьме. Он всегда смеётся. Темная сторона меня просыпается довольно часто.

— Вы вдвоём? — спрашиваю зачем-то я. Это хреново: после одной не доверять всем.

— Втроём, — усмехается он, но тут же делает вдумчивый вид, почесав подбородок. — Забыл тебя представить: Бо.

Папа указывает в правую сторону от себя, бровь Ди, и моя вопросительно дёргается.

— Я тебе не говорил о своём воображаемом друге с детства? Странно.

— Шуточки, — закатываю глаза я.

— Не задавай тупых вопросов и не получишь таких ответов.

— Где мама?

— Дома, если полагать.

— Ладно, — выдыхаю я.

— Мне надо отлить, — вступает Ди. — Тебя ждать?

— Да.

Получаю кивок, и друг удаляется в противоположную сторону от той, куда ушёл Люк. Брови отца тут же сводятся на переносице, а его ладонь ложится на моё плечо.

— И что это было? — спрашивает он тоном, не терпящим язвительных ответов.

— Ты о чём?

— Не делай дебильный вид.

— Я ничего не делаю, — фыркаю я, и отец сжимает сильней моё плечо.

— Не смей даже думать об этом.

— О чём?

— Ты сам знаешь.

С этими словами, он отступает и подбирает бинты с пола, начав наматывать их на руку, не желая смотреть на меня. Ладно, я только что обидел второго члена своей семьи. С этим что-то нужно делать, в ином случае будет комбо, о чём я даже думать не хочу. Если не считать Ди, то отец и есть мой лучший друг. Он, как и Мэди, может видеть меня насквозь, но он не знает, что действительно было. И я, черт возьми, никогда ему об этом не скажу. Он убьёт за свою дочь, и уверен, за меня тоже, хотя последнее не требуется. Я сам готов разорвать их на части. На кривую дорожку я не ступил только благодаря сестре.

— Не знаю, почему я об этом подумал, — говорю я, и отец молча кивает, продолжая мотать бинты, не смотря на меня.

Перевожу дыхание. Извиняться хреново. Очень хреново. Для раскаяния нужно переступить через гордость, а во мне её выше крыши.

— Ты же любишь маму.

— Люблю, — соглашается отец.

— И ты никогда… никогда не изменял ей, так?

— Так.

— Не строй из себя обиженного, ты же понимаешь, почему я могу подумать не о Люке, а о ком-то другом.

Отец поднимает голову, и его каменное выражение говорит о многом. Спустя минуту, черты его лица приобретают прежнюю беспечность и мягкость.

— Что с тобой происходит?

— Со мной всё в порядке.

— Я не верю ни единому твоему слову, — заявляет он. — Ты знаешь, что можешь поговорить со мной обо всём. В чём проблема сейчас?

— У меня нет проблем.

— Ладно, бесполезно, — вздыхает отец.

Поджимаю губы и вздыхаю, остановив движение в дверном проёме.

— Мы можем позаниматься завтра? — спрашиваю я.

— Без проблем. Встретимся в шесть.

— Нет, не тут. Завтра в центральном парке. Вдвоём.

Отец быстро смахивает удивление с лица и кивает.

— Хорошо.

— Спасибо, — говорю я, собираясь уходить, но тут же останавливаюсь, и поворачиваюсь к нему. — Что за девчачьи шорты? Подарю тебе на Рождество мужские.